Константин Кузнецов - Душеприказчик

• Название: Душеприказчик
• Автор: Константин Кузнецов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Многие кто видел боль и страдания душеприказчиков перед смертью, утверждают, что и в последующей жизни их ожидают подобные, а возможно, и более ужасные муки.

---

Константин Кузнецов Душеприказчик

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Кошмар, подстерегающий за поворотом

Наверное, так заведено, что любая история начинается с дороги; как видно, и моя не станет исключением. Если уж быть до конца честным, я не очень-то любил покидать родной дом и лишь пару раз пересекал границы нашего небольшого королевства. Да и стоило ли оставлять за плечами знакомые места, если за пределами, одинокого путника, не ожидало ничего хорошего. Это только в глупых и никому не нужных сказках, храбрый дуралей способен противостоять толпе здоровенных воинов и ненасытных зубастых тварей. В жизни такого не бывает. И думаю не надо никому рассказывать, как бесславно заканчивают свой путь тщеславные смельчаки желающие покорить необъятные просторы одиноких земель, и сохранить свои имена в великих книгах королевских хроник. Увы, таких счастливцев было немного. Остальным же было уготовано лишь покрытые забвением надгробные плиты, — и это в лучшем случае. Гораздо чаще их кости гнили среди тенистых лощин и заброшенных деревень.

Нет уж, лучше я буду писать о подобных глупцах, чем окажусь на их месте.

… на листок пергамента упала огромная капля и размазала ровные чернильные строчки. Выругавшись, я на время отложил перо и посмотрел через зияющую в повозке дыру на затянутое иссиня-черными тучами небо. Впору послать все в преисподнюю! Только чтобы это изменило?!

Мне необходимо было добраться до Россвела, где располагался крупнейший университет нашего королевства, и ради этого, я готов был терпеть любые превратности судьбы, смело перенося свалившиеся на меня неприятности.

Правда, вскоре, с первыми каплями промозглого осеннего дождя, моя решимость быстро улетучилась.

Шмыгнув носом, я недовольно выглянул из повозки. Ледяные капли колотили без устали, словно пытаясь порвать и без того хлипкий навес. Ветер, завывая и клоня к земле тонкие осины, заставил меня еще раз поежиться и сильнее закутаться в плед.

— А ну, треклятые! Пошевеливайтесь! — услышал я натужный голос возницы.

Лошади не поддались удару звонкой плети, и нервно заржав, попятились назад. И вновь раздались крики рассерженного донельзя извозчика. Подхватив витающее вокруг напряжение, ветер угрюмо завыл и что есть мочи ударил повозку.

— А, треклятая погода! — снова прорычал снаружи возница. — Похоже не видать нам Россвела как своих ушей, господин штудент… И чего я только связался с вашим братом.

— Набавлю еще пару золотых за ненастье, уважаемый Филджи, — понимая, что попал довольно в скверную ситуацию, я все же попытался расположить к себе ворчуна.

— Деньги, деньги! Что такое деньги, когда тут такое…

Я, молча, согласился.

Холщовая крыша повозки запела от сильного порыва ветра, и я почувствовал, как от холода застучали зубы.

— Да давайте же! А ну, пошли! — возница со всего маха ударил лошадей и те, дернувшись и протащив повозку еще несколько метров, встали как вкопанные.

Стальное небо, нависнув над нами, казалось еще чуть-чуть и упадет прямо на мою больную голову. Дождь хлестал по лицу, смеясь над нашими бесполезными попытками вырваться из плена ненастной стихии. Не видя не зги, я впился взглядом в призрачную пелену леса.

В какой-то миг мне почудилось, будто что-то промелькнуло среди деревьев.

Я быстро запахнул занавес повозки. Порой, не доверяя своим глазам, я представлял себе такие страхи, по сравнению с которыми показавшаяся у дороги тень, была полной ерундой. Поэтому я легко отогнал от себя ненавистные мысли и вновь склонился над бумагой.

С волос упало несколько капель размыв неровные строчки.

Скомкав лист, я будто исполняя чей-то приговор и желая отомстить мокрой бумаге и плохим чернилам, с ненавистью швырнул его наружу.

Наверное, я так никогда и не допишу свою дорожную историю об умирающем старике, который, безуспешно пытался добраться до своей семьи.

Перо, небрежно царапнув бумагу, изобразило несколько неровных росчерков. Прищурившись, я сделал свет лампы сильнее. На чистом листе красовался профиль старого, измученного жизнью старика: густые брови, скрывающие сузившиеся глаза, широкие скулы, несколько глубоких шрамов на щеках.

Я удовлетворено зевнул, слегка улыбнувшись самому себе. Мне показалось, что нарисованное лицо было похоже на испещренную горами и реками карту, словно любое место, где побывал этот горе-путешественник, отбирало часть его облика, оставляя на том месте свой неповторимый след.

Сердце заколотилось в тревожном предвкушении, будто рисунок вот-вот заговорит со мной, рассказав не одну удивительную историю своих бесконечных скитаний.

Я продолжил рисовать. Перо, будто не касаясь бумаги, приоткрыло образ старого путника, показав моему взору худое одетое в лохмотья тело и длинные костлявые кисти. Затаив дыхание, я следил за пером, желая поскорее увидеть образ своего главного персонажа. Рука будто ведомая невидимым художником, с невероятной легкостью отражала на бумаге старца, в самых мельчайших подробностях.

Дождь продолжал хлестать по навесу, когда перо, последний раз побывав в чернильнице, поставило на лице путника «жирную точку». Портрет был закончен, а на меня накатила неимоверная усталость. Я зевнул и почувствовал, как сон сковал меня, и тело обессилено повалилось на мягкий плед.

Проснулся я внезапно, будто и не спал. Тело колотила холодная дрожь и я только сейчас понял, что за время сна продрог до костей. Случайно, мне бросился в глаза растекшийся чернильный рисунок, от которого осталось лишь высохшее, вытянутое пятно. Другая часть красовалась на моей руке и лице.

С досадой я скомкал испорченный портрет. Наверное, мне никогда не написать эту треклятую историю, не испытав настоящей тоски и одиночества…

— Эй, господин штудент, — раздался снаружи напуганный голос возницы.

Сладко потянувшись, я с неохотой выглянул из-под промокшей насквозь завесы.

На улице была уже ночь. Дождь прекратился, и в воздухе ощущалась приятная свежесть.

Я стал с интересом изучать окружающую местность, пытаясь понять, где мы оказались: по обеим сторонам дороги возвышались низкие кряжистые деревья, верно охраняющие дремучие чащобы леса, а чуть впереди виднелся слегка покосившийся дорожный указатель. Я взглянул на небо и, почувствовав легкое дуновение ветра, заметно вздрогнул — яркая россыпь звезд, словно холодные и бессердечные правители, равнодушно взирали на нас с недосягаемой высоты.

— Дальше не стоит ехать ночью, — наставительно пробурчал возница.

— Почему это? — искренне удивился я.

— Молчаливый погост, дурное место. Ночью как хошь, а ни за что не поеду, — отрывисто проговорил извозчик и тут же затих.

Я внимательно вгляделся в темноту, пытаясь различить среди дорожного сумрака покосившиеся кресты и склепы.

— Дурное место говорю вам, господин штудент. Я не в жизнь не поеду, — произнес возница слегка побледнев.

— А в объезд? — осторожно предложил я.

— Некуда здесь объезжать. Везде эти могилы. И болоты! Куда не плюнь. Богом клянусь, дурное место. Знал бы, что днем не успеем проскочить, ни в жизть не поехал бы!

Отчего-то мне стало не по себе. Слишком уж убедительно говорил извозчик, и с каждым сказанным им словом, где-то внутри, росло непреодолимое желание забраться обратно в повозку и с головой накрыться теплыми одеялами.

В ночи раздалось тревожное уханье филина, и я ощутил, как екнуло сердце, и по спине пробежал тревожный холодок.

Костер тихо потрескивал свежими еловыми ветками, а мне все никак не удавалось хорошенько согреться. Наверное, так и заведено, что одни могут годами скитаться по лесам и чащобам в поисках приключений, а другим — суждено читать об их подвигах и мирно попивать чай, сидя у теплого домашнего камина.

Видимо поэтому, столкнувшись с крохотными дорожными неприятностями, я навсегда уверовал, что никогда мне не стать храбрым и отважным странником, смело смотрящим в глаза любой встретившейся на пути опасности.

— Сейчас будет теплее, — бодро произнес возница, подбросив в костер еще пару веток.

— Странные места. Тихие, и какие-то без… — Я попытался подобрать подходящее слово, но Филджи сам договорил за меня.

— Мертвые… По-другому и не назовешь. Даже и не старайтесь, господин штудиоз.

Мне ничего не оставалось, как ответить согласием.

Погревшись у костра, Филджи сел на подстилку и разведя руками, тихо произнес:

— Еще мой дед не советовал хаживать в здешние места. Не сунь сюда носа — не принесешь в свой дом беды.

— А почему его назвали: «Молчаливый погост»? — сгорая от любопытства, поинтересовался я.

Возница задумчиво хмыкнул:

— А ты попробуй на нем хоть слово произнеси. Еще ни кому не удавалось. Язык сам не поворачивается, будто все слова позабыл. Даже днем едешь, а сердце замирает и на душе такой страх, что потом всегда помнить будешь.