А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

• Название: Николай II (Том II)
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0794-7

Сколько ещё времени – будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема Внешними и Внутренними врагами?

Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего делать?

А всё-таки никто как Бог!

Да будет Воля Его Святая!»

Запись в Дневнике

Николая II через год

после отречения

2(15) марта 1918 г.

---

Николай заметил эту перемену в облике министра Двора, добродушно улыбнулся в собственные, значительно менее пышные усы и ещё раз ласково положил свою ладонь на рукав придворного мундира Фредерикса.

– Милый барон, – сказал он старику, – попытайтесь дать понять членам Моей Семьи, которым это ещё не ясно, что хозяином земли Русской, а особенно это касается уделов, являюсь Я. И как Бог вразумит Меня, такое решение Я и приму.

Очень довольный собой и прожитым днём, катил Государь в Петербург по самому бархатному железнодорожному пути в мире, чтобы от Царскосельского вокзала быть доставленным в Эрмитажный театр. Он был один. Его отнюдь не тяготило, что обожаемая супруга, хотя и любила театр так же, как и он, по нездоровью последние годы почти не бывала с ним ни в опере, ни в балете, ни в драме. Последний раз она высидела только один акт почти год тому назад на гала-представлении оперы Глинки «Жизнь за царя» в Мариинке в дни юбилея 300-летия Дома Романовых…

Но Николай так любил театр, что до сих пор не пропускал ни музыкальных премьер, ни гастролей в Петербурге сколько-нибудь значительных европейских трупп. Хорошо начатый день должен был и закончиться радостно – пьесой поэта К.Р. «Царь Иудейский», о которой уже столько говорили в Семье, а теперь поставили в Эрмитажном театре.

Выйдя из вагона и сев в авто, Государь приказал Кегресу доставить его не к боковому подъезду на Дворцовой площади, которым обычно пользовался, бывая в Эрмитажном театре, а к парадной лестнице Нового Эрмитажа, по которой избранное придворное общество допускалось на спектакли и концерты в маленький старинный зал, построенный Кваренги для прапрабабки Екатерины.

Великосветская публика почтительнейше расступилась в вестибюле, увидев Государя. Мужчины склонились в поклонах, дамы присели в реверансах. По лестнице вниз со второго этажа бежал, путаясь в портупее придворной шпаги, Владимир Аркадьевич Теляковский, директор Императорских театров. Он слишком поздно узнал, что Государь прибудет к другому подъезду, и ему, словно мальчишке, нужно было из фойе промчаться по лоджиям Рафаэля, полудюжине залов Нового Эрмитажа, преодолеть зеркальные паркеты и скользкий мрамор вестибюлей.

Теляковский подоспел вовремя. Николай только что сбросил на руки придворному лакею свою полковничью шинель и остался в парадной форме измайловца: тёмно-зелёном мундире в талию, из-под правого эполета которого налево, под золотую перевязь, проходила широкая голубая лента ордена Андрея Первозванного, особенно подчёркивавшая шитый золотом красный воротник мундира, украшенный петлицами из гвардейского оранжевого басона. Тёмно-синие шаровары с красными выпушками, лакированные парадные сапоги и шашка на портупее из золотого галуна дополняли картину – он был строен и красив, словно только что сошёл с парадного портрета, где художник старался сильно ему польстить.

Теляковский остановился, недоскользив двух шагов до Государя, низко поклонившись ему. Николай не стал соблюдать традицию, которая установилась в Мариинском и Александрийском театрах, когда он, только войдя в вестибюль, выкуривал с директором театра или Теляковским по папиросе. Здесь он просто пожал руку директору Императорских театров и спокойно, словно на государственном выходе в Николаевской зале Зимнего, отправился к фойе Эрмитажного театра, расположенного в противоположном углу здания, на мостике над Зимней канавкой. Всё общество, бывшее в вестибюле, разбившись на пары, двинулось за ним.

По беломраморной лестнице, затянутой мягким ковром, чинно и без суеты поднимался поток придворных, приглашённых на спектакль. Поскольку это был не государственный приём или выход, а всего лишь премьера пьесы, написанной великим князем и поставленной дирекцией Императорских театров в рамках так называемых полковых «Измайловских досугов», то есть по сути дела всего лишь культурного кружка офицеров одного из гвардейских полков, – гости были одеты как для простого бала.

Дамы парадировали в «придворных» платьях, то есть с большим декольте и шлейфом. На левой стороне корсажа был прикреплён соответственно рангу дамы или отличительный знак фрейлин – шифр, то есть осыпанный бриллиантами вензель императрицы, или «портрет», также осыпанный по краю бриллиантами. Это было более высокое отличие, дававшее придворное звание «портретной» дамы.

Господа военные были в белых, ярко-красных и тёмно-зелёных мундирах, в касках с золотыми и серебряными орлами, в киверах с кутасами[82], султанами и кистями. Статские щеголяли в придворных мундирах с короткими панталонами и белыми шёлковыми чулками.

Тысячи электрических свечей лили яркий свет на процессию, медленно движущуюся к фойе Эрмитажного театра. Огни отражались в зеркалах и полированном мраморе, рассыпались мириадами голубых искр в бриллиантовых ожерельях, диадемах, колье и серьгах. Послы и посланники со своими жёнами, также приглашённые на придворный спектакль, не уставали поражаться великолепию и богатству русского двора.

В стороны от галерей и залов, по которым лежал путь к Эрмитажному театру, отходили таинственные полутёмные залы и переходы, составлявшие лабиринт, полный таких художественных сокровищ, каких никогда не собиралось ещё в одном месте.

Николай вошёл в двусветное фойе над Зимней канавкой.

Здесь уже толпились самые нетерпеливые зрители, прибывшие задолго до назначенного времени. Их интересовала не только драма – они стремились к светскому общению, которое было особенно элегантным в этих царских стенах. Кроме того, не обязательно было оставаться в фойе под ярким светом люстр. Многих привлекала возможность удалиться в анфиладу полуосвещённых таинственных зал, где со стен смотрели и в полутьме казались живыми герои Леонардо, Тициана, Джорджоне…

При появлении Государя двери в театральный зал отворились, и придворные стали занимать предписанные каждому места в круто поднимающемся амфитеатре. Внизу в середине на ровном полу остались пустыми ряда четыре кресел для Семьи Государя и статс-дам. Постепенно и они оказались почти заполненными гофмейстеринами старого и молодого дворов. В самом центре первого ряда были оставлены три особых кресла – для Императора, вдовствующей императрицы и молодой Государыни Александры Фёдоровны. Но кресло Аликс, ввиду её отсутствия, так и простояло всё представление пустым, вызвав в амфитеатре кое-где критический шёпот, выражающий недовольство царицей, манкирующей своими монаршиими обязанностями.

Николай Александрович остался на несколько минут в фойе, чтобы выкурить традиционную перед первым актом папиросу. К нему по-простецки, как это было принято на всех театральных представлениях, где бывал Государь, подошёл его дядя – долговязый, с маленькой головкой на узких плечах великий князь Николай Николаевич. Будучи ростом значительно выше большинства своих августейших родственников, он привык горбиться, разговаривая с ними.

Не дожидаясь угощения Государем, он достал из портсигара собственную папиросу и прикурил её от свечи, ловко поданной предупредительным камер-лакеем.

– Здравствуй, Николаша, – любезно ответил на приветствие дядюшки Николай Александрович и выразил восторг по поводу того, что они наконец смогут лично лицезреть постановку пьесы своего родственника, о которой уже так много говорилось в обществе.

Неожиданно появился Теляковский и подал сначала царю, а затем и великому князю по красочно напечатанной программке спектакля. Николай быстро пробежал её глазами и снова выразил приятное удивление тем, что три члена семьи Константиновичей исполняли роли в пьесе главы клана. Это был сам великий князь Константин Константинович – он играл Иосифа Аримафейского, его сын Константин, исполнявший роль префекта когорты, и другой сын – Игорь, которому досталась роль Руфа.

Бестактный и грубый Николаша, хотя и видел добродушно-театральное настроение своего царственного племянника, не преминул вторгнуться в него с банальной прозой жизни.

– Ники, а утвердил ли ты наш протокол совещания у Кости, где мы высказывались против материальной помощи Ольденбургским из средств наших уделов? – наклонил голову с высоты своего роста великий князь.

Государь, по своему обыкновению, не пожелал прямо ответить на резко поставленный вопрос. Свет очарования в его глазах погас, он отвёл их в сторону и безразлично сказал:

– Я положил свою резолюцию на ваш протокол… Можешь узнать у Фредерикса…

– Но всё-таки, Ники, – продолжал допытываться нахальный Николай Николаевич, – великие князья хотят знать твою позицию и надеются, что она совпадает с нашей…

Государь посмотрел совсем в сторону, в окно, где за покрытой льдом Невой тускло светились огни Петропавловской крепости. Он решил поставить наконец Николашу на место.