А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

• Название: Николай II (Том II)
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0794-7

Сколько ещё времени – будет наша несчастная Родина терзаема и раздираема Внешними и Внутренними врагами?

Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего делать?

А всё-таки никто как Бог!

Да будет Воля Его Святая!»

Запись в Дневнике

Николая II через год

после отречения

2(15) марта 1918 г.

---

В одном из вагонов для тяжелораненых, на гамаке нижнего яруса, раскачивался, не приходя в сознание, молоденький поручик с забинтованными головой и правой ногой. Он лежал, запрокинув голову и безжизненно свесив правую руку. Ни шинели, ни офицерской портупеи на нём не было, ворот гвардейского походного кавалерийского мундира был расстёгнут. На груди белел эмалью на золоте Георгиевский крест.

Доктор в накрахмаленном и ещё не совсем обмявшемся новеньком халате, производивший ночной обход тяжелораненых, остановился возле этого офицера, заботливо поднял и удобно положил его правую руку, укрепив её на кровати вдоль тела особым ремешком. Потом он знаком подозвал сестру милосердия, остановившуюся у гамака другого раненого.

– Ваше высочество! – обратился он к ней. – Побудьте рядом с этим мальчиком… Сейчас вам принесут кипячёную воду и губку, которой надо будет смачивать поручику пересохшие губы и чуть-чуть выжимать в рот… А то у него начался сильный жар, от которого он может сгореть… Я сейчас подниму его голову, а вы подложите ему пару подушек, – продолжал доктор, – чтобы раненый не поперхнулся даже каплей воды – это может быть для него смертельно…

В полутьме ночного вагона тускло горели несколько керосиновых ламп, отбрасывая колеблющиеся тени на стены вагона и давая несколько слабых полос света.

Когда дюжий и опытный врач осторожно поднят перевязанную голову офицера и она попала в одно из светлых пятен, сестра милосердия вдруг громко вскрикнула, но это не помешало ей удобно разместить подушки. Доктор изумлённо оборотился на великую княгиню, открыл было рот, чтобы спросить о причине её столь сильного волнения, но Ольга Александровна опередила его.

– Это… это… – не могла она сразу прийти в себя, – ведь это Петя Лисовецкий!.. Бедный Петя!..

Врач с немым вопросом замер у постели юноши, видя, как великая княгиня нежно погладила мальчика по щеке, а потом пояснила:

– Это очень милый уланский корнет, граф Петя Лисовецкий… Он до войны был ужасно влюблён в одну из моих племянниц, и они все мне много о нём рассказывали… Доктор! Что с ним?! Что говорил о нём санитар из лазарета, который помогал грузить раненых в этот вагон?.. Он будет жить?..

Доктор достал из нагрудного кармана халата маленький блокнот, подошёл к ближайшей керосиновой лампе и полистал страницы. Найдя нужную, он, держась одной рукой за вертикальную стойку, но всё равно качаясь в такт вагону, принялся читать:

– Поручик лейб-гвардии уланского Её Величества полка, Георгиевский кавалер граф Лисовецкий. Начальник команды охотников Второй гвардейской кавалерийской дивизии, получил ранение ноги и контузию во время поиска со своей командой за линией фронта. Вынесен из боя своими кавалеристами. Раны от осколков и ссадины, полученные при падении с лошади во время разрыва германского снаряда, первично обработаны в полевом лазарете. Прогноз полкового хирурга – неопределённый: если в рану попала земля и начнётся гангрена, то…

– Спасибо, доктор! – твёрдо произнесла сестра милосердия. – Я уже знаю, к чему приводит гангрена… Господи! Спаси и сохрани жизнь этого мальчика! – перекрестилась она на висевшую в торце вагона икону Николая Угодника с горящей лампадой. Затем Ольга Александровна придвинула лёгкий парусиновый стул к изголовью постели Петра и присела, дожидаясь обещанную врачом губку и графин с водой. Она позволила себе снова жалостливо погладить Петю, на этот раз – его безжизненную правую руку, прикреплённую ремешком к краю гамака.

– Пресвятая Богородица! Мати Казанская, Владимирская, Фёдоровская! Спаси и помилуй раба Божьего Петра… – запричитала шёпотом, словно простая русская баба, сестра царя, творя крестное знамение и вознося горячую молитву о здравии. Великая княгиня была готова разреветься, словно маленькая девочка. Она ещё не привыкла к крови, увечьям и страданиям, составлявшим тяжелейшую часть её новой профессии, которой она отдалась с особой страстью, будучи сама несчастна в личной жизни…

«Где-то теперь мой Николя?! – подумала она вдруг о своём любимом человеке, ротмистре Куликовском, адъютанте её супруга – герцога Ольденбургского, немедленно отпросившемся в действующую армию со своей безопасной придворной должности, как только началась война. – Жив ли он? Здоров? Что-то давно – целую неделю – не было от него писем…»

Отвлёк её от грустных мыслей о Куликовском приход санитара, который принёс графин с водой, блюдечко и маленькую овальную губку. Но как только влажной губкой она прикоснулась к страдальчески изогнутому рту Пети, острая жалость к нему, к любимой племяннице Татьяне снова заставила болеть её сердце. Ольга особенно любила Татьяну и выделяла её среди ОТМА не только потому, что вторая дочь царя решительностью своего характера, независимостью суждений, любовью к верховой езде и отсутствием интереса к светским сплетням очень напоминала её самоё. Высокородных тётку и племянницу, особенно после явления в Костроме «корнета Пети», очень сблизили симпатии к двум рыцарям – ротмистру Куликовскому и корнету Лисовецкому, которых династические законы браков в Доме Романовых обрекали на неимоверные трудности в достижении желанной цели – женитьбе на избраннице сердца.

Чутким сердцем несчастного в любви человека Ольга ощущала разгорающуюся любовь племянницы к Петру, и ей очень хотелось помочь Татьяне найти счастье хотя бы в морганатическом браке с её избранником. Сестра царя надеялась на доброе сердце своего брата – ведь прощал же он морганатические браки своих дядьёв и братьев, и в первую очередь любимого им Николая Николаевича, который развёл свою дорогую Стану с её первым мужем – герцогом Лейхтенбергским, женился на ней и был прощён Ники и Александрой… Это оставляло надежду и самой Ольге Александровне[140], жаждавшей развода с жестоким грубияном, игроком и распутником с ненормальными мужскими склонностями герцогом Ольденбургским, за которого она выходила только под угрозой Mama, что её отправят замуж за какого-нибудь отвратительного иностранного принца, который увезёт её далеко от России и навечно поселит в захудалом и холодном замке Кощея Бессмертного… Влюбившись в адъютанта своего мужа, ротмистра Николая Куликовского, и почувствовав его искреннюю и целомудренную любовь к ней, Ольга стала мечтать о том, как Ники издаст высочайший указ о расторжении её брака с Петром Александровичем и позволит ей обвенчаться с любимым… Она была готова отказаться от чего угодно – титула, жизни в царских чертогах, цивильного листа, прав её потомков на российский престол, – только бы быть всегда рядом с Николя, не скрывать свою любовь к нему, как это вынуждена делать она теперь…

Она очень сочувствовала Татьяне, потому что из девичьих разговоров дочерей царя знала, что никто из ОТМА не хочет уезжать из России. По этой причине даже сватовство симпатичного и весёлого румынского принца Кароля и близкое соседство Румынии и России не могли поколебать её племянницу Ольгу… А ведь Татьяна могла рассчитывать выйти замуж только после старшей сестры… Значит – сколько лет придётся ещё Татьяне ждать!.. Теперь эта жуткая война смешала все планы и надежды…

Вот ведь как повернулась судьба!.. Милый корнет Петя, вероятно, за своё геройство стал уже поручиком и Георгиевским кавалером, но лежит теперь без сознания, и самые лучшие врачи, которых она смогла получить для своего санитарного поезда, не могут наверное сказать, останется ли он жив… А сколько мгновений жизни отпущено Богом Николя Куликовскому и ей?.. Нет, нельзя пассивно ждать, пока всё образуется само собой, особенно теперь, в дни жестокой войны… Она напишет брату открытое и честное письмо с просьбой о разводе и будет писать ему столько раз, сколько потребуется, чтобы его проняло, чтобы не чинил он препятствий счастью сестры, которая, может быть, только одна во всём семействе по-настоящему любит и понимает Его, Аликс, Алексея и Девочек… А ещё – пока идёт эта ужасная война, она посвятит себя несчастным раненым – офицерам и солдатам, будет облегчать их боли и страдания, не покладая рук трудиться в самых тяжёлых лазаретах, и не в комфорте Петрограда, а вблизи фронта, там, где она может, хотя бы случайно, встретить своего любимого Николя, а может быть, и выходить его, спасти ему жизнь, если немецкая пуля сразит его…

Вагон качало на быстром ходу поезда, словно корабль в бурю, вода никак не желала оставаться в блюдце – расплёскивалась на пол и на серое платье сестры милосердия, оставляя на нём тёмные пятна. Великой княгине приходилось то и дело подливать её из графина и тут же смачивать сухие губы Петра. Её настойчивые усилия передать Петру хоть частичку жизненной энергии, добрые руки, осторожно утолившие его жар, принесли первый успех: поручик пришёл в себя и открыл глаза. Но он ещё никого не узнавал и не понимал, где он находится…