Customer - Власть над водами пресными и солеными. Книга 2

• Название: Власть над водами пресными и солеными. Книга 2
• Автор: Customer
• Жанр: Фэнтези

---

Словом, я умываю руки. Пусть Викинг увидит то, что должна. И прозреет. Как я прозрела — поздновато, конечно…

— Ну наконец-то ты перестанешь гадить своей аватаре! — встревает Мореход, сбросив личину броллахана, волшебного духа, тем и знаменитого, что нет у него постоянной личины. — Бедняжка Викинг, как же она старается поверить в идеальное одиночество! Как же она старается обрести в нем покой и волю! И как же ты планомерно ей мешаешь! Потому что сама в одиночество не веришь и жить в нем так и не научилась. За столько-то лет…

— А за сколько лет? — ухмыляюсь я, избавляясь от неприглядного имиджа тысячерукой Кали, ударницы мортидного* производства (Мортидо — все психологические побуждения, связанные с разрушением и смертью. Прим. авт. ] — Ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не была одна. С самого детства меня окружают близкие. Аж в три ряда окружают. Оттого я и не умею быть одна. Оттого и не смогла представить себе существо, которое умеет. И которое хочет — искренне, без рисовки — пребывать в одиночестве. В общем, никуда мне от семьи не деться, да и Викингу тоже. Будет у нее и родня, и ее собственный дракон. Нам, Мэри Сью и их создательницам, без личного дракона никуда. А знаешь, какой из этого всего вывод?

— Какой? — усмехается Мореход. Зараза. Ведь не нуждается в моих ответах — а все равно спрашивает.

— Я отправлю свою Мэри Сью в райское место, в настоящий Эдем, не то что это пыльное убожище — в эпицентр личной гармонии. Туда, где ей будет сказочно хорошо. Пусть поучится быть счастливой. Благо, ей это легче, чем мне. У нее для счастья все есть, только она об этом не знает…

— Ну а тебе? Тебе-то чего для счастья не хватает? — мой проводник по морю Ид подкидывает очередной вопрос на засыпку.

— Уж ты-то знаешь, чего. Любви к спорту.

— Что? — в кои веки мне удается выжать из Морехода изумленный возглас и недоумевающий взгляд. Или недоумевающий возглас и изумленный взгляд. Бинго!

— Ну, или любви к театру. Вот как-то не сложились у меня отношения ни со спортом, ни с театром. А секс (если выползти из-под груды штампов) — он либо одно, либо другое. Значит, мы с Драконом с утреца пораньше должны: а) продемонстрировать друг другу чудеса физподготовки; б) наладить эмоциональный контакт с залом… со зрителем… с партнером, вот! — я удрученно вздыхаю.

Мореход пожимает плечами.

— И что? Тебя ЭТО пугает? Да ты всю жизнь только тем и занимаешься. Перед кем попало и с кем попало. Спину держишь, живот втягиваешь, глядишь проникновенным взором… Тебе не привыкать.

— Вот-вот! Отсюда и страхи мои. Для меня секс — еще одна трудовая повинность. Еще одна роль, в которой придется спину держать и взором проникать. В прошлом тысячелетии, когда я была молодой и глупой перфекционисткой, мне казалось: в любви и в сексе все само сложится, без усилий с моей стороны. Я и сейчас глупая перфекционистка, только уже не такая молодая. И понимаю: само ничего не сложится. Я буду думать о том, что он видит, а что — чувствует. И он будет думать о том, что я чувствую, а что — изображаю. А в результате…

— А в результате за неделю приноровитесь друг к другу. Одна неделя — невелика плата за избавление от страха перед жизнью. Перед настоящим. Перед собой. — Лицо Морехода, скучающее и снисходительное, обращено к острову Сан-Джорджо, который торчит на краю серой воды, словно больной палец.

Мы снова в Венеции. На исчезнувшей с современных карт набережной дельи Инкурабили, набережной Неисцелимых, в двух шагах от палаццо Гварди, где, обняв меня во сне, похрапывает мой личный гарант полного женского счастья. Снег идет. Наверняка все это Мореход устроил. Из одного тоскливого места — окаменевшего, вмурованного в подгорный камень Эдема — мы сразу же попали в другое тоскливое место — в венецианский квартал не то чумных сифилитиков, не то сифилитичных зачумленных…

Опять намеки, опять аллюзии! Нет уж, не буду вникать, не желаю. Хватит с меня серо-бурой готической романтики.

— Так вот зачем ты нас сюда припер! — осеняет меня. — Берлин — город инфантильных страстей! В нем ничего по-взрослому не происходит — и любовь в том числе. Там бы я снова погрузилась в перфекционизм. Утонула бы в нем. Если любовь неидеальна — значит, это не любовь! А тут все иначе. Тут я могу быть взрослой. И даже старой.

— Ну, не старее Викинга! — замечает Мореход. — У нее молодость украли. Ограбили тетку, можно сказать. Магическим образом ампутировали все девичье и женское. Так что нечего ходить ее путями. У тебя своих, нехоженых, невпроворот.

Он прав. Викинг следует своей судьбе, я — своей. В данный момент судьба (хотелось бы так думать) сонно тычется носом мне в плечо. А я лежу, боясь пошевелиться и рассматриваю люстру, усеянную цветами из муранского стекла. Лютики-мутанты, каждый с мою ладонь диаметром. И все бесстыдно пялятся на меня стеклянными зрачками. Как я под этой многоглазой люстрой стану разврату предаваться — не представляю…

Меня внезапно пробивает на хихиканье. Голова Дракона, пару раз подпрыгнув на моем трясущемся плече, падает на подушку. Он открывает глаза и смотрит на меня с внимательным идиотизмом не до конца проснувшегося человека. Потом с усилием моргает и хрипло произносит:

— Я сейчас, — и убредает в ванную.

Если я еще хотя бы пять минут буду лежать и ждать часа Ч, меня попросту смоет волной паники. И я, наскоро одевшись, выбегу в зал, где на столе вдоль боковой стены уже сервирован неказистый гостинично-самолетный завтрак. А может, еще и не сервирован. Я сяду за столик у окна и буду пристыженно пялиться на церковный фасад, на лодочный сарай, из которого без всякой элегантности, селедкой торчит корма прохудившейся гондолы — пейзаж под стать кормежке. Но я сделаю вид, что меня страшно интересует и то, и другое…

— У тебя усталый вид, — слышу я голос возле моей щеки. Близко, так близко, что некуда бежать и прятаться некуда. Потому что этот город УЖЕ привел меня в постель к этому мужчине, он УЖЕ соединил нас, он УЖЕ поставил нас перед фактом — вы вместе. Вы — вдвоем.

Я вслепую тянусь навстречу тому, кого — кто знает? — может вообще не быть, нигде, кроме моего собственного воображения, но я не думаю, чтобы оно, воображение, смогло бы так — нарисовать другое, совершенно другое тело, проницательно и подробно, подробней самого великого из скульпторов, потому что никакой скульптор не изваяет запаха человеческого тела и ощущения человеческой кожи, то горячей, то прохладной, то обветренной, то мягкой, скользящей по моей коже, вдоль моих бедер, моих ног, бесконечно длинных, перекинутых над всеми каналами, крышами, балконами и площадями Венеции, точно небесный мост…

На завтрак мы так и не пошли. Вместо этого отправились в кафе и там еще долго обсуждали, хорошая ли в палаццо Гварди звукоизоляция.

* * *

Вода в источнике пахла кровью. Так пахла, что мне почудилось: я не по реке плыву, а лежу на поле битвы и только на одно надеюсь — что похоронные дроги не сгребут меня вместе с павшими и не свалят в общую могилу. Но я не удивилась: чем еще может пахнуть порождение смерти? Только убийством.

Река времени только с виду казалась хилым родничком. Сопротивляться ей было бесполезно. Поток швырял меня и переворачивал, словно дохлую рыбину. Я лишь старалась не нахлебаться… времени. И все-таки чувствовала, что продержусь недолго.

Очнулась я… в постели. В постели с мужчиной. С тем самым, единственным, с которым хотела и не смогла остаться. В гнезде его рук, в нашей комнате, озаренной восходящим солнцем. Золотые от лучей занавески колыхал ветер — и вообще все было как всегда. Как всегда в лучших моих снах.

Я села на постели, осторожно сняв с себя тяжелую руку моего любовника, моего дракона. Первая мысль: пора вставать, поздно уже. Не помню, что я собиралась делать сегодня, но уже пора.

Сонно шаркая ногами, подошла к зеркалу. Посмотрела на чистое свежее личико, на встрепанные гнездом русые волосы, потерла заспанные глаза. Какая хорошая штука жизнь! Может, когда я постарею, я буду думать иначе, — но сейчас-то я имею право надеяться, что никогда не постарею?

За моей спиной слышится истинно драконий храп. Он, когда на спину перекатывается, храпит ужасно — и все остальные звуки пропадают. Заодно и сон мой пропадает бесследно. Приходится лежать, глядя в потолок и размышлять: не пойти ли мне спать в другую комнату? Или просто попытаться повернуть это большое сонное тело набок? Ну, если не получится, то хотя бы крикнуть в ухо: ляг на бок, чудовище!!!

Я хихикнула, представив, как он спросонья вытаращит глаза — мутные, точно у котенка. По-моему, он нарочно строит мне рожи, просыпаясь. Знает, как меня насмешить. Он вообще смешной. Даром, что дракон. Ничего в нем нет мудрого-потустороннего. И за это я его тоже люблю.

Надев длинную льняную рубаху, иду по дому, по-прежнему шаркая ногами в дурацких пушистых тапках. Зеваю, потягиваюсь, почесываюсь. Кофе хочу. Хочу много, много кофе. И пусть этот напиток лучше на запах, чем на вкус, все равно я его люблю. Потому что мой дракон его любит.