Архиепископ Никон Рождественский - Православие и грядущие судьбы России

• Название: Православие и грядущие судьбы России
• Автор: Архиепископ Никон Рождественский
• Жанр: Религия

До революции имя Никона было широко известно в России и прежде всего — благодаря его выступлениям в «Троицком Слове» — самом популярном церковном издании тех лет. Выступления эти — а их каждый год собиралось ровно пятьдесят, по числу выпусков «Троицкого Слова», — составили впоследствии цикл сборников, получивших общее название «Мои дневники».

В «Дневники» наряду с публицистическими статьями входили и пастырские беседы, и воспоминания, и литературные рецензии, и исторические очерки, и путевые заметки, однако с наибольшею полнотою личность автора раскрывается именно в публицистике: человек проницательный и прозорливый, архиепископ Никон прекрасно ориентировался в общественно-политической обстановке предреволюционной поры и с замечательною точностью предсказывал последствия тех или иных социальных явлений.

Сборник, предлагаемый вниманию читателей, составили избранные статьи из «Дневников» за 1910-1916 годы.

---

18 августа скончался в пустыни Святого Параклита иеромонах Венедикт. В миру именовался Василий Сахаров, сын священника Тамбовской губернии. По окончании курса в духовной семинарии он сначала поступил в учителя, но потом соблазнился светской жизнью, перешел в Москву и там дошел до нищеты. Безвыходное положение напомнило ему евангельскую притчу о блудном сыне, в его совести прозвучал голос: «Колико наемником отца моего избывают хлебы, аз же гладом гиблю: востав иду к Отцу моему небесному» (Лук. 15, 17), и он решил поступить в монастырь. В Лавре ему указали пустынь Святого Параклита, как место удобное для спасения, и он пошел туда пешком, не имея ни гроша в кармане. На пути к Гефсиманскому скиту какой-то добрый человек подал ему серебряный рубль, и это благодеяние так его тронуло, что он всю жизнь потом молитвенно поминал благодетеля. Принятый в пустынь, он с усердием проходил все послушания, был канонархом и наконец был удостоен священного сана. Прожил там 20 лет: под старость Господь посетил его болезнями: ноги и живот опухли, появилась на ногах слоновая кожа; в гололедицу вывихнул кисть, которая срослась неправильно, покривился спинной хребет, и стал он уродом... Но чреды священнослужения не оставлял до последнего изнеможения. Года за два до смерти его разбил паралич, так что в церковь его возили на саночках. Каждую седмицу причащался он святых Тайн, раза два соборовался, наконец, совсем слег в постель, но ум его был чист и речь ясная. Приставили к нему монаха Дорофея для услужения. В первых числах августа Дорофей приносит ему пищу, а он говорит: «Отец Дорофей, подними меня, мне самому не встать, да поди за духовником: причастить бы меня». Его причастили, и, по его желанию, прочитали ему отходную. Простившись потом с братией, он слабым голосом сказал: «Пришел конец моей временной жизни, и мне уже не встать». Это были его последние слова: язык отнялся, и в таком положении он был восемь дней. Все время лежал с закрытыми глазами и правою рукою благословлял подходивших к нему, узнавая их. 13 августа он мирно отошел к Отцу небесному, к Которому стремилась душа в самом начале иноческого подвига.

Поведал о себе монах Дорофей: «Признаюсь, что я имел некое осудительное сомнение о жительстве старца о. Венедикта; когда же во время отпевания подошел, поклонился гробу до земли и мысленно просил у почившего прощения, а затем с чувством любви к нему и осуждения себя поцеловал его клобук и руку, то ту же минуту почувствовал облегчение на душе и успокоение в совести. И припомнилось мне, что старец никогда не пороптал на свои болезни, никого не обвинял, но за все благодарил Бога, считая и болезни свои за милости Божии. Со слезами говорил он: «Слава Богу за все, по грехам моим этого еще мало. Когда я был в миру, то хаживал на совет нечестивых, бывал на путях грешных, сиживал и на седалищах губителей»...

И почувствовалось мне, что человек и по смерти может, по изволению Божию, неким таинственным образом входить в общение с живущими на земле».

Так заключил свой рассказ о. Дорофей. Старец Венедикт скончался на 63 году жизни.

Х. Иеромонах Иннокентий

4 декабря 1912 года в лаврской больнице скончался иеромонах пустыни Святого Параклита Иннокентий. В пустынку он убежал от городского соблазна и от ухаживания за ним женского пола. Лет тридцать он был уставщиком в пустыни. На нем, Божиим попущением, исполнились слова Господа: «Не судите, да не судимы будете», и другое мудрое изречение: за что осудишь ближнего, за то и сам осужден будешь. Не раз он осуждал слабых собратий: однажды на пути в Лавру он встретил охмелевшего монаха и подумал про себя: «Вишь — нарезался, да разве можно монаху так напиваться? Ведь этим люди соблазняются и монашество посрамляется». Ему и в голову не пришло, что он тяжко согрешил, и он остался спокойным в своей совести. Но вот, Божиим попущением и вражеским искушением, он сам стал увлекаться пьянственной страстью. Постепенно она обратилась у него в запой. И много раз приходилось ему самому пьяненьким возвращаться домой из Лавры или киновии по той дорожке, на которой он встретил пьяненького монаха и осудил... По два, по три дня иногда он скрывался в киновии или в Лавре; возвратившись же домой в пустынь, горько оплакивал свое падение, затворялся в келье, по нескольку дней наказывал себя тем, что сидел на квасе и хлебе, и когда, оправившись, приходил в церковь, то у всех просил прощения. Тогда-то познал он свой грех, грех осуждения ближнего, и горько раскаивался в нем. За то своим страданием от болезни запоя стяжал он великую добродетель неосуждения, которая у св. отцов именуется без труда спасением. Зная это, некоторые братия иногда начинали в его присутствии разговор осудительный о ком-нибудь, чтобы испытать: как он отнесется к сему? Но он благоразумно уклонялся, выставляя на вид свою страсть. Только, бывало, и услышишь: «На то есть начальство, оно лучше нас знает. Я сам неисправен». Недели за две до смерти он ушел в лаврскую больницу, пособоровался, через день причащался св. Тайн. Утром в день смерти я зашел к нему пред ранней литургией; он сидел на постели и, по-видимому, читал на память доследование ко св. причащению. Я положил ему на плечо руку и беседовал с ним. Под рукой я чувствовал, что, казалось, можно было пересчитать его косточки: так он иссох от болезни. Спросил я о молитве Иисусовой, зная, что он был делателем сего священного упражнения: «Како ти, отче, молитва Иисусова?» Он, показывая на свое чело, сказал: «Умом только». В утешение я сказал ему: «И за это, батюшка, Бога благодарите, а когда еще ослабеете, то имейте только память Божию и довлеет с вас». После ранней обедни причастили его св. Тайн; тут пришли его друзья проститься с ним и предложили ему прочитать отходную. Он согласился и внимательно слушал. Потом попросил поднять его с койки и посадить в кресло. Он посидел немного, с особенной приятностью взглянул в последний раз на св. Лавру (чрез окно), улыбнулся и стал кончаться. И так мирно в начале поздней обедни он предал дух свой Богу. Пустынная братия взяла тело его для отпевания и погребения в родную ему обитель Святого Параклита. На нем повторилось сказание Пролога под 30 марта. Когда он был еще здоров, один брат, видя его выпившим, спросил его: «Отче, ужели вы не боитесь внезапной смерти? Ведь в таком состоянии можно умереть». Он ответил: «Ах, брат, боюсь и молюсь Господу Богу, чтобы избавил сего: ведь Он может в один миг исправить меня, может и наказать. Прошу постоянно великомученицу Варвару, да избавит меня от внезапной смерти». И он умер в день святой великомученицы Варвары...

В ночь 39 дня после его смерти один брат пустыни видел во сне о. Иннокентия как бы живого. «Как вам?» — спросил его брат. Он ответил довольно ясно: «Ничего, хорошо за молитвы Церкви. Трудно было проходить мытарства, да ведь и всем так придется. Там, как на суде, за каждый рубль, за каждого таракана раздавленного спрашивают». — «А где же вы теперь? Вместе с братией?» — «Нет, — говорит, — нас человек пять»...

После его смерти, при разборе его келлейных пожитков, между книг нашлось много листков и записочек, им самим писанных. Тут были разные молитвы и воззвания к Богу в чувстве покаяния, смирения и самоукорения. Из этого можно видеть, в каком настроении духа он находился, борясь с своею страстию...

XI. Два друга воина

Полковник и фельдфебель вместе служили Царю земному, вместе защищали отечество во дни Севастопольской осады, вместе послужили и Царю небесному в монашеском жительстве в пустыни Святого Параклита. Полковник Николай Иванович Степанов на царской службе учил воинов страху Божию, воодушевлял упованием на Бога, особенно советовал им изучать напамять псалом 90-й. По окончании военной службы фельдфебель Петр Павлов получил пенсию и поступил в послушники в пустынь Святого Параклита, а полковник получил место смотрителя детского приюта в Москве. Часто навещал полковник своего друга-пустынника и наконец сам переселился туда же. Прежде всех приходил он в церковь и выходил после всех; нередко лицо его орошалось слезами во время молитвы. Из получаемой им пенсии (91 р. 40 к. в месяц) он 40 р. отдавал игумену, а остальные немедля же раздавал кому приходилось. «Очень хорошо жить без денег, — говаривал он благодушно, — с деньгами трудно управляться с собой». Плохую келлию, данную ему вначале, он не хотел переменить на лучшую, которую предлагал ему игумен. Спал в гробе, в котором и был погребен. Он так полюбил обитель, что называл ее не иначе как «земным раем», а братий называл ангелами. И зиму и лето ходил без теплой одежды: в будни в подряснике, а в праздники в мундире, надевая в торжественные дни и знаки отличия. Замечательно, что, когда в церкви читали «Помилуй мя, Боже», он стоял с особым умилением, а иногда и на коленях. Спросили его: почему псалом 50-й его так трогает? Он отвечал: «Когда я был еще отроком, у нас в доме случился пожар, меня разбудили, и я, вскочив с постели, бросился на колени и стал читать этот псалом. Об этом после мне говорили родители, вот этот случай мне и вспоминается при чтении псалма 50-го». К концу жизни у него усилилась одышка, он стал изнемогать. Часто причащался святых Тайн, но собороваться не решался. Но вот в ночь пред самою смертию он призывает духовника и иеродиакона и просит их пособоровать. «Лежу я, — говорит он, — с закрытыми глазами, потом открываю и вижу пред собою собор Пресвятой Богородицы со множеством святых, а справа — преподобный Сергий. Подумал я, что это — галлюцинация, и закрыл глаза. Чрез несколько времени опять открываю и вижу то же самое. Так делал несколько раз. Думаю: значит, мне надо пособороваться, и послал за вами. Тогда и видение кончилось». Во время утрени его пособоровали, а после литургии причастили. Он со всеми простился и, сказав: «Слава Богу за все!» — тихо предал Богу свою душу. Это было 8 июля 1909 года, на 76-м году жизни почившего. Положили его в том гробе, в котором он спал, и на могиле поставили крест им же самим сделанный с простою надписью: «Послушник Николай».