Наталья Потёмина - Планы на ночь

• Название: Планы на ночь
• Автор: Наталья Потёмина
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-01028-3

Это история любви — страстная и беззащитная, смешная и трогательная, понятная и близкая каждой женщине.

Когда Маша встретила мужчину своей мечты, мужчину с большой буквы, то окунулась в страсть как в омут. С головой. Ее подруга Юля пытается вернуть Машу на землю в редкие минуты просветления в Машиной голове. А страсти там действительно пылают нешуточные — просто смертельные. Юля недоумевает: зачем нужна эта любовь, если от нее люди «умирают»? Но для кого любовь — товар, а для кого — смысл существования. Каждый выбирает сам.

---

— За сравнительно небольшой отрезок времени, — продолжал шеф, — наша глубокообожаемая Юлия Васильевна выполнила не только свой индивидуальный квартальный план, но и почти довела до победного конца сорванную некоторыми отстающими дизайнерами работу, что нам дало возможность рассчитаться наконец, с поставщиками.

Какая подлая несправедливость, подумала я. Одной рукой подсунул мне Сам Самыча, другой практически тут же его забрал, а теперь я еще и виновата осталась. Непонятно только, почему Юлька молчит.

— Это не совсем так, Савва Морозыч, — все-таки вступила в разговор Юлька, — на последнем объекте была проведена большая предварительная работа, и я думаю, что Мариванна вполне могла бы сама довести ее до завершающей стадии.

— Важен не столько процесс, сколько результат, — оборвал ее Савва, — и кто этого не понимает, того мы….

Бла-бла-бла-бла-бла-бла…

Интересно, когда наконец его терпение кончится и он от слов перейдет к делу? И вообще непонятно, почему он со мной столько времени нянькается? Другой бы на его месте уже давно подарил мне на Восьмое марта удочку — и вперед с песней. Я бы на него даже не обиделась. Человека можно понять. Его дело, оно же и его любимое детище, должно расти и развиваться как можно более быстрыми темпами, а все факторы, тормозящие его рост, обречены на полное и безоговорочное уничтожение.

— Тебе все понятно, Бородина? — заботливый Савва не поленился подкрасться ко мне со спины и прокричать свой вопрос непосредственно в мое непривыкшее к такому вниманию ухо.

В знак согласия я интенсивно затрясла головой, а про себя подумала, что трудно жить бедной девушке без пистолета. Под столом мои пальцы сами приняли форму двух небольших, но элегантных стволов, чьи дула точно нацелились в Саввин жирный шарпейский затылок.

Пух-пух-пух! Винни, ты еще жив?

Савва дернулся всем телом и оглянулся.

Что я наделала? За что я его так? В чем он виноват? Он ничем не хуже других, а может быть, даже и лучше. Подумать только, что ему, бедняжке, пришлось пережить в кровавые девяностые. Но, слава богу, они давно ушли в прошлое и почти не напоминают о себе. Все, что можно было поделить, — поделено, все, что можно было украсть, — украдено, что можно было отнять — отнято, распределить — распределено, спокойно вывезено за рубеж и спрятано в надежных европейских банках. Но и тот небольшой легальный бизнес, что остался у Саввы на родине, был им заботливо закрышован как в правоохранительных, так и в налоговых органах, и шеф никогда не упускал возможности щегольнуть при случае своими полезными знакомствами.

Я сидела и думала о том, что, в общем-то, таким шефом, как мой, можно только гордиться. Простой советский парень, комсомольский вожак, пришедший покорять Москву чуть ли не в одних лаптях, практически на ровном месте и голом энтузиазме создал свое скромное предприятие, которое позволило ему занять пусть и не первое, но почетное место на одном из местечковых призовых постаментов. Есть от чего закружиться голове. И нет ничего страшного в том, что Савву буквально распирало от гордости от самого факта соседства с каким-нибудь засекреченным олигархом или, напротив, известным политиком. А уж всяких там актеров, режиссеров, продюсеров и других медийных персон мой шеф разве что бочками не солил, что способствовало закреплению за ним репутации не только честного предпринимателя и добросовестного налогоплательщика, но и мецената. Последнее особенно поднимало Савву в моих глазах, и хотя у него еще не возникла насущная потребность стать собирателем драгоценных яиц земли русской, но к искусству «вообще» мой шеф относился почти с благоговением.

Савва вернулся к столу и, словно иллюстрируя мои искренние переживания, остановил взгляд на одном из живописных полотен, украшавших его кабинет. Явно не голодный художник, обладающий не только чувством юмора, но и определенными денежными средствами, вместо примитивных красок использовал в своей «инсталляции» икру ценных пород рыб. «Жизнь удалась!» — гласила победоносная фраза, жирно набранная черной икрой на фоне красной.

Подбодренный скромными рыбьими яйцами, Савва резко сменил тему:

— В самое ближайшее время я намерен заделать все выбоины на дороге своего бизнеса.

Никогда еще наш шеф в своих речах не касался темы поруганной дороги, но почему-то именно сегодня она показалась ему особенно благодатной. Савве всегда нравилось говорить «красиво», но при всей своей любви к прекрасному он страдал некоторой невнятностью и я, бы даже сказала, двусмысленностью речи, что порой ставило окружающих в очень неудобное положение. Хотя все уже давно привыкли, что условные единицы Савва упорно называет удельными, табуретку обзывает тубареткой, а гондолу — и вовсе неприличным словом, сегодняшний перл шефа показался мне особенно забавным. Вместо слова «выбоины»

Савва произнес «выибоны», что прозвучало хоть и несколько замысловато, но свежо. И пока все переваривали услышанное, я, как человек с детства не равнодушный к слову, начала тихонечко попискивать в кулак.

— Вам плохо, Бородина? — строго спросил шеф.

— Мне плохо, Савва Морозыч, — быстро согласилась я, и чтобы он чего плохого не подумал, прикрыла рот ладонью, пытаясь кашлем замаскировать свой неуместный смех.

— Иди водички попей, — смилостивился Савва, и я пулей выскочила из кабинета.

Следом за мной вылетела Юлька. Мы встретились в туалете и какое-то время потратили на то, чтобы поправить потекшую от смеха косметику. Вот за что я люблю своего шефа? За то, что он никогда не даст нам соскучиться.

Но Юлька вдруг резко посуровела и набросилась на меня:

— Нашла тоже мне время и место.

— А что я такого сделала? — удивилась я.

— Думаешь, он не понял, что ты над ним покатываешься? — разозлилась Юлька.

— Как ты могла так плохо обо мне подумать? — Я сделала невинные глаза и тут же снова прыснула в кулак.

На этот раз мои чудачества не произвели на Юльку должного впечатления.

— Ты считаешь, он станет с тобой до пенсии цацкаться? Размечталась!

— Чему быть, того не миновать. — Я сразу поскучнела и стала нарочито медленно намыливать руки.

— Где ты еще себе такую непыльную работу найдешь?

— А что, уже пора? — спросила я с надеждой.

— Давно пора! — снова заорала Юлька. — Знаешь же, что Савва держит тебя из-за одного только уважения ко мне.

— А ты меня уважаешь?

— Убила бы, — сказала Юлька и полезла за батарею, искать припрятанную там сигаретную заначку.

— Ну и что мне теперь прикажешь делать? — спросила я, продолжая умывать руки.

— Надо делать ноги, — неожиданно предложила мне Юлька, — не твое это, Маня, дело, не твое.

— Я и без тебя знаю, что не мое! — разозлилась я. — Но на жизнь зарабатывать как-то надо?

— Как-то надо, — согласилась Юлька.

— Знать бы еще, как, — вздохнула я.

— Тем более! — встрепенулась она. — Если не можешь заработать себе на булку с маслом, дорожи хотя бы той корочкой хлеба, которая у тебя пока есть.

— Ты сама себе противоречишь, — поймала ее я, — то «делай ноги», то «корочкой дорожи».

— Вот где не надо, там ты, Маня, умная, — обиделась Юлька.

— Не без того, — я воспряла духом и тут же выключила воду.

— Только вот, если ты такая умная, — продолжила она, — то почему такая бедная?

Я вытянула из Юлькиных тонких пальцев сигарету и глубоко затянулась.

А ведь она права. Куда ни глянь, я всюду дура. Но тебе, умная моя Юлечка, я найду, что сказать.

— Не везет мне в деньгах, повезет в любви. — Я гордо улыбнулась своему отражению в зеркале и затушила Юлькину сигарету о дно раковины.

— Ё-мое, — заржала Юлька, — нашла, чем хвастаться. Твой шалашный рай — до первых холодов. А потом подует ветерок, дождик закапает — и все, дорогая моя стрекозуля, поди-ка, попляши.

— А мне все равно, — гордо заявила я, — сколько б ни было отпущено — все мое!

— Ну-ну, — усмехнулась Юлька, — посмотрим, как ты запоешь, когда тебя Савва на улицу выгонит.

— А я не доставлю ему такого удовольствия, я прямо сейчас пойду и напишу заявление.

— Ну пошутили и хватит, — попыталась остановить меня Юлька.

— Тоже мне, нашел терпилу, — слезы зазвенели в моем голосе, и я стала судорожно искать по карманам платок.

— Все! Успокойся! — снова заорала на меня Юлька. — Заявление она напишет! Да не уволит он тебя, не дергайся!

— А я и спрашивать его не стану! — завелась я. — Сколько можно? Ты в состоянии мне ответить? Сколько можно? Ну не родилась я торговкой, понимаешь? Убейте меня за это! Убейте, только не мучайте!

Если бы на мне была надета простая суконная рубаха, то для чистоты жанра на последней фразе я должна была порвать ее от горла и до пупа. Но на мне были джинсы и тонкая синтетическая водолазка, так что как я ни старалась, мне удалось только слегка растянуть ее ворот.