Николай Зенькович - Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

• Название: Высший генералитет в годы потрясений Мировая история
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-224-04950-4

Николай Зенькович, автор более 20 книг захватывающих исторических расследований, изданных в серии «Досье», создал уникальное произведение — драматическую хронику «ХХ век. Высший генералитет в годы потрясений».

Расколов в начале века русскую армию на две — Белую и Красную, генералы в итоге погубили русскую государственность и самих себя. В конце века армия, на этот раз Советская, снова раскололась, и снова печальным результатом стала потеря государства. В обоих случаях любимым оружием генералитета были доносы и предательство, лжесвидетельства и клевета.

---

— Как вы себя чувствуете? — участливо спросил Загладин, заметив нервное состояние маршала.

— Спасибо, ничего, — произнес Ахромеев, глядя на него отрешенным взглядом. — Переживаю вот… Много думаю… Даже ночевал в кабинете…

Ахромеев сказал, что было трудное заседание комитета по обороне.

— Не знаю, как все будет дальше, — напоследок бросил он.

Следствие тщательно изучило записи, произведенные маршалом в его рабочей тетради. «Кто организовал этот заговор — тот должен будет ответить», — такая вот загадочная фраза обнаружена среди других пометок, сделанных Ахромеевым на том заседании.

По долгу службы наиболее тесно общались с Сергеем Федоровичем его секретарши Гречанная и Шереметьева. Они чаще, чем кто-либо из других сотрудников, заходили в его кабинет, принимали телефонные звонки, отвечали на них, соединяли с Ахромеевым желающих поговорить с ним. Обе женщины показали следствию, что в последний день, 23 августа, Сергей Федорович долго сидел за столом, что-то писал, ксерокопировал. Если кто-то входил в кабинет, Ахромеев незаметно прикрывал исписанные листы чистыми, чтобы не было видно текста. Такого за ним никогда прежде не наблюдалось.

Что же это за таинственные письма, которые писал маршал, не желая посвящать в них никого, даже людей из своего секретариата? Кому они адресовались? О чем они?

Уважая нетерпение читателей, скажу сразу: эти письма обнаружились только через полгода. Я познакомлю вас с ними, когда придет черед.

А сейчас не менее интригующий вопрос. Что было в конверте, который Ахромеев направил Горбачеву 22 августа с пометкой «Лично»?

18 октября 1991 года следственная группа по делу ГКЧП получила из секретариата Президента СССР ксерокопию этого документа. Он написан от руки. Каллиграфическая четкость почерка маршала Ахромеева потрясающе гармонирует с четкостью и прямотой изложения!

Где вы, господа обличители, укорявшие «серого маршала» в безнравственности и нечестности? Читайте, и если вы снова повторите свои прежние упреки, с вами все ясно.

Президенту СССР товарищу М. С. ГОРБАЧЕВУ

Докладываю о степени моего участия в преступных действиях так называемого «Государственного комитета по чрезвычайному положению» (Янаев Г. И., Язов Д. Т. и другие).

6 августа с. г. по Вашему разрешению я убыл в очередной отпуск в санаторий г. Сочи, где находился до 19 августа. До отъезда в санаторий и в санатории до утра 19 августа мне ничего не было известно о подготовке заговора. Никто, даже намеком, мне не говорил о его организации, то есть в его подготовке и осуществлении я никак не участвовал.

Утром 19 августа, услышав по телевидению документы указанного «Комитета», я самостоятельно принял решение лететь в Москву, куда и прибыл примерно в 4 часа дня на рейсовом самолете. В 6 часов прибыл на свое рабочее место в Кремль. В 8 часов вечера я встретился с Янаевым Г. И. Сказал ему, что согласен с программой, изложенной «Комитетом» в его обращении к народу, и предложил ему начать работать с ним в качестве советника и. о. Президента СССР. Янаев Г. И. согласился с этим, но, сославшись на занятость, определил время следующей встречи примерно в 12 часов 20 августа. Он сказал, что у «Комитета» не организована информация об обстановке и хорошо, если бы я занялся этим. Утром 20 августа я встретился с Баклановым О. Д., который получил такое же поручение. Решили работать по этому вопросу совместно.

В середине дня Бакланов О. Д. и я собрали рабочую группу из представителей ведомств и организовали сбор и анализ обстановки. Практически эта рабочая группа подготовила два доклада: к 9 вечера 20 августа и к утру 21 августа, которые были рассмотрены на заседании «Комитета».

Кроме того, 21 августа я работал над подготовкой доклада Янаеву Г. И. на Президиуме Верховного Совета СССР. Вечером 20 августа и утром 21 августа я участвовал в заседаниях «Комитета», точнее, той его части, которая велась в присутствии приглашенных.

Такова работа, в которой я участвовал 20 и 21 августа.

Кроме того, 20 августа, примерно в 3 часа дня, я встречался в министерстве обороны с Язовым Д. Т. по его просьбе. Он сказал, что обстановка осложняется и выразил сомнение в успехе задуманного. После беседы он попросил пройти с ним вместе к заместителю министра обороны генералу Ачалову В. А., где шла работа над планом захвата здания Верховного Совета РСФСР. Он заслушал Ачалова В. А. в течение трех минут только о составе войск и сроках действий. Я никому никаких вопросов не задавал.

Почему я приехал в Москву по своей инициативе — никто меня из Сочи не вызывал — и начал работать в «Комитете»? Ведь я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, еще раз убедился в этом.

Дело в том, что начиная с 1990 года я был убежден, как убежден и сегодня, что наша страна идет к гибели. Вскоре она окажется расчлененной. Я искал способ громко заявить об этом. Посчитал, что мое участие в обеспечении работы «Комитета» и последующее связанное с этим разбирательство, даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моем решении не было.

Мне понятно, что как Маршал Советского Союза я нарушил Военную присягу и совершил воинское преступление. Не меньшее преступление мной совершено и как советником Президента СССР.

Ничего другого, как нести ответственность за содеянное, мне теперь не осталось.

Маршал Советского Союза АХРОМЕЕВ. 22 августа 1991 года.

А может, он убоялся как раз именно этой ответственности за содеянное? Позора скамьи подсудимого, лишения маршальского звания, боевых наград? Не лучше ли, не порядочнее ли стать самому себе и следователем, и прокурором, и судьей?

Что же, такой вариант вполне допустим. Но петля, проклятая петля… Маршалы ведь сами не вешаются.

Не было табельного оружия? Следствие ссылается на показания Кузьмичева, бывшего адъютанта маршала. Допрошенный в качестве свидетеля, Кузьмичев показал, что после ухода с поста начальника Генерального Штаба Ахромеев сдал личное оружие и все пистолеты, которые он получил в качестве подарков за годы долгой военной службы. Эти показания проверены и нашли документальное подтверждение.

У меня нет оснований не верить следствию. Зная педантичность и честность Ахромеева, я убежден в том, что он действительно сдал все подаренные ему пистолеты. Но никто не убедит меня в том, что в те кризисные августовские дни военному советнику Горбачева, Маршалу Советского Союза, было непосильным делом раздобыть какую-нибудь «пушку». Конечно, тогда было еще другое время, не такое, как сейчас, когда достать любое оружие даже не для военного человека — раз плюнуть, но ведь речь идет не о каком-то заурядном полковнике.

И вряд ли Ахромеев опасался ответственности за содеянное. Танки-то не он в Москву вводил, приказа об открытии огня не отдавал. В чем, собственно говоря, заключалось содеянное им? Да, по поручению ГКЧП выполнял ряд конкретных действий. Но что это за действия?

«Организовал сбор и анализ обстановки». Бесспорно, по содержанию его действий нельзя судить о том, что умысел Ахромеева был направлен на участие в заговоре с целью захвата власти. Это, безусловно, он понимал. К такому заключению, кстати, пришла и российская прокуратура, прекратившая в ноябре 1991 года уголовное дело в отношении Ахромеева по факту его участия в деятельности ГКЧП ввиду отсутствия состава преступления. Не ввиду смерти, а заметьте, именно отсутствия состава преступления.

Дважды вешавшегося маршала дважды хоронили. Мистика какая-то, оккультизм. Даже если все-таки он сам свел счеты с жизнью, что воспринимается общественным мнением с весьма значительной долей скептицизма, то нельзя не согласиться и со следующей, довольно распространенной точкой зрения. Убийцы у Ахромеева были, вне зависимости от того, считать ли его смерть убийством или самоубийством. Кто тот смельчак, который станет доказывать, что доведение до самоубийства — преступление менее тяжкое, чем убийство?

Глава 3. «У меня с президентом есть расхождения…»

Последний раз я встречался с маршалом Ахромеевым летом 1991 года, в канун 50-летия начала Великой Отечественной войны.

На 19 июня выдался чудесный солнечный день. Все редакции центральных средств массовой информации и аккредитованные в Москве иностранные журналисты заблаговременно получили переданное по каналам ТАСС сообщение о том, что в пресс-центре ЦК КПСС состоится пресс-конференция военного советника Президента СССР на тему: «22 июня 1941 года: взгляд через 50 лет». Пишущей и снимающей братии набралось немало — только одних телекамер я насчитал не менее двух десятков.