Николай Черкашин - Знак Вишну

• Название: Знак Вишну
• Автор: Николай Черкашин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1984

В основу этой повести легли трофейные архивные документы о штурме немецкими войсками Брестского укрепленного района в 1941 году и материалы об осушении подземных сооружений в Восточной Пруссии, затопленных по приказу Геринга в конце войны.

На карте Германии нет города Альтхафена. Улицы и площади, на которых живут и действуют герои «Знака Вишну», сведены воедино из трех городов — Кенигсберга (ныне Калининград), Пиллау (ныне Балтийск) и Штеттина (ныне Щецин). Также объединены и некоторые события, имевшие место в этих городах в 1945–1946 годах.

Название частей вермахта, в том числе диверсионного полка «Бранденбург», соединения морских штурмовых средств К и др. — подлинные.

---

Н.А.Черкашин Знак Вишну

Как пить дать…

Только когда мотоцикл въехал в массивные ворота комендатуры, лейтенант Еремеев перевел дух и размазал по лбу скопившийся в бровях пот.

Жарко!

Да что жарко… Тут кого угодно бы холодный пот прошиб. Шутка ли, конвоировать «вервольфа»[1] по незнакомому для тебя городу. Таких субчиков, судя по тому, что Еремеев о них слышал, надо перевозить в бронированных автомобилях. Но у «смершевского»[2] автофургона полетела коробка передач, и за добычей капитана Сулая прислали этот дохлый колясочный мотогроб.

Капитан Сулай, «волкодав» экстра-класса, первым из «смершевцев» Альтхафена взял живого «вервольфа»; неделю выслеживал его в портовых водостоках, и уж, конечно же, майор Алехин, прекрасно понимавший, кого добыл Сулай, мог бы расстараться если не насчет «эмки», то уж хотя бы насчет бортовой полуторки. Таинственный «вервольф» в серой докерской спецовке выглядел весьма прозаично. Тем не менее Сулай затянул на поясе «черта» крепкий флотский линь, а свободный конец намертво привязал к скобе коляски. Руки оставил свободными, чтобы не привлекать внимания прохожих. «Вервольф» покорно позволил проделать все это и даже предупредительно поднял руки, чтобы Сулаю удобнее было обвязывать поясницу. Капитану эта предупредительность не понравилась, уловил он в ней что-то насмешливое, обидное для себя и потому узел на скобе затянул потуже.

Еремеев с любопытством поглядывал на белобрысый затылок немца. Он впервые так близко видел живого диверсанта и никак не мог понять, что заставляет его воевать спустя год после того, как война закончилась.

Посреди асфальтового двора, у широкого колодца, переделанного, видимо, из бывшего фонтана, плескался голый по пояс помощник коменданта капитан Родиков. На фигурной закраине колодца стояло ведро, Родиков ладонями черпал из него воду и блаженно разбрызгивал по спине.

— Привет, Еремеич! Иди освежись!

И плеснул пригоршню на горячий мотоцикл. Капли попали в лицо пленному, он жадно слизнул их с верхней губы и впервые за всю дорогу обратился к конвоирам:

— Господин лейтенант, разрешите попить… Воды.

Еремеев молча распустил узел на колясочной скобе, и «вервольф», обвязанный веревкой, словно францисканский монах, побрел к колодцу.

— Василий Петрович, дай ему воды! — крикнул Еремеев, расправляя сбившуюся под ремнем гимнастерку. Родиков уступил ведро и потянулся за майкой, сложенной вместе с гимнастеркой на краю колодца. Едва он натянул ее на голову, как «вервольф» отшвырнул ведро и нырнул в колодец. Еремеев застыл. Родиков ошеломленно вглядывался в колодезный зев.

Первым опомнился сержант Лозоходов.

— Утоп, гадюка! — метнулся он к колодцу. — Чтобы живым не даться! Во гад, а?! Во псих!..

— Багор! — осенило лейтенанта. — Срочно багор. Багром достанем…

Через минуту Еремеев уже шарил длинным шестом в темной воде.

— Ничего! — утешал его Лозоходов. — Всплывет…

Еремеев покусывал губы, сдерживая непрошеные слезы. Через три дня у него кончался стажерский срок… Теперь все.

После такого казуса — прощай контрразведка! Шляпа-растяпа.

Еремеев на минуту представил, как капитан Сулай, лучший «волкодав» Альтхафена, узнав, что звездный час его жизни, коронный «хват», загублен юным ротозеем, презрительно сощурит свои глазки — ни бровей, ни ресниц, процедит свое уничтожающее — «пианист»!

На шум и суету у колодца подоспели командир комендантской роты и несколько малознакомых Еремееву «смершевцев». Тыкали шестом в дно и Еремеев, и командир роты, и капитан Родиков, и остальные офицеры, однако ничего не находилось. Да там вообще ничего не было, кроме ровного песочка!

— Придется вызывать водолазов! — мрачно резюмировал капитан Горновой, оставшийся за Алехина.

Пока ждали машину с водолазами, Еремеев писал объяснительную записку:

«После того как я разрешил арестованному напиться воды, тот подошел к колодцу и прыгнул в него с целью самоутопления. В упущении вражеского диверсанта признаю себя виновным полностью и безоговорочно. Прошу наказать меня по всей строгости. Лейтенант Еремеев.

14.07.46 г.».

Приехали водолазы.

Мичман в беловерхой фуражке интересовался глубиной колодца.

— Метра четыре, — отвечал ему Еремеев, слегка воспрянувший при виде моряков, выгружавших из кузова воздушный насос, шланги и блестящий медный шлем с круглыми оконцами.

На дармовое зрелище набежал праздный комендатурский люд — шоферы, писари, стрелки.

Мичман склонился над колодцем и подозвал офицеров.

— Товарищи начальники, не ваш ли там клиент купается?

Горновой и Еремеев свесились в ствол: из воды выдавалось что-то похожее на спину и затылок.

— Багор, живо! — крикнул Горновой Лозоходову. Сержант принес шест, подцепил труп за край брезентовой спецовки. В три пары рук они вытащили окоченевшее тело и положили у колодца лицом вниз.

Моряки забрасывали свои причиндалы обратно в кузов, и мичман, довольный, что не пришлось возиться с тяжелыми доспехами, по-хозяйски побивал скаты грузовика.

— Товарищ капитан, осмотреть бы надо, за что он там зацепился. Что-то долго не всплывал… — догнал Еремеев Горнового.

— Пусть водолаз осмотрит.

Морякам снова пришлось выгружать снаряжение и облачать мичмана в прорезиненную рубаху. Четыре матроса, растянув ворот, втряхнули туда своего начальника, привинтили к фланцу шлем, задраили передний иллюминатор и бережно спустили мичмана в колодец. Пузыри воздуха, вырывавшиеся из воды, гулко клокотали в бетонной трубе.

Через четверть часа, сипя и шипя, на поверхность вынырнул медный шар шлема. Водолаза вытащили наверх, вывинтили переднее стекло.

— Ни-че-го! — сообщил мичман почему-то по складам. — Ровнехонькие стенки. Грунт — песок с галькой. На глубине три метра махонький отросточек водопроводной трубы. Наверное, за него и зацепился. Одно слово — труба дело…

«Труба дело…» — мысленно повторил Еремеев. В ворота въезжал «виллис» майора Алехина.

Черный «адлер»

Вопреки всем скверным предчувствиям наказание за оплошность с «вервольфом» оказалось вовсе не таким уж суровым. Майор Алехин в присутствии Еремеева прочитал объяснительную записку, расспросил о подробностях и, ничего больше не говоря, отпустил лейтенанта восвояси. Два часа, которые прошли до повторного вызова в алехинский кабинет, показались Еремееву самыми томительными в жизни. Похоже было, эти два часа понадобились майору, чтобы подыскать достойное наказание для незадачливого конвоира, и он его нашел.

— Орест Николаевич, наша машинистка Вера Михайловна ушла в декрет. Придется вам какое-то время за нее поработать. Хотя бы двумя пальцами. Другого выхода нет.

То, что вскоре положил Оресту на стол майор Алехин, сказало бы сведущему человеку о многом. Но Еремеев вывел для себя одно: от второго этапа операции «Штрек» его отстранили. И отстранили под благовидным предлогом.

* * *

Еремеев безропотно нес машинописную свою епитимью.[3] Обидно день-деньской стучать на машинке, тем более что в это время разрабатывается новая — решающая — операция, в которой, увы, дела ему не нашлось.

Каждое утро лейтенант Еремеев взбегал по винтовой лестнице старого флигеля, отпирал железную дверь секретной части, запирался изнутри на щеколду, задергивал на зарешеченном окне белые занавески, доставал из несгораемого ящика недоконченную работу и, подавив тяжелый вздох, присаживался за ненавистную машинку. Он ненавидел ее за черный цвет, за готическое слово «adler», вызолоченное на каретке, за клавишу с литерой U, заменяющую русское «у», за ее гестаповское прошлое (машинку нашли в брошенном особняке тайной полиции). Но все же оттопыривал два рабочих — указательных — пальца и тарабанил так, что литера О пробивала бумагу насквозь, и майор Алехин, вычитывая документы, морщился:

— Понежнее, Орест Николаевич, понежнее… Сами знаете, любая машина любит ласку.

Что нравилось Еремееву в шефе, так это всегдашняя вежливость в сочетании с твердым характером. Капитан Сулай — полная ему противоположность. Желчный, ехидный, весь подвижный, как на шарнирах. Ходит в неизменной застиранной гимнастерке, хотя почти все офицеры гарнизона давно уже пошили щегольские кителя с золотыми погонами.

«… Обстановка в Альтхафене характеризуется деятельностью хорошо обученной и материально подготовленной диверсионной группы «Вишну», названной по кличке ее руководителя, бывшего офицера германского военно-морского флота. Настоящее имя и биографические данные руководителя группы установить пока не удалось.

Особый интерес проявляет группа к осушительным работам, ведущимся на территории затопленного подземного завода по сборке авиамоторов. Так, в штольне А, где была установлена мощная насосная станция 12 мая с.г., произошел сильный взрыв, выведший установку из строя, убиты два солдата и тяжело ранен сержант из инженерного батальона. 20 июня такой же взрыв произошел в ночное время в штольне Д; человеческих жертв не было, но насосная установка уничтожена полностью.