Владимир Мерзляков - Легион «белой смерти»

• Название: Легион «белой смерти»
• Автор: Владимир Мерзляков
• Издательство: Олма
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 5-224-02734-9

Русская контрразведка на заре тотального шпионажа, «потешные» игры Петра I, секретные планы японской военщины, тайна смерти рейхсфюрера Гиммлера, обмен советского разведчика Рудольфа Абеля на американского шпиона Фрэнсиса Пауэрса, секреты тайнописи — обо всем этом и многом другом в книге "Легион "белой смерти"

---

— Прощай, Исабель. Прощай и будь счастлива. Благодарю тебя за все. Прощай.

Главная моя задача, когда я уходил от нее, заключалась в том, чтобы не остановиться и не оглянуться, ибо стоило мне только замедлить шаг, она бросилась бы за мной, а это было бы совсем ни к чему.

Слева выплыла из темноты и снова уплыла в нее черная громада Монканы. До границы оставалось немного. Через каких-нибудь двадцать-двадцать пять минут я должен был оказаться в относительной безопасности.

Вообще-то ауриканскую границу следовало считать чисто географическим понятием. Практически эту воображаемую извилистую линию можно было беспрепятственно пересекать почти где угодно. Лишь в аэропорту Ла Паломы, а также на приграничных станциях железной дороги да на Панамериканской магистрали осуществлялись паспортный и таможенный контроль.

Когда до полосатого шлагбаума, обозначавшего конец ауриканской территории, оставалось километров пять, я свернул вправо на узкую дорогу, которая, нырнув в джунгли, сразу же исчезала в них, как в туннеле. Дорога забирала в сторону границы. Это устраивало, и я медленно поехал по ней, то и дело притормаживая перед колдобинами и кочками. Наконец остановился у ветхого мостика, переброшенного через неширокую гнилую речку. Тут, по моему разумению, и был самый край Аурики. Мне оставалось закопать или утопить свой пышный мундир, переодеться в штатский костюм, который я еще накануне положил в багажник «ягуара» вместе с предметами первой необходимости, деньгами и панамским паспортом — подарком Рудольфа Буххольца-старшего — и перейти на другой берег речки. Фуражку, бутафорскую саблю и всамделишный пистолет я бросил на заднее сиденье машины перед тем, как отправиться на пресс-конференцию. Однако прежде чем принять новое обличье, мне надо было немного прийти в себя, отдохнуть и кое-что обдумать. Я сел на ствол дерева, догнивавшего у воды, и попытался расслабиться. Меня тревожила судьба «Фанатика». Несомненно, контрразведка возьмет его в активную разработку как моего бывшего приятеля. С объекта не выгонят: Рудольф начинен секретами. Очевидно, подвергнут проверке на детекторе лжи. Выдержит ли? Немногие выдерживают. Только не признаваться ни в чем! Ведь улик никаких! Отведут от секретных работ? Куда? На «Дабл ю-эйч» все секрет. Лишь бы не убили. Вся надежда на то, что американцы убеждены в невозможности утечки информации с объекта. «Фанатика» надо немедленно законсервировать. Прекратить с ним связь на полгода или даже на год. Выждать, пока пыль уляжется. Парень он толковый, да и подготовлен неплохо. Должен сдюжить. Герхард Крашке? С этим ничего страшного не произойдет. Его никто никогда не принимал всерьез. Вышвырнут из армии и забудут. А он столько наворовал на своем складе, что до конца дней хватит. Вот Обезьяньему Заду не сдобровать. Ведь это он устроил меня в президентскую гвардию. Может и в Монкану загреметь. И поделом ему, старому фашисту!

Я отцепил от кителя один из орденов и швырнул его в воду. За ним последовали второй, третий, четвертый. Орден Белого Кондора топить я не стал. Было бы безумием выбрасывать вещь, стоившую несколько десятков тысяч долларов. И вообще этот орден нравился мне своим рисунком и формой. Гордая белая птица над гордой белой вершиной. Мастер, изготовивший высший знак отличия Аурики еще во времена Делькадо, был талантливым человеком.

Я встал, подошел к «ягуару» и, хлопнув его по остывающему капоту, подумал, что у меня больше никогда не будет такой машины. Открыл багажник, достал оттуда чемодан со штатским реквизитом и собрался было уже переодеться, как вдруг в спину мою уперся ствол автомата и мне что-то громко скомандовали по-испански. Подняв на всякий случай руки, я медленно развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел перед собой трех бородатых молодых людей, увешанных разнотипным и разнокалиберным оружием. Один из них задал мне какой-то вопрос. Я ответил по-английски, что не понимаю. Тогда они быстро обыскали автомобиль и меня, выгребли все из салона, багажника и карманов моей униформы, а после этого велели мне идти по едва заметной грязной тропе в глубь мокрых, пахнущих теплым болотом зарослей. Их старший двигался впереди, освещая путь фонариком, двое других следовали сзади.

Тропа, постепенно поднимаясь в гору, становилась шире и суше. Минут через тридцать передо мной открылась большая поляна, видом своим напоминавшая сонный цыганский табор. Несколько костров красновато подсвечивали парусиновую палатку, шалаши, построенные из веток и листьев, лошадей, привязанных к деревьям. Были там еще полевая кухня североамериканского образца да самодельное приспособление для купания, основным компонентом которого являлась двухсотлитровая металлическая бочка, установленная на деревянном помосте высотою чуть побольше человеческого роста. Откуда-то из темноты доносились бреньканье гитары и тихое пение.

Мне было ясно, что меня взяли в плен партизаны и что дела мои из рук вон плохи. Не лучше, чем если бы я вновь оказался в лапах у Роджерса.

Их командира звали Аурелио. Команданте Аурелио. Это был молодой человек лет двадцати семи, не по годам суровый и даже мрачноватый. В отличие от своих товарищей, одетых кто во что горазд, он носил ладно подогнанную форму офицера революционной армии и не имел бороды, а обходился одними усами.

Убедившись в том, что я ни бельмеса не смыслю в испанском языке, Аурелио что-то спросил у обступивших меня партизан. Вероятно, советовался, как следует со мной поступить. По мимике и жестикуляции этих людей, можно было не рассчитывать ни на суд с двенадцатью присяжными, ни даже на скоропалительный трибунал. Проклятый мундир президентского гвардейца ставил меня вне всякого закона. Самым ужасным было то, что я не мог объясниться с ними. Мне оставалось только молчать и прикидывать, под каким именно деревом они меня расстреляют. И все-таки я решил любой ценой сломать казавшийся непреодолимым языковой барьер.

— Неужели, черт побери, никто из вас не понимает по-английски?!

Ответа не было.

— А по-немецки?

Никакой реакции.

Напоследок я уже без всякой надежды спросил:

— Может быть, кто-нибудь понимает по-русски?

И тогда вдруг из толпы вышел смуглый паренек-метис и сказал на моем родном языке с не очень сильным акцентом:

— К вашим услугам, сеньор. Я окончил УДН в Москве.

Видимо, Аурелио тоже обрадовался возможности допросить меня. Во всяком случае, на его лице мелькнуло некое подобие улыбки.

— Педро, скажи этому раззолоченному господину, что он находится в лагере партизанской бригады имени генерала Аугусто Делькадо, и выясни, кто он такой.

Я взглянул на часы. Было начало первого.

— Меня зовут Арнольдо. Полковник Арнольдо. До сегодняшнего дня я служил в личной гвардии Мендосы.

— У кого ты служишь, мы и без тебя видим. Почему поехал один в джунгли?

— Убедившись в том, что режим Мендосы преступен и антинароден, я принял решение оставить службу и бежать из Аурики.

— Ишь какой совестливый! А может, ты проворовался или встрял в какой-нибудь неудавшийся заговор и теперь попросту спасаешь свою шкуру от Чурано или Рохеса?

— Это не так, сеньор команданте. Я покинул президентский дворец из идейных побуждений. Тайно читал марксистскую литературу и убедился в правильности коммунистического мировоззрения.

— Ну и наглец же ты, братец! Компаньерос! Видали коммуниста, а?

Последние слова Аурелио потонули во взрыве хохота. Команданте подождал, пока станет тихо, и продолжал с язвительной усмешкой:

— Читал марксистскую литературу, говоришь? В таком случае скажи, чем заканчивается «Коммунистический манифест»?

— Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

— Ну, это общеизвестно. Процитируй последний абзац!

Я поднял голову и торжественно провозгласил:

— Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто и во всеуслышание заявляют, что их целью является насильственное ниспровержение существующего строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед грядущей коммунистической революцией. Пролетариям в ней нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.

Выслушав перевод цитаты, Аурелио посерьезнел.

— Ты не просто читал «Манифест», — сказал он. — Эта книга запала тебе в душу.

И, уже обращаясь к своим сподвижникам, добавил:

— Тут особый случай. Его нельзя расстрелять так сразу. Я должен поговорить с ним.

Он жестом пригласил меня и переводчика в палатку, которую тускло освещала лампочка, подключенная к снятому с автомобиля аккумулятору. Мебелью тут служили ящики разного размера и предназначения. Из снарядных ящиков были сложены нары для спанья. Поставленная на попа упаковка из-под ананасовых консервов использовалась в качестве стола. Табуретками стали металлические патронные коробки. На столе была разостлана, как скатерть, крупномасштабная карта той части океанского побережья Аурики, где находились мы. Черным пауком притаилась между синью воды и зеленью гор Монкана.