Иван Лаптев - Власть без славы

• Название: Власть без славы
• Автор: Иван Лаптев
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-03229-6

Автор книги — главный редактор газеты «Известия» в эпохальные перестроечные времена, председатель Совета Союза Верховного совета СССР во время жесточайшего противоборства Горбачева и Ельцина — всегда находился в гуще политических событий. С кем только не сводила его судьба! Нет нужды перечислять имена — лучше адресуем читателя к этой любопытнейшей книге, написанной острым и высокопрофессиональным пером.

---

Читатель может сам судить, насколько эти «вожди» могли быть конкурентами Горбачеву. Перекрывая все личные качества и таланты носителей абсолютной власти, выбор, по сути дела, определяла сама природа — нет вечной жизни на Земле даже для тех, кто может распоряжаться чужими жизнями.

Ну, а других-то разве не было? Были. Их имена тоже широко известны: Н. А. Тихонов — Председатель Совета Министров СССР, В. В. Щербицкий — первый секретарь ЦК Компартии Украины, Д. А. Кунаев — первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, В. М. Чебриков — председатель КГБ СССР, Г. А. Алиев — первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, М. С. Соломенцев — председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, В. И. Воротников — Председатель Совета Министров РСФСР. Но почти все они были по возрасту близки к последней черте. Исключение составляли Алиев и Воротников. Оба, как говорится, «непроходные». Первый, может быть, самый подготовленный и работоспособный член Политбюро, пугал своим кавказским происхождением, тень «кремлевского горца» многим виделась за его спиной. Второй, на мой взгляд, так и остался в душе провинциальным секретарем обкома, подобострастно взирающим на Политбюро снизу вверх. Многомиллионная КПСС оказалась неспособной выдвинуть из своих рядов хотя бы несколько политических фигур, из которых сама же могла бы выбирать себе и стране соответствующего лидера. В результате выбор оказался без выбора.

Во многом это обстоятельство и развенчало саму идеологию вождизма. Брежневское Политбюро стало как бы переходным мостиком к тому, чтобы никто уже больше не претендовал на роль и облик вождя в родном Отечестве. Хотя с властью Политбюро не собиралось расставаться, что и предопределило его политическую близорукость, позволившую Горбачеву начать перестройку.

Глава 3. Делаем первые «Известия»

Сегодня провозглашать себя поборником гласности, свободы слова не только безопасно, но и престижно, политически выигрышно. Порой диву даешься, сколько у свободы слова бесстрашных защитников, нет, не просто защитников — творцов, создателей ее. Люди, которые в конце 80 — начале 90-х годов были начинающими литературными сотрудниками редакций, оказывается, тяжко страдали от цензуры и смело боролись с нею, отстаивали гласность, утверждали демократию. Впрочем, это понятно: гласность, свобода слова победили, а у любой победы всегда много отцов.

Справедливости ради надо сказать, что от цензуры действительно могла пострадать любая публикация, любой журналист. Но всякого рода запреты до творческих работников доходили все-таки как бы опосредованно. Непосредственно же цензурные и иные «руководящие» указания, «телефонное право» лупили по головам главных редакторов газет, журналов, телевидения и радио, книжных издательств. Редактор отвечал за все — от содержания и формы публикуемых материалов до «морально-политической устойчивости» сотрудников редакции. В. А. Старков ("Аргументы и факты"), А. С. Потапов ("Труд"), В. А. Фронин ("Комсомольская правда"), П. Н. Гусев ("Московский комсомолец"), С. П. Залыгин ("Новый мир"), Г. Я. Бакланов ("Знамя"), А. А. Ананьев ("Октябрь"), В. А. Коротич ("Огонек"), Е. В. Яковлев ("Московские новости"), М. Ф. Ненашев (Гостелерадио), другие руководители средств массовой информации времен перестройки принимали на себя гигантское давление репрессивного аппарата, предназначенного специально для того, чтобы быть тюремщиком любого свободного слова. Они, на мой взгляд, истинные творцы гласности, освободители слова, и это навсегда останется так. Инфарктами, партийными взысканиями, публичными выволочками, потерями места работы обозначили они путь к нынешней политической независимости творческой интеллигенции, в первую очередь — журналистов и писателей. Каждый из них мог бы многое рассказать о взлетах и падениях политики гласности, о попытках реванша со стороны надзирателей за советскими СМИ, об унизительном чувстве бессилия и бесправия, когда очередной идеолог КПСС начинал нас учить «партийному» отношению к правде.

Но редакторы воспоминаний и мемуаров не пишут (во всяком случае, мне такие книги не попадались), видимо, потому, что каждодневное общение с сотнями страниц[4] писанины, пусть и чужой, убивает желание добавить к ним еще и собственные опусы.[5] И я смог обратиться к этой главе, только отстранившись от нее двенадцатью годами жизни и четырьмя или пятью работами, которыми пришлось заняться после ухода с поста главного редактора «Известий», только когда многое уже отболело, острота восприятия былых событий несколько притупилась, история многое, хотя и далеко не все, расставила по своим местам. Впрочем, при всем этом я не убежден, что волна прошлого не утопит желание вновь оживить эти прекрасные, но в то же время, говоря словами И. А. Бунина, окаянные дни и ночи. Хотя писать я стараюсь все-таки не об «Известиях» и тем более не о себе. В зарисовках той, теперь уже далекой поры читатель, надеюсь, рассмотрит ее политические и нравственные особенности, во многом предопределившие судьбу страны, которая тогда называлась Советским Союзом.

10 апреля 1984 года я приехал в Киев, чтобы провести там зональное совещание собственных корреспондентов газеты «Правда», работавших на Украине. Тогда это был внушительный отряд журналистов — 12–14 человек, у каждого «вотчина» по 2–3 области, народ опытный, известный не только в республике, цену себе мужики знали. Я всего лишь полтора года назад был назначен заместителем главного редактора «Правды», и они, думаю, немножко проверяли меня на «хлипкость». За четыре дня совещания журналисты представили мне такую картину научно-технического упадка, кадровых ошибок, социальных проблем, бюрократической волокиты и прочей «прелести», что стало ясно: надо идти к Щербицкому.

В. В. Щербицкий, член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК компартии Украины был фигурой отнюдь не республиканского уровня. Его влияние и авторитет в КПСС в целом и по всей стране были очень существенны. Да и отношение людей к нему тоже как-то выбивалось из рамок казенно-притворного восприятия наших «вождей». Как это ни покажется странным, нынче я бы сравнил его в этом плане с М. Ш. Шаймиевым — такое же ровное, уверенное поведение, взвешенные суждения, доступность, хотя понятно, сколь разнится социально-психологическая атмосфера в современном Татарстане и на Украине середины 80-х годов, да и масштабы деятельности этих фигур несопоставимы. Во всяком случае, мнение, слово, а тем более распоряжение Владимира Васильевича были непререкаемы.

Он меня принял сразу же, как только помощники доложили о такой просьбе, — зам. главного редактора «Правды» в партийной иерархии стоял на особом месте. Мы просидели с ним почти два часа, собрав в приемной целую толпу визитеров. Конечно, Щербицкий знал обстановку в республике не хуже, чем корреспонденты газеты, но он выслушал все, что я смог ему рассказать, почти не перебивая, иногда только просил что-то уточнить и делал пометки в лежавшем перед ним блокноте. Потом он перескажет этот разговор руководству компартии республики и даст указание «пройтись» по всем затронутым вопросам, подготовить необходимые решения. Пока же договорились, что он найдет время переговорить со всеми работающими на Украине правдистами, чтобы они могли дополнить представленную ему информацию конкретными фактами и адресами. Добавлю, что Щербицкий действительно это сделал.

Утром 17 апреля я вернулся в Москву. Хорошо помню эту дату потому, что было не просто воскресенье, а еще и день Ленинского субботника. Пришлось прямо с вокзала ехать в редакцию — в «Правде» к традициям, заложенным Ильичом, относились серьезно. Комплект соответствующей одежды у меня там был, переоделся, пошел убирать мусор на близлежащей улице. В 16.00 работу закончил — надо было читать материалы для завтрашнего выпуска «Правды», завтра моя очередь быть дежурным редактором.

18-го — как всегда: в 10 часов заседание редколлегии, к 12 начинается плотное заполнение газетных полос, все дежурные службы — наборщики, верстальщики, корректоры, бюро проверки, представители редакционных отделов — работают с полной нагрузкой. Шесть телетайпов «Правды» обгоняют друг друга, отбивая материалы информационных агентств. 8 стенографисток принимают срочные сообщения собственных корреспондентов из всех регионов СССР и из 50 стран мира, несрочные будут принимать ночью или рано утром. Курьеры привозят и приносят официальные материалы — из ЦК КПСС, из Совета Министров СССР. Ад кромешный!

Но к 14.00, точно по графику, я уже отправлял в типографию последние материалы. Можно было не сомневаться, что газета выйдет без опоздания. Не ко времени загудел зуммер селектора. Взглянул: светится 24-я кнопка — главный редактор.

— Иван, сдай номер ответственному секретарю, — распорядился В. Г. Афанасьев, который тогда возглавлял «Правду». — Тебя срочно Зимянин[6] вызывает.