Джейн Фэйзер - Ключ к счестью

• Название: Ключ к счестью
• Автор: Джейн Фэйзер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-017518-3

Великолепный Оуэн д'Арси, авантюрист и шпион, давно привык, что его магические мужские чары, покоряющие женщин, — это всего лишь возможность не без приятности вытягивать из них нужные сведения. Однако красавица Пен Брайанстон почему‑то не желает поддаваться его очарованию!

Так начинается история великой охоты, в которой охотник внезапно понимает, что превратился в жертву — жертву НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ, страстной, сладостной, трудной — и счастливой…

---

Во взгляде, которым он окинул ее, она прочла одобрение, граничащее, пожалуй, с восхищением. Так ей хотелось думать… Хотя для чего все это, если она твердо решила не допускать с ним близости? Поэтому она занялась перестановкой блюд, с такой тщательностью размещенных на столе руками Мэри.

— Вы почти совсем исчезли в этом халате, — сказал он с улыбкой. — Не лучше было воспользоваться рубашкой?

— Чтобы сидеть за столом с голыми ногами? — возмущенно воскликнула Пен и, к еще большему возмущению, увидела, что его позабавила ее реакция, а в улыбке, в глазах появился открытый призыв. Как непристойно!

Нужно заговорить о другом.

— Я должна выразить вам восхищение, шевалье, — сказала она светским тоном, — тем, с каким тщанием выбрали вы еду для ужина.

Он поклонился.

— Это потому, мадам, что, как мне кажется, я уже неплохо знаю, чем могу вас порадовать.

Опять эти грязные намеки! Какой невозможный человек!

Больше она ни о чем подумать не успела, так как он склонился над ней, взял за подбородок и ласково поцеловал в губы, а потом погрузил руки в ее пышные волосы.

— Сегодня вечером, дорогая, — произнес он, — вы выглядите еще прекрасней, чем обычно. Голод и усталость вам так к лицу!

И снова зовущая улыбка…

«Господи, дай мне силы вынести все это!..»

— И все‑таки, шевалье, не могу понять, откуда вам известны мои предпочтения в еде? — Она взяла в руки кувшин. — Еще вина, сэр?

— С удовольствием, мадам.

Он некоторое время не отрывал губ от кубка, глядя на Пен своими черными глазами.

— Что касается ваших вкусов в еде, — заговорил он, — все очень просто: я наблюдал за вами не единожды за столом и заметил, что вы предпочитаете куриное мясо говядине и никогда не упускаете случая полакомиться устрицами.

— Наблюдательность профессионального шпиона, — язвительно сказала она.

— Или любовника, — уточнил он.

— О нет! Минута слабости, шевалье, не превратила вас в любовника. Но давайте начнем ужин.

Она опустила ложку в блюдо с устрицами.

— Конечно, мадам. Я ждал этого момента весь день… Что касается минуты слабости, о которой вы изволили сказать, то ее не было с моей стороны. Было желание и его осуществление.

— Что ж, значит, вам не в чем упрекнуть себя. В слабости отличилась я…

Этот словесный поединок выматывал из нее последние силы, как если бы они сражались настоящим оружием.

— Как правило, — сказал он, — я стараюсь не делать вещей, за которые мог бы упрекнуть себя.

Он отрезал кусок мяса и положил ей на тарелку. Она демонстративно подцепила с блюда устрицу. Он наполнил свой кубок, густо намазал маслом кусок ячменного хлеба. Она полила щавелевым соусом положенный ей на тарелку кусок петушиной грудки. Они оба выпили вина и наконец взглянули друг на друга.

— В этой гостинице на редкость умелый повар, — сказала она. — Или кухарка. Не помню, когда я пробовала такие изумительные устрицы. Кстати, здешняя речная форель тоже очень хороша. Обязательно попробуйте, пока мы в этих местах.

Он кивнул, продолжая смотреть на нее. Потом задумчиво произнес:

— Итак, вы отдали дань слабоволию. Но с чего бы это, Пен? Вы отнюдь не кажетесь слабым человеком. Напротив… Душевных сил у вас хоть отбавляй.

Она тоже намазала масло на хлеб.

— В ту ночь я, наверное, слишком много выпила, — сказала она. — Кроме того, в праздник Двенадцатой ночи по традиции положено отбрасывать все условности, не так ли? Традиции одержали надо мной победу..

— Ох, Пен… — Он неодобрительно покачал головой. — Я многое могу вытерпеть, но не такую вопиющую не правду.

Она попыталась твердо посмотреть ему в лицо.

— Это единственное объяснение тому, что произошло, шевалье. Другого у меня нет и не будет… А теперь не поговорить ли о том, как мы будем действовать завтра с утра?

— По наитию, Пен, по наитию, — ответил он. — Так мне приходилось нередко поступать.

Он наклонился вперед, взял ее руки в свои, удерживая их над столом.

И снова она ощутила странное чувство — как если бы та часть плоти, к которой он притрагивается, перестает принадлежать ей и все тепло ее тела, кожи исходит от него.

— Пен?

Он произнес ее имя как вопрос, требующий немедленного ответа.

И она ответила.

— Нет, — сказала она. — Нет, Оуэн, я не хочу этого.

Он отпустил ее руки, но продолжал внимательно, с настойчивостью смотреть на нее, и она чувствовала себя голой и беспомощной под этим взглядом, но не собиралась сдаваться, пыталась накапливать сопротивление.

— Не лгите мне, Пен. Вы можете меня убедить, что решили больше не вступать со мной в близкие отношения, но не пытайтесь уверить, что не желаете этого…

Она потеряла мужа и ребенка. Она не выдержит новой боли, новых потерь. С нее достаточно до конца жизни. И она не может… не должна любить бездомного странника, перекати‑поле, иноземного соглядатая, который заведет ее в трясину горести и предательства. Если уже не завел.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Считайте, что вы правы, я приняла решение.

Он не пошевелился. Словно окаменел. Его руки неподвижно лежали на краю стола.

— Можете вы сказать — почему? — спросил он.

Неужели он сам не понимает? Внезапный гнев охватил ее.

Хорошо, она ему ответит! Но не будет объяснять слишком долго, скажет только то, что он легче всего поймет.

— Итак, выслушайте мой ответ, шевалье. — Негодование оставалось, но голос был ровным и спокойным. — Вы остановили на мне свой выбор… не как на женщине, а как на вероятном сообщнике. И кое в чем я сумела оказаться вам полезной, но, конечно, этого для вас мало. С этим покончено, шевалье. Я выполнила свою часть соглашения, теперь дело за вами.

А потом… потом я хочу навсегда потерять вас из виду.

— Но, Пен… — попытался он возразить.

Она остановила его резким жестом и продолжила:

— Я не доверяю вам, Оуэн. Не знаю, говорили вы правду о том, что ваше правительство на стороне принцессы Марии, или просто хитрили со мной. Но даже если вы не солгали, ваш король может в любой момент изменить свои пристрастия.

Она забыла о еде, которая продолжала радовать взор, о том, как она сама выглядит в мужском халате, и что у нее с прической, и, откинув с лица мешающую прядь волос, вновь заговорила, обращаясь, похоже, не к нему, а к себе:

—..И разве могу я находиться в любовных отношениях с человеком, ни одному слову которого не в состоянии верить? С человеком, который использовал мою беспомощность, мое глубокое отчаяние для своих целей? Вы заслуживаете презрения, шевалье.

Она испытала потрясение от вырвавшихся у нее слов, но сказала себе, что так лучше… Лучше, чем если между ними снова возникнет близость, которая принесет лишь горе и разочарование. Да, так лучше…

Оуэн поднялся из‑за стола.

Не говоря ни слова, он вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Пен закрыла лицо руками, не сдерживая слез.

Оуэн стремительно вышел из гостиницы. Дверь с треском захлопнулась за его спиной. Он быстро шагал по главной улице, словно хотел умчаться от злости и обиды, оставленных позади.

Как она посмела?

Как посмела говорить ему такие вещи? Он всегда был честен с ней. Да, предложил заключить соглашение, сделку, но разве он пытался обмануть ее? Даже открыл ей, чем занимается в Англии и для кого.

Это она… она лжет. И, буря гнева с ее стороны тоже лжива, притворна. Неужели она думала обмануть его, разыгрывая эту сцену? Или хотела разозлить настолько, чтобы он сам отвернулся от нее?

Наверняка за всем этим кроется страх. Но чего она боится? Или кого?..

Он дошел до конца улицы, впереди было поле, и остановился, вглядываясь в мрачную даль. Ледяной ветер развевал волосы на его непокрытой голове, но он не ощущал холода.

Быть может, он должен благодарить небо за отставку, которую получил, — до того, как слишком глубоко увяз в тенетах? Быть может, ему тоже следует опасаться?.. За самого себя.

Ибо в его жизни нет места для естественного союза — для любви, преданности, постоянства, которых заслуживает такая женщина, как Пен. Их тесные взаимоотношения были бы опасны для обоих. Такое уже с ним случалось и может повториться. Это цена, которую он должен платить за жизнь, какую избрал.

Всегда опасность, всегда риск — пускай рассчитанный, но риск. Все, что он делал до сих пор, подразумевало определенную цель, было еще одним шагом в его работе, было для работы. Но то, что он делает и собирается делать сейчас, — безрассудно и не столько помогает работе, сколько мешает ей, препятствует… Может воспрепятствовать.

И его это, как ни странно, нисколько не беспокоит. Пропади оно все пропадом!..

Он повернулся на каблуках и зашагал обратно. Снова за ним хлопнула дверь, хозяин выглянул из переполненного людьми зала.