Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

• Название: Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-224-04540-1

После убийства И.В. Сталина на Ближней даче (в правительственном сообщении от 5 марта 1953 года лживо утверждалось о смерти в кремлевской квартире) последовала череда необъясненных до сих пор событий: арест и заключение в тюрьму под другой фамилией его сына, генерала Василия Сталина, убийство Л. Берии, расправа с маршалом Г. Жуковым, снятие с постов и высылка из Москвы членов сталинской команды — В. Молотова, Г. Маленкова, Л. Кагановича.

Задолго до этих событий, в середине Великой Отечественной войны, с боевого задания не вернулись молодые летчики Леонид Хрущев и Владимир Микоян. Есть ли связь между их исчезновением и последовавшими затем заговорами и переворотами в Кремле? Автор книги, успешно работающий в жанре «литературы факта», приводит читателей к сенсационным открытиям.

---

Затем слово взял Берия. Он был в курсе киевских и куйбышевских проступков сына Хрущева, напомнил о них и подчеркнул, что Леонида Хрущева уже дважды прощали.

Затем высказали свои мнения Маленков, Каганович, Молотов. Они были едины: оставить приговор в силе.

Последним выступил Сталин. По всей вероятности, ему тяжелее других было принимать решение. Его старший сын Яков, напомним, также находился в плену у немцев. Своим решением Сталин как бы заранее подписывал приговор и ему. «Никите Сергеевичу надо крепиться и согласиться с мнением товарищей. Если то же самое произойдет с моим сыном, я с глубокой отцовской горечью приму этот справедливый приговор!» — так, рассказывали Удилову, высказался Сталин, закрывая заседание.

После смерти Сталина и прихода к власти Хрущева в жизни участников этих событий произошли роковые перемены.

В Москве был ликвидирован Щербаковский район, закрыт Щербаковский универмаг. Камень, заложенный в основание памятника Щербакову, был уничтожен, а место заасфальтировано. И больше фамилия Щербакова за все годы правления Хрущева не произносилась и не упоминалась.

Берию арестовали. Непонятно, каким судом он был осужден и приговорен к расстрелу как палач и агент международного империализма. Ни следственного, ни судебного дела никто не видел.

Генерал-полковник Абакумов к моменту прихода Хрущева к власти находился в тюрьме под следствием как сообщник «врачей-вредителей». Дело оказалось липовым, и все подлежали освобождению. Но Абакумова, по просьбе Никиты Сергеевича, оставили в тюрьме и через некоторое время приговорили по другому, тоже липовому, так называемому «ленинградскому делу» к высшей мере и расстреляли.

Специалист по В. Абакумову писатель К. Столяров видит еще один веский довод в доказательство того, что Хрущев стремился как можно быстрее разделаться с Абакумовым — его расстреляли через час с четвертью после оглашения приговора, в то время как, к примеру, Рюмин (следователь МГБ, написавший жалобу Сталину на своего министра. — Н. З.) при прочих равных условиях прожил еще две недели и успел подать ходатайство о помиловании, которое было отклонено по заключению Прокуратуры Союза. Сразу же по окончании процесса над Абакумовым Генеральный прокурор СССР Руденко позвонил из Ленинграда в Москву, рубленой фразой доложил Хрущеву о выполнении задания и спросил, можно ли закругляться. Получив утвердительный ответ, Руденко не стал мешкать. Едва ли Абакумов унизился бы до ходатайства о помиловании, но то, что его лишили этой возможности, — установленный факт.

Во время этого телефонного разговора рядом с Руденко стоял Н. М. Поляков, тогда секретарь Военной коллегии Верховного суда СССР, у которого Столяров и узнал подробности. Н. М. Поляков объяснил звонок Руденко желанием покрасоваться близостью к Никите Сергеевичу, а Столярову данный факт подсказал нечто иное — приговор по делу Абакумова был предопределен задолго до оглашения. Писатель не берется утверждать, принималось ли по Абакумову специальное решение Президиума ЦК КПСС, как в случае с Вознесенским, Кузнецовым и другими, но четкое указание Хрущева было, в этом нет ни малейших сомнений.

Почему Хрущев так энергично спровадил Абакумова на тот свет? Чего он опасался?

Определенно ответить на эти вопросы крайне сложно. Находясь у власти, Хрущев позаботился о том, чтобы изобличавшие его документы были уничтожены. Но живы еще старожилы Лубянки, работавшие под руководством С. Ф. Реденса в Московском управлении НКВД. Они рассказали, что в 1937 году Хрущев ежедневно звонил и спрашивал, как идут аресты. «Москва — столица, — по-отечески напоминал Никита Сергеевич, — ей негоже отставать от Калуги или от Рязани…» Живы и те, кому поручалось уничтожение порочивших его документов. Захотят они рассказать правду или нет — это другой вопрос.

Известно, что незадолго до смерти Маленков обращался к Андропову в КГБ СССР и приводил доказательства преступных действий Хрущева в годы сталинизма.

Словом, противозаконные действия Хрущева — тропа не торная, она ждет своего исследователя.

В. Удилов между тем продолжает список лиц, подвергнутых репрессиям при Хрущеве, которые могли знать жгучую тайну Никиты Сергеевича.

Генерал-лейтенант Судоплатов был арестован, непонятно за что осужден на 15 лет и отбыл весь срок наказания во Владимирской тюрьме. Впоследствии реабилитирован.

Маленков, Каганович, Молотов как представители «антипартийной группы» отправлены в ссылку под строжайший оперативный и милицейский надзор.

Сталин на ХХ съезде КПСС был представлен Хрущевым как тиран и поработитель народов.

Фрагмент из книги генерал-майора КГБ в отставке Вадима Удилова «За что Хрущев отомстил Сталину», опубликованный «Независимой газетой» 17 февраля 1998 года, вызвал неоднозначные суждения. Одним из первых откликнулся Владимир Алпатов, заместитель директора Института востоковедения РАН, доктор филологических наук.

Он отметил, что публикация Удилова «За что Хрущев отомстил Сталину» очень интересна прежде всего потому, что ее автор стремится выйти за пределы нынешних стереотипов, рассматривает личность Хрущева иначе, чем было принято. По Алпатову, стереотипных оценок Хрущева две.

Одна из них проста: все большевики — злодеи, а различия между ними несущественны. Спорить с ней просто неинтересно. Вторая совершенно иная: да, все большевики плохи, но Хрущев из них — лучший (не считая, может быть, Горбачева), а его доклад на ХХ съезде — это Поступок. При этом очень многое забывается. Например, получается, что после смерти Сталина до февраля 1956 года, ничего, кроме разве что ареста и расстрела Берии, не происходило, а потом, после доклада, немедленно началась «оттепель» (хотя одноименная повесть Эренбурга вышла еще в 1954 г.).

Так почему же Хрущев выступил против Сталина? Удилов чуть ли не все сводит к одной причине: мести Хрущева мертвому Сталину и живым его соратникам за расстрелянного сына. Отметим, что приводимая Удиловым недокументированная история, если она верна, была очень глубоко законспирирована. Всегда считалось, что Леонид Хрущев погиб на фронте. Если действительно старший сын Хрущева был расстрелян по приказу Сталину, то этот факт, конечно, многое объясняет. Однако не все. Вопрос серьезнее.

В несомненной личной неприязни Хрущева к Сталину, очень явной в его воспоминаниях, можно выделить как бы поверхностный и глубинный слои. На поверхности — чисто человеческое раздражение и обида. Даже если история с расстрелом Леонида Хрущева и легенда, все равно Никита Хрущев не мог не помнить о том, как по-хамски обращался с ним Сталин. Безусловно, из всех членов Политбюро конца 30-х — начала 50-х годов. Сталин особо третировал Хрущева, отводил ему роль шута, издевался над недостаточной культурой и явной неотесанностью. Конечно, Хрущев не мог не вспоминать, как не раз он сам был на волоске от гибели — и в 1937 году, когда погибли почти все партийные руководители его ранга и сходной биографии, и в 1941 году, после сдачи Киева. В поведении Хрущева 1953 года по отношению к Сталину много от мести холопа покойному барину.

В этом Хрущев отличался от других партийно-государственных руководителей тех лет. Все они могли иметь счеты к Сталину, все (и это важно подчеркнуть) понимали, что после смерти вождя нельзя оставлять его политику без изменений, но уважение к личности покойного оставалось. Вот лишь один пример. В подготовке доклада Хрущева важную роль играл секретарь ЦК КПСС Петр Николаевич Поспелов. Под конец жизни, изгнанный из ЦК в Академию наук, он любил вспоминать прошлое. И главным для него были воспоминания о том, как он работал с великим человеком — Сталиным. Он, например, рассказывал, как Сталин в минуты хорошего настроения, припоминая семинарский багаж, произносил какие-нибудь латинские изречения, подшучивая: «Вот только мы с вами, Петр Николаевич, здесь знаем латынь». Поспелов был одним из немногих руководителей тех лет, окончивших гимназию. Даже нагоняи от Хозяина в годы редактирования «Правды» старый академик вспоминал с умилением, подчеркивая правоту того в каждом случае. Но как великолепный аппаратчик, Поспелов перед ХХ съездом выполнил приказ нового Хозяина разоблачить прежнего, которого он искренне любил. И все же ни Поспелов, ни другие участники подготовки доклада не могли исполнить задание так, как хотелось Хрущеву, — недаром он вложил в итоговый текст много своего.

Но, думается, у Хрущева были и глубинные, более серьезные причины нелюбви к Сталину, пусть, может быть, им и не до конца осознанные.

Далее Владимир Алпатов вскрывает «гносеологические» корни предпринятого Хрущевым шага в сторону от линии Сталина. Размышления ученого, безусловно, интересны и, наверное, правильны, но я не буду приводить их, поскольку это усложнит мое расследование. Для меня главное в том, что ученый не исключает версию генерала Удилова, но не сводит только к ней причину мести Хрущева Сталину. Подчеркнув, что гипотеза лубянского генерала недокументирована, он попутно обнаружил в ней много фактических ошибок и упрощенных оценок. Так, сейчас уже известно, что белый генерал Миллер был не «уничтожен за границей», а тайно вывезен в СССР, судим и расстрелян. Щербаковский район в Москве действительно был переименован по указанию Хрущева, но не на его «второй день правления», как пишет Удилов, а лишь в 1957 году. Щербаковский универмаг был не «закрыт», а также переименован, а здание его снесено позже. Маршал Мерецков был арестован уже тогда, когда НКВД возглавлял Берия: летом 1941 года, и в том же году освобожден. Писатель Владимир Карпов был освобожден из лагеря и отправлен на фронт не в начале войны, а лишь в 1943 году.