Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

• Название: Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-224-04540-1

После убийства И.В. Сталина на Ближней даче (в правительственном сообщении от 5 марта 1953 года лживо утверждалось о смерти в кремлевской квартире) последовала череда необъясненных до сих пор событий: арест и заключение в тюрьму под другой фамилией его сына, генерала Василия Сталина, убийство Л. Берии, расправа с маршалом Г. Жуковым, снятие с постов и высылка из Москвы членов сталинской команды — В. Молотова, Г. Маленкова, Л. Кагановича.

Задолго до этих событий, в середине Великой Отечественной войны, с боевого задания не вернулись молодые летчики Леонид Хрущев и Владимир Микоян. Есть ли связь между их исчезновением и последовавшими затем заговорами и переворотами в Кремле? Автор книги, успешно работающий в жанре «литературы факта», приводит читателей к сенсационным открытиям.

---

Обратимся к мнению авторитетного антисоветчика А. Авторханова.

«В «Правительственном сообщении» от имени ЦК КПСС и Совета Министров, — пишет он в уже упоминавшейся книге «Загадка смерти Сталина», — опубликованном только 4 марта 1953 года, сказано: «В ночь на 2 марта у т. Сталина, когда он находился в Москве на своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи».

О тяжкой, смертельной болезни Сталина сообщают только на четвертый день, ибо фактически удар у Сталина был вечером 1 марта. «Правительственное сообщение» о болезни Сталина, видно, составлено заговорщиками без консультации с врачами, иначе Сталин не потерял бы сначала сознание, а потом речь. Для лечения Сталина создается комиссия из восьми врачей — академиков и профессоров. Во главе комиссии — новый министр здравоохранения СССР Третьяков и новый начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Куперин. В сообщении говорится, что «лечение т. Сталина проводится под постоянным наблюдением ЦК КПСС и Совета Министров СССР», то есть «вредительское лечение» исключается.

5 и 6 марта выходит несколько бюллетеней о ходе болезни Сталина. Составленные на этот раз, по всей видимости, с использованием последних и лучших медицинских работников, бюллетени поражают подробностью и изобилием непонятных, сугубо медицинских терминов, частично тут же переведенных на русский язык. За внешней озабоченностью ходом болезни Сталина и «энергичными мерами» его лечения, иногда даже вызывающими частичное улучшение состояния больного, чувствуется, что смерть Сталина — дело решенное.

5 марта 1953 года Сталин умирает. Тогда «наследники» прибегают к неслыханной мере, они создают совершенно новую комиссию академиков и профессоров из семи человек во главе с теми же Третьяковым и Купериным для подтверждения правильности диагноза болезни Сталина и правильности его лечения под руководством ЦК. Комиссия дала авторитетное заключение: «Результаты патологоанатомического исследования полностью подтверждают диагноз, поставленный профессорами-врачами, лечившими И. В. Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили необратимый характер болезни И. В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход» («Известия», 7.3.53).

Это не врачи, а Берия и его соучастники заручились свидетельством, чтобы доказать свое алиби. Они знали, что не только Василий Сталин будет утверждать, что «они убили Сталина». Но одно то, что им понадобилось такое свидетельство, выдает их с головой».

А вот свидетельство С. И. Аллилуевой, не отходившей, по ее словам от умиравшего отца, что, как мы знаем, опровергает сын Берии.

— Все как-то неосознанно ждали, — вспоминает она, — сидя в столовой, одного: скоро, в шесть часов утра по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот, наконец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левитана или кого-то другого, похожего на Левитана, — голос, который всегда сообщал нечто важное. И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все снова заплакали — мужчины, женщины, все… И я ревела, и мне было хорошо, что я не одна, и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной вместе.

(Сомнение Светланы Иосифовны было небезосновательным. Сообщение о смерти Сталина по радио зачитывал не Левитан. В ранее вышедшей книге «Вожди и сподвижники» я косвенно упомянул об этом эпизоде и спустя некоторое время получил от читателя из Москвы А. А. Павловского письмо, в котором он, ссылаясь на то, что знал голоса дикторов «наизусть», уточнил: этим диктором был не Левитан, а Юрий Ярцев.)

Однако продолжим монолог С. И. Аллилуевой.

— Здесь все было неподдельно и искренне, — вспоминала она, — и никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.

Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем. Его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно.

Д. Т. Шепилов, касаясь этой темы, сказал следующее:

— Я сидел в своем рабочем кабинете в «Правде». Готовили очередной номер газеты на 6 марта 1953 года. Около десяти часов вечера зазвонил кремлевский телефон-«вертушка»: «Товарищ Шепилов? Говорит Суслов. Только что скончался Сталин. Мы все на Ближней даче. Приезжайте немедленно. Свяжитесь с Чернухой и приезжайте возможно скорей».

— Чернуха? Эта фамилия мне знакома. Кажется, он встречал на аэродроме Жукова после его возвращения из Югославии. Как представитель ЦК КПСС, верно? Какую должность он занимал?

— Чернуха был вторым, после Поскребышева, помощником Сталина, — разъяснил Д. Т. Шепилов. — О звонке Суслова я никому не сказал в редакции. Предупредил, что еду в Кремль, к Поскребышеву, и спустился на улицу.

Н. А. Мухитдинова, по его рассказу, пригласили на Старую площадь.

— Пятого марта ночью, — вспоминал он, — нас пригласили в ЦК, где Шаталин и еще два работника ЦК сообщили, что только что умер Сталин, что утром 6 марта будут переданы по радио и опубликованы в печати обращение к партии и народу, а также медицинское заключение. Ознакомили с решениями об образовании комиссии по организации похорон. Сообщили, что гроб с телом Сталина будет установлен в Колонном зале Дома союзов. Затем нас, несколько членов ЦК, попросили постоянно быть в Колонном зале, чтобы помогать комиссии.

Избавление от свидетелей

Снова обратимся к исследованию А. Авторханова. «Вот за тех, кто знал слишком много, и взялся Берия сразу после смерти Сталина, — читаем в книге «Загадка смерти Сталина». — К ним, кроме соучастников Берии, относились: 1) две комиссии врачей: одна — «лечившая» Сталина, и другая — засвидетельствовавшая, что Сталина лечили «правильно»; 2) охрана и прислуга Сталина на даче в Кунцеве.

Большинство врачей из этих двух комиссий исчезли сразу после смерти Сталина. Один из врачей, участвовавших во вскрытии тела Сталина, профессор Русаков, «внезапно» умер. Лечебно-санитарное управление Кремля, ответственное за лечение Сталина, немедленно упраздняется, а его начальник И. И. Куперин арестовывается. Министра здравоохранения СССР А. Ф. Третьякова, стоявшего по чину во главе обеих комиссий, снимают с должности, арестовывают и вместе с Купериным и еще двумя врачами, членами комиссии, отправляют в Воркуту. Там он получает должность главврача лагерной больницы.

Реабилитация их происходит только спустя несколько лет, а это доказывает, что заметал следы не один Берия, а вся четверка.

Не менее круто поступил Берия с кунцевской охраной и обслугой Сталина: ведь эти люди не только были свидетелями того, что происходило вокруг Сталина, но, очевидно, и рассказали Василию Сталину, как бериевские «врачи» залечили его отца.

Если бы Сталин умер естественной смертью «под постоянным наблюдением ЦК и правительства», как гласило правительственное сообщение от 4 марта 1953 года, то не происходили бы те «странные события» в Кунцеве, о которых рассказывает, впрочем, не вдаваясь в причины происходящего, дочь Сталина».

Действительно, после кончины хозяина Ближней дачи там началось непонятное.

— Дом в Кунцево пережил после смерти отца, — вспоминает С. И. Аллилуева, — странные события. На второй день после смерти его хозяина — еще не было похорон — по распоряжению Берии, созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживавших дачу, и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда (неизвестно куда), а все должны покинуть это помещение.

Спорить с Берией было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимавшие люди собирали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами все на грузовики, все куда-то увозилось, на какие-то склады… Подобных складов у МГБ — КГБ было немало в свое время. Людей, прослуживших здесь по десять — пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их разогнали всех, кого куда. Многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились в те же дни. Люди не понимали ничего, не понимали, в чем их вина? Почему на них так ополчились? Но в пределах сферы МГБ, сотрудниками которого они все состояли по должности (таков, увы, был порядок, одобренный самим отцом!), они должны были беспрекословно выполнять любое распоряжение начальства. Я узнала об этом много позже — тогда, в те дни, меня не спрашивали.

Как рассказывали мне в середине восьмидесятых годов «долгожители» Старой площади, позже, когда «пал» сам Берия, Ближнюю дачу стали почему-то восстанавливать. Свезли обратно вещи. Пригласили бывших комендантов, подавальщиц. Они помогли снова расставить все по своим местам и вернуть дому прежний вид. Оказывается, готовились открыть здесь музей, наподобие Ленинских Горок. Но затем последовал ХХ съезд партии, после которого, конечно, идея музея не могла прийти кому-либо в голову.