Сидони-Габриель Колетт - Чистое и порочное

• Название: Чистое и порочное
• Автор: Сидони-Габриель Колетт
• Издательство: АСТ, Орлов и сын
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88196-318-0

В предлагаемой читателю книге блестящей французской писательницы, классика XX века Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) включены романы и повести, впервые изданные во Франции с 1930 по 1945 годы, знаменитые эссе о дозволенном и недозволенном в любви «Чистое и порочное», а также очерк ее жизни и творчества в последние 25 лет жизни. На русском языке большинство произведений публикуется впервые.

---

Я уже не перекидываюсь и никогда больше не буду перекидываться язвительными угрозами через голову и сквозь тело мужчины ни с этой красивой блондинкой, ни с той кроткой шатенкой, ни с одной другой женщиной: я не буду обмениваться с ними зеркальными отражениями и неутомимо посылать в них разряды, поражавшие самого любовника… «О чём ты думаешь?» – говорил он им. Они думали обо мне. «Где это вы витаете? – спрашивал он меня. – На луне?» Я же находилась подле одной из своих соперниц, которую трясло от моего незримого присутствия. Ни они, ни я ни в чём не нуждались; у всех нас были одни и те же заботы.

«Он» царил на полпути между нами, в нейтральной зоне, являясь скорее ставкой в игре, чем судьёй. «Мужчины» не любят искусной игры и опасаются ярости двух самок, прочно удерживающих свои позиции. Но в любой игре, какой бы страшной она ни была, необходим азарт. Игра требует от нас спортивных качеств и ровного расположения духа, даже когда наша душа жаждет крови. Я не обладаю ни единым качеством игрока и никогда не отказывала себе в фантазии или запрещённых ударах, которые не следует расценивать как ошибки или нарушение гибких правил игры. Я совершила лишь одну настоящую ошибку, повторила её и была за это наказана. То была справедливая расплата. Говорят, что нельзя никому дарить ни лодок, ни птиц. Я позволю себе добавить: и мужчин тоже. Прежде всего потому, что мужчина – как бы он ни божился над нашей головой, как бы ни присягал на Святом Писании – никогда не является нашей собственностью. Даже если он с радостью позволяет себя отдать, в глубине души он никогда нам этого не простит. И оказывается, поскольку он редко прощает счастливой обладательнице, в чьи руки перешёл, что самоотверженность в очередной раз всё испортила.

Постарайтесь подобно мне отвлечь любовную силу от её цели, чтобы она служила радостному умерщвлению плоти, этакому упоительному равноправию, и вы увидите, как одновременно с законным эгоизмом пары исчезнут шипы пышного и буйного цветка под названием ревность.

Как расценил бы добровольное отречение от постельных полномочий какой-нибудь духовник? Я знаю, что он ответил бы, хотя у меня не было официального исповедника. Он, как и я, пришёл бы к мысли, что вокруг некоторых благодушных супружеских пар ощущается затхлая атмосфера лжесемьи, сомнительной опеки и более чем двусмысленного спокойствия… Можно ли жить с равнодушием? Так же, как с пороком, причём последний ничего от этого не теряет.

Сколько времени потрачено на отпущение грехов!.. Нет ничего более нелепого, чем то, что в книгах называется «гармонией любовного треугольника». Неприличные позы и акробатические этюды «человеческой пирамиды» быстро приводят в уныние шаткие полигамные семьи. Можно ли внушить женщине, какой бы беспутной и глупой она ни была, что один плюс один равняется трём? Некая бесстрастная и безнравственная наблюдательница, не лишённая проницательности, утверждала, что в чувственном трио всегда находится один обманутый, а зачастую таких обманутых двое. Я предпочитаю считать того, кому постоянно изменяют тайным патриархом и скрытым мормоном. Этот паша мелкого масштаба, будучи вечным возмутителем спокойствия, заслужил подобные титулы.

Его грубо сработанная ловушка с приманкой в виде одного только удовольствия захлопывается за ним, если одна из двух женщин, которых он неосторожно соединяет, обладает достаточно твёрдым характером и отказывается в пользу более слабой партнёрши от поединка, который свёл их лицом к лицу, если не сказать: уста к устам. Слабая обычно сдаётся, раскрывается, жаждет быть завоёванной без насилия и облекает подругу простодушным безграничным доверием со словами: «Поверь мне, я чувствую себя невинной, как только перестаю от тебя таиться; теперь я твоя союзница, а не жертва…»

Подобные женские пары встречаются чаще, чем можно предположить. Но они предпочитают хранить свой союз в тайне, пройдя через узкий тоннель и презрев райский путь через Лэнгольн. Нам позволено не ведать о них. Одна из таких рабынь умерла не очень давно. Её подруга буквально угасает на глазах. Она не спешит, не стремится к концу, но и не ищет того, что невозможно найти, на что она никогда не надеялась и что она разъясняет с таким трудом: «Нет, она не была мне как дочь. Разве подлинное материнство всегда застраховано от кратковременных вспышек ненависти? Нет, она не была мне любовницей. Я забывала, что она красива, что мы сошлись наперекор мужчине, испытывая к нему глубокое, всё возрастающее безразличие. Впереди у нас была столь безупречно-чистая бесконечность, что я никогда не вспоминала о смерти…»

Я уловила мгновенный трепет слова «безупречно-чистая», вырвавшегося из её уст, жалобное «у» и ясное ледяное «р». Они не вызвали у меня никаких чувств, разве что потребность услышать ещё раз их неповторимое звучание и эхо, напоминающее звон капли, стекающей, отрывающейся и падающей в водоём. Слово «чистое» не раскрыло мне своего доступного пониманию смысла. Мне остаётся утолять зрительную жажду чистоты прозрачными явлениями, напоминающими о ней: воздушными шарами, жёсткой водой и воображаемыми пейзажами, надёжно скрытыми в глубине массивных кристаллов.

Очерк жизни и творчества КОЛЕТТ 1930–1954

Произведения, вошедшие в настоящий том Собрания прозы, были написаны тогда, когда у Колетт миновал период бурного кипения чувств. Конечно, сказывался уже возраст, но также и то, что у неё сложилась к этому времени прочная и счастливая семейная жизнь с преданным, любящим её мужем, человеком деловитым и умным, Морисом Гудекетом, который был моложе её на 16 лет.

В 30-е годы её литературная деятельность достигает своего расцвета. Она сохраняет великолепную работоспособность и ясность ума до глубокой старости. За этот период (с 1930 по 1954 год) она сумела написать 23 книги. А всего за 54 года творческой деятельности (с 1900 по 1954 год) она выпустила 50 книг художественной и очерковой прозы. И кроме того – четыре тома статей о театре, о спектаклях.

Обретя в жизни некую стабильность и покой, писательница перестала выплёскивать на бумагу свои «сиюминутные» чувства и ощущения, обуревавшие её в момент, когда она садилась за письменный стол. Впрочем, может быть, именно это личное участие автора в судьбах персонажей придавало особую искренность и живую непосредственность всему повествованию, делало его столь непохожим на литературу в привычном понимании.

Теперь она предпочитает писать не только о себе, не только о том, что она сейчас чувствует. Но при этом сохраняет живость и эмоциональность, которые были свойственны её прежним книгам. И достигает этого благодаря высокому писательскому мастерству, сложившемуся за годы её литературной деятельности.

Если попытаться как-то систематизировать написанное Колетт после 1930 года, то можно выявить два направления, характерные для её творчества этих лет. Во-первых, это серия книг, которые представляют собой как бы подведение жизненных итогов, воспоминания о прошлом, написанные в оригинальной форме, далёкой от обычных мемуаров. Второе направление – это романы и новеллы психологического плана.

К началу 30-х годов писательница обрела мировую известность. Её книги переводятся на иностранные языки, по ним ставят пьесы и фильмы. Начинают выходить научные исследования, посвящённые её творчеству. Её стали называть «великая Колетт». На неё посыпались приглашения из разных городов и стран, которые она охотно посещает и читает там лекции, встречается с читателями. Так, в феврале 1930 года она совершает турне по Германии. А летом того же года её как видную фигуру парижского культурного мира приглашает к себе на яхту известный банкир Анри де Ротшильд. Она вместе с Морисом Гудекетом в компании разного рода знаменитостей и «сильных мира сего» совершает на этой яхте круиз по Северному морю до самой Норвегии.

Колетт чувствует себя среди «сливок» общества не в своей тарелке. Она не выносит светской суеты, жизни «напоказ», пустого времяпрепровождения и предпочитает проводить лето у себя в «Мускатной шпалере» на берегу моря, вставать на заре и в сопровождении кота и собаки бежать босиком на пляж, потом весь день работать в саду, заниматься растениями и возиться по хозяйству. Только в этих условиях она по-настоящему отдыхала и набиралась сил. Это у неё шло от матери. Чем больше росла её известность, требовавшая чисто светского общения с высокопоставленными лицами, тем сильнее тянулась она к тому типу человеческого поведения, который воплощала Сидо. Наверное, потому вполне логично, что серию произведений мемуарного характера она открывает книгой воспоминаний о матери («Сидо», 1930). О Сидо она уже писала в книгах «Дом Клодины» (1921) и «Рождение дня» (1928), но там её образ играл скорее вспомогательную роль – позволял выявить и лучше понять внутреннее психологическое состояние самой Колетт, служил для неё как бы своеобразным светлым «маяком», предупреждающим об опасностях.