Марина Добрынина - Империя под угрозой. Для служебного пользования

• Название: Империя под угрозой. Для служебного пользования
• Автор: Марина Добрынина
• Жанр: Фэнтези

Если Родина обучила тебя, призвала, если тебе нравится твоя работа, если ты искренне считаешь, что ты нужен, разве ты можешь изменить? А ведь можешь…

---

— Ни…! Это все твои гребаные эксперименты!

Молчит. Долго молчит. Ничего, я так тоже умею.

— Знаешь, — говорит он вдруг задумчиво, — я ведь не один такой. Я разговаривал с другими Мастерами, с новенькими. Они тоже чувствуют что-то странное. Какую-то свободу и желание действовать. Просто не знают, в каком направлении. Неужели ты это не ощущаешь?

— Нет!

— Странно. Но, с другой стороны, на Мастеров ведь раньше тоже не нападали. В таком количестве. Мы как будто отрываемся от людей. Еще больше, чем обычно.

Меня такие разговоры злят.

— Слышь, — говорю, — богослов-философ. Я такое не чувствую, перемен не предвижу, а на Мастеров нападали и ранее, причем в разных количествах. А ты шел бы отсюда побыстрее. Мне еще о тебе начальству докладывать. И не забудь, пожалуйста, там за дверью три орла стоят. Глаза помочь отвести или сам справишься?

Ланкович вешает нос, бурчит, что мол и сам с усами, и торжественно удаляется через дверь. Слышу грохот на лестничной площадке, жду минут пять, а лишь затем выглядываю. Ага, лежат мои телохранители, как бревнышки, рядком. И только ручки в разные стороны свешиваются. Не удержался, гаденыш этакий, от эффектного жеста на прощание. Усыпил. Ну и Бог с ними со всеми. Кто я такая, чтобы мешать парням отдыхать на рабочем месте? От работы ведь меня отстранили?

Спокойно пробираюсь между ними, стараясь лишь пальцы не поотдавливать, и тащусь на работу. Как и обещала, докладывать о Ланковиче и искренне раскаиваться в совершенных ранее проступках.

Четвертаков, надо признать, выслушивает мои покаянные речи без удивления и без торжества на своей холеной физиономии.

Уныло кивает в такт моим словам и телефон свой разглядывает.

— Так Вы говорите, — задает он уточняющий вопрос, — что после того инцидента с нападением своего ученика не видели.

— Нет, — отвечаю я, — видимо, испугался, что его раскрыли, и исчез.

— А зачем же он тогда вмешивался?

Изображаю удивление.

— Как зачем? Он же мой ученик! Он не мог оставить меня в беде!

— Он переактуализацию прошел, — напоминает шеф.

— Переактуализацию? — хмыкаю я, — да чушь это все! Психику себе расшатал, да и только.

— Хорошо, — спокойно произносит Четвертаков, — Вы свободны, идите.

— Домой?

— Нет, на свое рабочее место. Считайте, что Вы восстановлены в должности. И впредь, Майя Алексеевна, сразу отвечайте на поставленный вопрос. Не заставляйте меня применять непопулярные меры.

Он холодно улыбается, пристально глядя в мои честные глаза. Я киваю и выпархиваю вон из кабинета. Как быстро все прошло, однако, и как удачно! Даже подозрительно.

Глава 10.

Два дня прошло. Все тихо. Меня не трогают, а я не высовываюсь, и даже подчиненных моих не слыхать, не видать. Меж тем, нападения на Мастеров продолжаются. И что-то я не замечаю, чтобы за нападавшими кто-либо активно охотился. А слова "народная воля" в разговорах все чаще заменяют термин «правонарушение». Стараюсь возвращаться домой засветло, благо работой меня сейчас не напрягают.

Накаркала.

Четвертаков, большой и важный, на пороге моего кабинета. Смотрит на меня, глаза с прищуром, руки в карманах. Не человек, а воплощенная неприятность.

— Вот что, советник Дровник, — произносит он, наконец, — у меня есть для Вас задание особой важности.

— Слушаю, — осторожно проговариваю я.

— Я Ланковича в розыск объявил, — продолжает между тем мой драгоценный шеф, — думаю, Вам это дело поручить.

— Почему мне?

— Ну а кто его лучше всех знает? Кроме того, Вы же его в прошлый раз искали и обнаружили. Вот, по старым, так сказать, следам. Сами же просились на оперативный простор. Вам и карты в руки.

— Но у Вас и другие работники имеются…

— Имеются, — соглашается Четвертаков, — но они не являются Мастерами четвертого уровня. Так что, дерзайте, Майя Алексеевна. В ближайшее время жду Ваш рапорт.

С каменным лицом дожидаюсь его ухода. В голову лезут лишь слова, не имеющие чего-либо общего с нормативной лексикой. Это как же я должна ловить Ланковича, чтобы не дай Бог, его не поймать и при этом остатки своей репутации в общественном сортире не утопить? Спасибо, дорогой Юлиан Витальевич, чтоб тебе геморрой, диарею и куриную слепоту в одном флаконе.

И вообще, это что за судьба у меня такая злодейская? Я что, всю жизнь по Империи буду за своими учениками гоняться? Все, завязываю с актуализацией. А то брак какой-то в работе пошел.

Выезжаю. Начинаю все по-новой. Его одна бывшая работа, другая бывшая работа. Его гражданская жена, тоже бывшая. Она, кстати, уже не буянит, но, естественно, о Ланковиче не слышала ничего и вспоминать не желает. Его бывшие коллеги… При моем появлении практически у всех вытягиваются лица. Наверное, думают — дежавю. А я же каждый день рапортую об отсутствующих результатах. С чистым сердцем и спокойной душой. Ну, всех уже опросила и все осмотрела! Даже писать не о чем. В университет, что ли, опять наведаться от нечего делать?

И зачем нелегкая сюда меня принесла? Естественно, коллеги-преподаватели не в курсе последних передвижений золотого мальчика Димы. Изумленно разводят руки в стороны и пытаются выведать у меня, что случилось. Не сознаюсь. Спокойная и умиротворенная иду к выходу по длинному коридору, ведущему в фойе, когда за руку меня дергает какая-то мелкая девчушка. Маленькая, тоненькая, голова в бараньих кудряшках, на носу очки. Платье коричневое в белый горошек. Девочка-одуванчик.

— Простите, — тихонечко щебечет она, — а Вы — Мастер Идеи Майя Дровник?

— Да, — говорю, — а что Вас интересует?

— Вы Диму ищете?

Сердце в груди нервно екает.

— Какого Диму?

— Ланковича!

— Да, а Вам что-то известно?

— Известно, — шепчет девочка, и отчего-то краснеет.

— Простите, а Вас как зовут?

— Олеся Свитковская. Я аспирант, преподаю здесь психологию четыре часа в неделю Я нечасто в Университете бываю, и в прошлый раз мы не встречались. И я… Мастер врачевания.

А вот здесь я спотыкаюсь на ровном месте и начинаю мысленно обругивать себя последними словами. Нет, но это надо же! Сначала принять это мелкое существо за студентку, а потом нагло не заметить, что она — Мастер! Нет, ну теперь-то я вижу! Хотя вот параметры определить не берусь, ни восприимчивость, ни силу. Какие-то они у нее странные.

— Первый уровень, — бормочу я.

Олеся Свитковская снова краснеет.

— Я не могу сейчас с Вами разговаривать, — произносит она, — я боюсь, что нас могут подслушать.

Здрасте, приехали! И чего это ради новоиспеченному Мастеру бояться прослушки?! Это я еще могу ее опасаться, учитывая последние события! Глубокий вдох…

— Хорошо, — отвечаю, — где и когда мы сможем с Вами поговорить?

— А приходите ко мне домой, — говорит она, простодушно улыбаясь, — только не раньше девяти вечера. Вот мой адрес. Хорошо?

Рассеянно киваю, забирая у нее из рук листок с каракулями. Пожалуй, эту встречу в рапорте я пока не буду отражать,

Около девяти я нахожу типовую девятиэтажку на окраине города. На глухой окраине, то есть в ста метрах от нее уже лесок виднеется, в котором осенью наверняка грибы собирают. Лифт не работает. Ползу на восьмой этаж, задыхаясь и ругаясь вполголоса. Дверь, обшитая коричневым дерматином. Звук звонка имитирует кукареканье. Представляю, как хозяйка квартиры каждый раз вздрагивает.

Олеся открывает дверь, мило улыбается и приглашает меня войти. Уже у порога слышу возбужденные юные голоса, раздающиеся откуда-то, судя по типовой планировке, из зала.

Разуваюсь, прохожу. Ну, и кого я вижу?

Естественно, Ланковича.

— Майя! — радуется он, — ты меня нашла!

— Ага, — бормочу, — замечательно, учитывая то, что я всеми фибрами души желала тебя НЕ найти.

Меня, как почетную гостью, усаживают в кресло во главе круглого, как у древних рыцарей, стола. Почему во главе? Потому что все остальные, включая мою потенциальную жертву, ютятся на разномастных табуретках. Хозяйка быстро мне приносит чашку суррогатного кофе. Без сахара. Пью, давлюсь, рассматриваю компанию.

Несколько юных Мастеров. Три единички. Одна двоечка. Показатели у всех так себе, и до меня, и до Ланковича им, как до луны пешком. Дети! Глупые, слабые, взор-то у них горит, да руки растут не из того места. Захлебываясь от эмоций, рассказывают мне и друг другу о своих последних ощущениях. Мысли всякие крамольные озвучивают.

Ланкович же рядом с ними, как гордый петух с цыплятами. Грудь колесом, улыбка самодовольная, аж противно. Поглядывает на меня искоса, мол смотри, какой я коллективчик организовал!