Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

• Название: Невская битва
• Автор: Александр СЕГЕНЬ
• Жанр: Историческая проза

Роман современного писателя-историка А. Сегеня посвящен ратным подвигам новгородского князя Александра Ярославича (1220—1263). Центральное место занимают описания знамени­тых Невской битвы и Ледового побоища, победа в которых при­несла молодому князю славу великого полководца Руси.

---

—    Куда ты!

—    Невтерпеж мне… — прохрипел я в ответ. — Хо­чу вон из дома… Хочу увидеть мир Божий…

—    Да как же… С такими ранами…

Я уже не мог ничего отвечать ему, а упрямо влачил свое ослабленное тело к дверям, стремясь выйти на крыльцо. И до сих пор не могу я никак объяснить, что предвещало мне твое появление, Славич. Но когда я вы­шел наконец из дому на крыльцо, то так и есть — увидел тебя, скачущего по мокрому снегу на своем золотисто-буланом Аере, золотом в лучах яркого весеннего солнца.

И ты подскакал к воротам дома, ворвался во двор, спрыгнул с седла и упал лицом в мокрый снег. Но тот­час поднялся и побежал ко мне навстречу. И я из по­следних сил кликнул тебя:

—    Славич!

—    Саввушка! — отозвался ты.

Я шагнул и упал в твои объятья, совершенно обес­силенный. Ты подхватил меня и вместе с Гущей пота­щил обратно в дом, радостно бормоча:

— Живой! А я-то и не чаял живого тебя встретить!

И слезы ручьями хлынули из глаз твоих, а вместе

с тобой и я залился слезами, во второй раз за этот дол­гий, томительный, но такой счастливый день. Меня дотащили до постели и бережно уложили, спрашивая, не больно ли мне.

— Да какой там больно… — ворчал я, утирая сле­зы. — Хорошо мне. Как хорошо!

Потом ты, Славич, стал мне рассказывать о битве, а когда я спросил тебя, кто погиб, ты отвел взор свой и, не желая меня огорчать, ответил, мол, еще не подсчи-тывались потери.

— Брось, Славич! Неужто ты ни одного с нашей

стороны павшего не приметил? Говори уж.

И ты назвал мне Ванюшу Тура и Ратислава, серба Гаврилу Ладожского, Ярополка Забаву.

—   А я вот живехонек остался, — виновато вздох­нул я, узнав о гибели близких соратничков. — Кого же ты вместо меня взял на сие время?

—   Терентия Мороза. Но ты у меня незаменим.

—   Спаси тебя Христос, Славич!

Силы стали покидать меня, ведь я впервые за шесть дней вставал и ходил. И ты уехал, сказав, что через пару дней непременно заберешь меня отсюда, когда отправишься во Псков. Так мы простились, и я вскоре уснул.

А проснулся среди ночи от того, что кто-то рядом со мной тихо скулил. Приподнявшись, я увидел Ратми-шу. Мальчик сидел на моей постели между мною и стеной. И плакал. Должно быть, ему вспомнились его родители.

—   Что с тобой, Ратмишенька? — спросил я тихо.

—   Ницево, — буркнул он, особенно жалобно по-псковски цокнув.

—   Так не бывает. Говори абие, почто тужишь столь слёзно! — приказал я сурово.

—   Немца князь Александр увез.

—   И что ж тут за печаль? — удивился я.

—   А то и пецаль…

—   Ну говори же, что опять молчишь!

—   Я клятву дал.

—   Какую клятву? Кому?

—   Себе. Что убью его сегодня ночью. За отца мое­го и матушку, и за братьев моих. А его князь Алек­сандр забрал.

Я глубоко задумался над тем, какие сильные корни пустила ненависть в душу этого дитяти, и стало мне еще жальче его, чем раньше, сироту бедного.

—   И неужто ты бы убил его?

—   Убил бы.

—   Как же? Чем?

—   Топором. А не топором, так серпом.

—   Убил бы?

—   А что ж?

—    Ой ли!

—    Не знаю… — Он поник головой, и я привлек его к себе, приложил к своей груди, как днем — кота. И он стал все реже хлюпать носом, все меньше дрожать. Потом несколько раз глубоко-глубоко вздохнул и сов­сем затих.

—    Спишь ты там, Ратмиша?

Он ничего не отвечал. Уснул, родимый.

Глава двадцать четвертая

ДОБРОЕ ДЕЛО

Солнечным и погожим утром предпоследнего май­ского дня по гладкой воде Чудского озера плыла креп­кая и просторная лодочка. На веслах сидел могучий узменский рыбарь Никола, коего за необъятность плеч и великанство звали Медведем. На корме воссе­дал премудрый Елисей Ряпко, а на носу, вглядываясь вводы озера, торчал худой и востроносый Юрята Ка­мень. Было тихо и хорошо, как случается в те дни, когда весна уже полностью закончила свое дело, а ле­то еще только-только начинает припекать. И ради этой тишины никому из троих не хотелось ни о чем го­ворить. В то же время совсем уж молча плыть как-то было не по-людски. И посему изредка узменские му­жички обменивались короткими, но весьма многозна­чительными высказываниями.

—    Солнецный Спас-то, братцы! А? — промолвил Елисей.

—    Да уж! — отозвался Юрята.

—    Знамение, — согласился Никола Медведь. Они дружно замолчали, каждый по-своему обдумывая но­вость, притекшую вчера из Пскова. В позапрошлое воскресение там случилось великое чудо — замироточила икона Спасителя в женской монастырской обите­ли Иоанна Богослова.

Сия чудесная икона находилась над гробом великой княгини Ярославы Владимировны, убитой от ру­ки ее же пасынка в граде Медвежья Голова, который немцы, захватив, переименовали в Оденпе, а теперь, глядишь, после Ледового одоленья, вновь вернут нам. Дочь великой княгини и мученицы Ярославы, псков­ская княгиня Евфросиния, основала обитель апостола Иоанна Богослова, там установила гроб своей матери и над ним воздвигла прекрасную икону с изображени­ем Спасителя в лучах солнца. И в народе сей замеча­тельный образ вскоре стали называть Солнечным Спа­сом. Иные даже видели, как лучи от Солнечного Спаса порой играют над гробом мученицы. Стали появлять­ся и случаи исцеления от лучезарной иконы. Все жда­ли новых чудес, и вот этой весной они не замедлили явиться.

—   Опракса-то наша!.. — в восхищении мотнул го­ловой Елисей Ряпко, и стало заметно, как его распира­ет поговорить, но как в то же время он сдерживается, дабы не слишком нарушать священную тишину утра.

—   Да уж! — тоже восхищенно подернул головой Юрята, ненадолго отвлекаясь от созерцания водной глади.

—   Даром разве и прозвание ей — Добродея, — про­рычал Медведь, мощно, но бережно, без лишнего всплеска, налегая на весла.

Лет десять тому назад княгиня Евфросиния полу­чила в подарок от немцев книгу — некую писаную по-немецки повесть о горестях и страданиях кесарини Адельгейды, супруги кесаря Генриха, урожденной внучки Ярослава Мудрого Евпраксии Всеволодовны. Сия прекрасная Евпраксия была выдана замуж за бла­городного князя Генриха Штаденского, но муж ее ско­ропостижно скончался, и юная вдова поступила в мо­настырь. Игуменьей монастыря была родная сестра кесаря, и однажды, приехав к сестре в гости, кесарь пленился красою русской княжны, воспылал к ней страстью и ради того, чтоб жениться на Евпраксии, собственноручно до смерти погубил свою жену. Выйдя замуж за кесаря, Евпраксия получила новое имя — Адельгейда. Поначалу она была даже счастлива со своим вторым Генрихом, но тот тайно поклонялся вра­гу рода человеческого, совершал страшные обряды и водился с ведьмами, одна из которых, Мелузина, вознамерилась погубить Адельгейду-Евпраксию. Так начались страдания внучки великого киевского князя Ярослава. Бежав от изверга мужа, она долго скита­лась по разным странам, добиваясь развода, да так и не получила его. Затем она вернулась в родные края, но тут ее все прозвали волочайкой, не очень-то разби­раясь, зачем она сбежала от законного супруга. И бед­ная Евпраксия окончила дни свои послушницей при женской обители в Киеве, а за ее смирение и благость монахи удостоили ее чести быть похороненной у са­мых врат Киево-Печерской лавры.

Много слез пролила княгиня Евфросиния над пе­чальной повестью, а когда пришло время принять мо­нашеский постриг, по чудесному Божьему изволению и имя ей было дано в монашестве — Евпраксия, что значит по-гречески — «доброе дело». В простолюдье же имя Евпраксия произносилось попроще — Опрак-са, а переводя на русский язык — Добродея.

Когда князь Александр Ярославич отправился бить немцев на Чудское озеро, игуменья Иоанно-Бо-гословской обители Евпраксия денно и нощно моли­лась о нем перед иконой Солнечного Спаса. Так стра­стно и сильно молилась, что в самое утро, когда со­стоялось сражение, случилось чудо — Солнечный Спас явил игуменье лицезреть всю жизнь Александ­ра: от самого зарождения до самой смерти. Тотчас же она и призналась в том, что ей даровано было сие откровение, поведала обо всем, что ей стало известно о прошедшей жизни Ярославича, утаив грядущее, но провозгласив главное на тот день — что полно­стью сокрушит он немцев на льду Чудского озера, а многих из них и под лед пустит. Еще она предска­зала, что ждать его нужно не прямо сейчас, а ровно через две седмицы после битвы, в Великую субботу, в тот самый час, когда в Святом Граде Иерусалиме на Гробе Господнем загорается Благодатный Огонь. Отыскали и список хожения игумена Даниила во Святую Землю137 , где нашли указание на день и час сошествия Благодатного Огня в Иерусалиме — после восьмого часа дня в Великую субботу138 .

—    А как она про Благодатный Огонь-то, а?.. — вновь с восхищением вспомнил недавние события пре­мудрый Елисей.