Валентин Ирхин - Крылья Феникса; Введение в квантовую мифофизику

• Название: Крылья Феникса; Введение в квантовую мифофизику
• Автор: Валентин Ирхин
• Жанр: Философия

Широко используя авторитетные тексты различных религий, но не забывая свою основную специальность - теоретическую физику, авторы пытаются перевести представления духовных учений на язык науки и трактовать высшую реальность как квантовую. В книге затрагиваются такие темы, как свобода и причинность, время, энтропия и смерть, мир человека и мир Бога, символика мужского и женского, Писание и мироздание и многое другое. Новые интерпретации поэтических и мифологических символов и толкования сакральных текстов представляют интерес как для читателей-гуманитариев, так и для научных работников, желающих неформально прочувствовать квантовую картину мира. Книга может быть полезна также для широкого круга читателей, которые интересуются философскими вопросами современной науки, ее связями с психологией, искусством и религией, или просто открыты познанию и обладают чувством юмора.

---

По мнению многих авторов, создание квантовой физики в первой половине ХХ века радикально изменило ситуацию, приведя к пересмотру естественнонаучных представлений о реальности. Приблизительно в это же время западная философия и теология испытали кризис, связанный с катастрофами XX века, прежде всего с первой и еще более со второй мировой войной. Например, массовое уничтожение людей по национальному признаку (Холокост) было многими воспринято как крушение традиционных европейских ценностей. На первый взгляд, сопоставление этих революций (мы употребляем это слово, абстрагируясь от любого оценочного смысла, для характеристики любых резких изменений основ; в этом смысле революция и контрреволюция для нас - одно и то же) кажется странным и даже, возможно, кощунственным. В конце концов, пересмотр основ теоретической физики, как можно думать, касается горстки специалистов (на самом деле так думать все-таки нельзя, особенно если вспомнить о таком проявлении научной революции как водородная бомба), в то время как политические катастрофы XX века стоили жизни десяткам, если не сотням, миллионов людей. Но ведь начинается все всегда с достаточно безобидных (потому что слова, слова, слова) метафизических парадоксов. Ницшевский крик отчаяния Бог умер превращается эпигонами в интеллектуальные упражнения, за которыми следует утрата или уничтожение жизненно важных вещей. Воистину, хула на Духа Святого была и остается единственным непрощаемым грехом. Наука же, начиная с XVIII века, все больше и больше претендует на роль замкнутого мировоззрения. Так или иначе, почти любые философские и даже теологические построения последних двухсот-трехсот лет конструируются с оглядкой на естественнонаучную картину мира, даже если под оглядкой подразумевается отталкивание (подобное попыткам не думать о черной обезьяне из известной истории про Ходжу Насреддина).

Открыв наук зеленый том
я долго плакал, а потом
его закрыл и бросил в реку.
Науки вредны человеку.
(Д. Хармс)

К счастью для себя, очень и очень многие люди действительно решили неразрешимую проблему и не думают об обезьяне (то бишь о естественнонаучной картине мира); простейшее решение состоит в том, чтобы не думать вообще ни о чем, руководствуясь социально полезными инстинктами и рефлексами (в XX веке много и убедительно, хотя и довольно обидно, говорил о спящем человеке, подобном заводной машинке, известный мистик и оккультист Г. Гурджиев, да и не он один, конечно). Почему к счастью? Это станет совершенно понятным, если только вдуматься, во что именно должен верить человек, принимающий всерьез все то, чему учат в школе. Он должен верить в то, что живет в крохотной части враждебной и, в целом, абсолютно не приспособленной для жизни Вселенной; он живет даже не просто на маленькой планете, а в тончайшем слое на поверхности этой планеты между лишенным воздуха и пронизанным смертоносными излучениями пространством и сжатой раскаленной магмой. Среда вокруг него и его собственный организм кишмя кишат паразитами, действующими на молекулярном, клеточном и всех остальных уровнях; в любой момент они могут загрызть его до смерти - если эта самая смерть не произойдет по любой из миллиарда остальных причин.

Четко, надежно работают бойни,
Все, кому нужно, всегда при ноже, -
Значит, в потенции каждый - покойник,
За исключением тех, кто уже.
(В. Высоцкий)

О таким мелочах, как неизбежное превращение Солнца в красный гигант с полным испепелением всех близко расположенных планет, а потом в белый карлик, за чем последует унылое мирное остывание или взрыв, тоже не стоит забывать. Да и всей Вселенной по любой из научных физических моделей рано или поздно придет безрадостный конец - либо сжатие в точку и уничтожение в пламени апокалиптического пожара, либо распад материи (нестабильность протона), вечная тьма и абсолютный космический холод. На этом все заканчивается. Совсем. И, что самое страшное, во всем этом нет никакого смысла. Люди по-настоящему умные и чуткие, как Блез Паскаль, прочувствовали весь ужас естественнонаучной картины мира еще в момент ее зарождения в XVII веке. Не было утрачено это ощущение и позднее, например:

Врет проклятая наука,
Что бессмертья людям нет.
Врет! И в том моя порука,
Что науке скоро капут.
Потому что нет науки,
А бессмертье людям есть.
Я видал такие знаки.
Я слыхал такую весть.
(Д. Хармс)

В новейшей истории метафизика оказалась тесно переплетенной с этикой, которая определяет отношения как между людьми, так и человека с Богом (путь спасения). Традиционные этические учения берут начало в христианстве, которое было и остается основой для западного мира (западного в широком смысле, включая Россию). К сожалению, в своих старых формах (как в святоотеческом учении, так и в построениях Гегеля или Канта, тоже восходящих, в конечном счете, к христианской традиции) они оказались не вполне готовыми дать ответы на вопросы, по-новому звучащие на каждом историческом повороте и терзающие современного мыслящего человека. XX век обжегся и на абсолютизации научного подхода (попытки организовать личную и общественную жизнь на строго научных или, во всяком случае, строго рациональных основах), и на издержках истерической реакции на этот подход со стороны воинствующего иррационализма (например, возрождение самого черного оккультизма или дремучего язычества с культом крови и семени).

Дело в том, что никакое сформулированное учение вообще недостаточно для надежной ориентации в этом мире. В отличие от падшего Адама, Бог обладает полной свободой. Божественная реальность и воля Бога разбивают все схемы и не вмещаются ни в какие рамки человеческого предания и, тем более, гуманистических построений.

Многое можем мы сказать, и однако же не постигнем мы Его [Господа], и венец слов: Он есть все.

(Сирах 43:29)

Хвала же Господу твоему, Господу величия, превыше Он того, что они Ему приписывают!

(Коран 37:180)

Чувствуя это, над неразрешимыми этическими проблемами бились и продолжают биться средневековые схоласты, русские писатели-классики (Достоевский и Толстой) и религиозные философы серебряного века (Соловьев, Бердяев, Шестов...), западноевропейские экзистенциалисты, следующие линии Паскаля и Кьеркегора, и теологи-модернисты. Неудивителен и рост интереса к истокам традиционных религиозных учений, прежде всего к священному Писанию, которое по своему смыслу содержит всю полноту божественного откровения и кажется единственным надежным противоядием от обеих названных крайностей, материализма и язычества. Для нового (и верного) толкования и понимания Библии снова приходится взывать о помощи к св. Духу.

Надо сказать, что само по себе обращение к религиозному, то есть, в конечном счете, к мистическому, опыту не снимает никаких проблем. Этот опыт подтверждает, что мир устроен гораздо сложнее, чем физическая Вселенная, изучаемая естественными науками, но, вообще говоря, он еще страшнее.

Страшно жить на этом свете,
В нем отсутствует уют, -
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут.
(Н. Олейников)

Не так уж трудно ощутить ледяной ветер, сквозящий из каких-то дыр в каждой точке пространства, и учуять за всем этим возню непостижимых для человека чудовищ. Можно и просто, как один из героев неутомимого популяризатора всего этакого В. Пелевина, почувствовать, что вся Вселенная провоняла рыбой (на самом деле лишь повторяя и профанируя метафору Паскаля). Тогда уж лучше (спокойнее) не понимать вообще ничего:

Рассказывать ему про свойства совершенного человека - все равно что катать мышь в повозке или веселить перепелку барабанным боем: и та и другая, того и гляди, умрут со страху.

(Чжуанцзы)

Но это уже очевидно не ведет ни к какому выходу - сознавать и действовать все-таки необходимо. Путь к спасению лежит за этими устрашающими (или просто противными) образами. Претерпевший же до конца спасется (Мф. 10:22).

Прозрения о Высшей Реальности можно найти не только в священных книгах различных религий, но и в некоторых формально светских текстах, особенно в поэзии.

Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
(А. Тарковский)

В свою очередь, высокую поэзию, оптимизм и веру в высокое предназначение человека, давшие начало христианской культуре, можно найти в откровениях богословов и философов, принадлежащих к различным традициям: