Марина Дяченко - Дикая энергия. Лана

• Название: Дикая энергия. Лана
• Автор: Марина Дяченко
• Издательство: ПП «Видавництво „Теза“»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 966-8317-84-Х

Здесь люди работают пикселями. Энергию жизни получают по проводам. Существа с огромным ртом подстерегают самоубийц. На вершинах покинутых небоскребов вьют гнезда бунтари, глубоко в заброшенном метро живут люди-кроты, и каждый день вагончик канатной дороги отправляется на Завод — легендарное место, где, как говорят, все счастливы…

«Дикая энергия» читается на одном дыхании и обращена в первую очередь к юному поколению. Вместе с тем это роман-метафора, который будет интересен читателям любого возраста.

На международном конгрессе фантастов «Еврокон-2005» (Глазго, Шотландия) Марина и Сергей Дяченко признаны лучшими фантастами Европы.

Известная певица Руслана, победитель «Евровидения», создает новый стиль-проект в жанре фэнтези по мативам этого романа.

---

Но больше всех в те дни мне помог глухонемой Лешка. Он садился напротив, и мы беседовали, передавая друг другу барабан; оказывается, ритмом можно сказать то, чего словами не передашь.

От него я узнала, что никогда раньше прожекторы на Сломанной Башне не светили так ярко. Они, бывало, чуть-чуть зажигались, когда энергетический ритуал проходил особенно удачно. Никто не знал и не мог предположить, что эти старые полуживые прожекторы способны светить с такой силой.

Он, Лешка, сразу понял, что я могу. Как только я впрыгнула на барабан, и мы встретились глазами. И начался наш разговор… Вот как сейчас.

Лешка не слышит — ничего. Но он очень хорошо чувствует вибрацию. Всем телом. Всей кожей чувствует ритм. Поэтому стал барабанщиком.

Я провожу с Лешкой много часов. С ним легко. Он понимает и подхватывает ритм. Он удивительный собеседник.

Сложнее с Маврикием-Стахом. Он вообще сложный человек, по-моему, слишком жестокий. Но ко мне у него особое отношение.

— Мавр, — спрашиваю однажды, — если человек решился отказаться от энергочаса…

— Синтетик.

— Хорошо. Если синтетик решился отказаться от энергочаса и пришел в клуб к двенадцати… Это значит, что он больше не синтетик?

— Два варианта. Либо он дикий. Либо он труп.

— Это значит… не все способны подзарядиться от ритуала?!

Он вздыхает.

— Не так все просто, девочка. Ритуал сам по себе никому не дает энергии. Ритуал показывает, можешь ты сам себя обеспечить топливом или нет. Можешь — становишься диким. Не можешь… Ну, как повезет. Некоторые успевают смотаться к дилеру. Некоторые — нет.

— Но прожекторы…

— Да. В этот раз энергия хлестанула через край… благодаря тебе. Настоящая энергия.

И Мавр рассказывает мне об энергетическом ритуале. Оказывается, его не зря проводят ровно в полночь. В это время солнце в надире.

— Где?

— В надире. Это точка, противоположная зениту. Ты когда-нибудь видела Солнце в зените? В высшей точке неба?

— Нет.

Он вздыхает:

— И я не видел. Но все равно оно там, за облаками, поднимается в зенит. А ночью опускается в надир, к нам под ноги, и снова начинает движение нам навстречу…

Мне кажется, он бредит. Но я все равно внимательно слушаю.

— …И в этот момент все возможно. Все. Иногда поднимается сильный ветер, такой, знаешь, что можно налетаться на весь день вперед… Там, в клубе, у тебя не было чувства, что ты купаешься в солнце? В солнечном свете?

Он очень точно описывает мое ощущение. Значит, и с ним бывало то же самое. Я говорю ему об этом. Он усмехается:

— У меня прожекторы никогда не загорались. Только у тебя. Такой выброс… Только этого мало. Энергией надо уметь управлять. Энергию надо собирать, передавать, аккумулировать. А мы не умеем. Пока. Той силы, что ты выплеснула в клубе, хватило бы на подзарядку двоим, ну, троим… Это еще не Завод.

…А я-то решила, что Солнце с неба снимаю!

— Завод? Ты говоришь о Заводе?

Он морщится:

— Ну, это фигура речи… На самом деле Завод есть, конечно. Но нам туда не попасть.

— А если бы?

Он молчит. Раздумывает.

— Знаешь что, — говорит наконец. — Я бы детей своих переправил… на Завод. Говорят, там есть рядом поселок… где живут счастливые люди. Абсолютно счастливые.

— Так не бывает.

— Не бывает… — Он вздыхает.

— Не волнуйся за детей. Они похожи на тебя. И на Перепелку.

— Спасибо. Я знаю.

Я впервые за несколько лет вижу энергетическое шоу со стороны. Это мечта каждого пикселя — и одновременно кошмар. Ведь если тебе снится, что ты смотришь шоу со стороны, — значит, ты опоздал на работу. Значит, тебя выгнали.

Кто теперь работает на моем месте?

Я вспоминаю Еву. Не могу не вспоминать ее, когда на экране в который раз загорается эта дурацкая строчка: «Энергетическое шоу для вас, горожане!»

Я сижу, свесив ноги, на подоконнике пятьдесят шестого этажа. Отсюда экран, отраженный на облаках, виден почти полностью. Ну, разве что левый нижний угол немного загораживает соседняя башня.

Экран потрясающий. Я не могу различить на нем точки-пиксели. Он кажется единым, насыщенным всеми цветами… радуги? Так мне говорили в детстве. Но что такое радуга, я не знаю.

Картинки движутся — люди ходят и говорят, неслышно открывая рты. Настоящие люди. Потом они сменяются рисованными. Потом настоящие и рисованные перемешиваются. Смешно толкаются, бьют друг друга подушками, кидаются пирожными… Мне вдруг страшно хочется пирожных. Кажется, я не ела их много лет.

Показывают свето-овец, на которых растет фосфоресцирующая шерсть. Показывают, как их стригут. Показывают одежду из такой шерсти. Здорово. Это реклама.

Показывают… Я прищуриваю глаза. Всего на одну секунду показывают огромное зеленое пространство, поросшее деревьями. Некоторые выше, некоторые ниже. Может быть, это и есть горы?

«Энергетическое шоу для вас, горожане!». Я и не заметила, как пролетели двадцать минут. Экран медленно гаснет — сверху вниз. Внизу еще долго бежит строка: «Энергетическая полиция предупреждает: сделки с энергией опасны для вашего…» Экран гаснет.

Сейчас все пиксели, возбужденные и радостные, толпой валят в раздевалку. И мы с Евой могли бы сейчас идти вместе со всеми. Жалею ли я?

Ева умерла. Она случайно сбилась во время шоу, у нее не было запаски. Если бы она не сбилась, ее бы не оштрафовали. Если бы не оштрафовали, мы не пошли бы искать дилеров. Если бы мы их не нашли…

Может быть, все обернулось бы по-другому.

А может, и нет.

Несколько дней стоит такой плотный туман, что ни с пятидесятого, ни с двухсотого этажа не видно ни зги. Нет города, нет соседних башен. Нет и ветра. Никто никуда не летает.

Лифтер смазывает блоки. Перепелка учит детей читать. Алекс и Мавр сидят на подоконнике, свесив ноги над бездной, в руках у обоих — мегафоны.

Они болтают с соседями. От нечего делать.

Мегафоны сильно искажают звук. Металлический и жутковатый, он летит далеко, преодолевая даже туман. Человеческую речь, пропущенную через мегафон и расстояние, невозможно распознать. Поэтому здесь, в Оверграунде, на этот случай выработался особый язык, состоящий из одних только гласных.

Алекс не то говорит, не то поет. Получается будто птичий крик, он уходит в туман, через несколько секунд приходит ответ. Я ничего не понимаю, зато Алекс и Мавр понимают прекрасно. Мавр рывком вытягивает шнурок на рукоятке мегафона (подзаряжает слабенький аккумулятор), кричит что-то очень коротко и звонко. Приходит ответ — и оба, Алекс и Мавр, покатываются со смеху, чуть не падая с подоконника, а я стою, чувствуя себя полной дурой. Ну почему они мне не переводят?!

Башни залиты туманом, словно старинным белым парафином. И в тишине, в белом мареве перекликаются голоса — металлические, птичьи.

Это стоит послушать.

Потом возвращаются ветра, и Алекс учит меня управлять потоками. На мне дикая сбруя. К поясу пристегнут карабин. Я вишу над бездной, ветер сумасшедший, меня швыряет из стороны в сторону, как бумажку.

Алекс что-то кричит. Я, конечно, не слышу. Все инструкции он мне дал раньше: я должна управлять полетом с помощью крыльев, надетых, как плащ, мне на плечи. Развернуть крылья очень трудно — не хватает силы рук, тут нужна мышечная масса Алекса. Зато когда я все-таки ухитряюсь раскрыть их, становится легче: срабатывают фиксаторы, будто в зонтике. Крылья сконструированы из ткани, кожи и металла.

Неловкий поворот — и меня относит вправо и чуть не размазывает по стенке. Я поспешно выправляюсь. Алекс кричит, машет руками. «Синтепон!» — долетает до меня. Это в устах Алекса самое страшное ругательство: синтепон — значит, никуда не годный.

Я пытаюсь изменить угол крыльев, как Алекс мне показывал. Неожиданно получается. Поднимаюсь выше. Взлетаю, как воздушный змей на веревке. Еще выше! Выше Алекса! Он уже не кричит. Смотрит на меня, приложив ладонь к глазам.

Хочется удивить его. Я круче заламываю угол крыльев… И они ломаются. Не выдерживают напора ветра. Я лечу вниз — не вертикально, я ведь на тросе. Описываю дугу, как огромный маятник, и собираюсь на полном ходу врезаться в стену…

Вижу перед собой окно.

Неизвестно как исхитрившись, влетаю в проем, чуть-чуть ссадив локоть. Шлепаюсь на четвереньки и побыстрее отстегиваю от пояса карабин. Из пролома в потолке спрыгивает Алекс. Смотрит на меня круглыми глазищами.

— Все в порядке, — заискивающе улыбаюсь. — Ну… сломались. Бывает.

Он переводит дыхание. Вытирает пот со лба:

— Эффектное появление через окно мы еще не проходили. Это тебе два дежурства вне очереди!

Дежурство — это сущее наказание. Хорошо Мавру: он вовсю пользуется приспособлениями Лифтера и по лестницам почти не ходит. А мне-то приходится пересчитывать каждую ступеньку!