Валерий Елманов - Перстень Царя Соломона

• Название: Перстень Царя Соломона
• Автор: Валерий Елманов
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010 г.
• ISBN: 978-5-9922-0538-1

Как быть, если девушка твоей мечты, случайно встреченная во время невероятного путешествия, так запала в душу, что жизнь без нее невозможна? И что делать, если тебя и ее разделяет не пространство, а само время, ибо она живет в далеком XVI веке?

Константин Россошанский – обычный парень, никогда не считавший себя суперменом, сумел решить этот вопрос. Он отправился в погоню за своей призрачной любовью. Опасно? Еще бы! Вот так вот окунуться в клокочущую Русь, где без острой сабли и заряженной пищали можно не дожить до следующего вечера, где потерять голову легче легкого, это даже не авантюра, а настоящее безумие.

Но когда ты любишь, ничто другое не имеет значения. Да и терять-то особо нечего. Разве что жизнь, но зачем она нужна без НЕЕ?

---

– Так кто ты, синьор Константино? Поначалу я мыслил, что ты обыкновенный купец. Потом понял – не такой уж и обычный. Ныне, когда застал тебя с сыном, решил, что предо мною калика перехожий. А теперь и вовсе не знаю, что думать.

Про калику он зря. Насколько я знаю, так называли бродячих слепцов, которые зарабатывали себе на пропитание разными сказками и диковинными историями. На кусок хлеба у меня имеется, на то, чтобы намазать его маслом, думаю, скоро появится, и не только на это – назанимали-то мы с Ицхаком изрядно. Хватит и на то, чтобы навалить на свой бутерброд черной икорки или любой другой вкуснятины. Да и зрячий я еще покамест.

Что же до остальных предположений по поводу моей профессии, то тут возможны варианты, так что пусть выбирает сам, какой из них больше по душе. Лишь бы в шпионы не записал. Примерно в этом духе я ему и выдал. Мол, считай кем угодно, хоть янки при дворе короля Артура, только помни одно – зла ни тебе, дьяк, ни Руси я не желаю.

– В это я верю, иначе мы бы с тобой договаривали в другом месте,- с легкой угрожающей интонацией произнес Висковатый и тут же, сменив тон на более благодушный, осведомился: – Так ты мыслишь, что никакого худа от сей затеи приключиться не может?

– Во всяком деле полагаться на одно лишь хорошее негоже,- рассудительно заметил я. – Вот взять купца. И товар задешево приобрел, и уже знает, кому он его продаст, да так, что на одном талере пять наварит, а корабль возьми да в море утони. Это что? – И сам же ответил: – Судьба. Так и здесь, почтенный Иван Михайлович. Выгод много, но всего не предусмотришь. Каков, к примеру, человек этот Арцимагнус? От этого ой как много зависит. Верный или переметнуться может? Умелый ли воевода, или ни к чему ему доверять полки, а лучше, чтобы он только числился в набольших? И это знать надобно.

Говорил я долго, а в ответ… тишина. Ничего не сказал Висковатый. Только под конец предложил… пойти спать, потому как утро вечера мудренее, а завтра хоть и неделя, а поговорить надо бы.

Наутро мы с ним вместе пошли молиться в его собственную церквушку. Не зря иностранцы называли Висковатого гордым. Оказывается, не любил дьяк захаживать в общие, для всех. Даже в Благовещенский собор, где иногда молился сам царь, и то ходил лишь вместе с Иоанном Васильевичем, а так ни-ни. Выстроил себе прямо на подворье небольшое зданьице – с виду обыкновенный сруб, только высокий и с крестом над шатровой кровлей,- и по воскресеньям с домашними и со всей челядью туда.

Честно говоря, я особо не разбираюсь в ритуалах богослужения и на полном серьезе думал, что мы с ним присутствуем на заутрене – вроде бы солнце стояло еще невысоко. Хорошо, что не ляпнул вслух, а то бы попал впросак. Оказывается, это была обедня.

Пока молились, я то и дело ловил на себе внимательный взгляд Висковатого, стоявшего рядом – не пофилонишь. Пришлось добросовестно бормотать «Отче наш», повторяя заученные назубок церковнославянские слова, то и дело креститься двумя перстами и поминутно кланяться, хотя и не всегда в унисон со всеми.

Судя по удовлетворенному лицу дьяка, в мое православие он поверил до конца.

Правда, несколько позже он все-таки как-то мимоходом попрекнул меня – дескать, нетверд в вере, ибо со знанием молитв у меня и впрямь имелись пробелы. Но я тут же возразил, что в молитве лучше иметь сердце без слов, чем слова без сердца, и он не стал вступать в дальнейшую дискуссию. Да и сказал-то он это лишь ради проформы. Чувствовалось, что, будь я даже буддистом или мусульманином, все равно он бы общался со мной гораздо охотнее, чем с каким-нибудь истинно православным опричником.

Обед, к которому мы приступили после посещения церкви, оказался тоже довольно-таки необычным. За пару дней я уже привык, что за трапезой сидят только два человека: Висковатый и я. Тут же три длинных стола буквой П, вереница лавок, а на них вся толпа, которая проживает на его подворье. Разумеется, присутствовали и якобы мои холопы, оставленные Ицхаком при мне для вящей солидности.

Определенные условности, правда, соблюдались и тут. Челядь, то бишь холопы, уселась отдельно, но тоже чинно, словно каждый давным-давно знал свое установленное место. Впрочем, скорее всего, именно так оно и было, потому что моим вначале оставили местечко где-то на самом дальнем краю, ближнему к входу. Заметив это, Иван Михайлович нахмурился, покосился на меня и сурово сдвинул густые брови.

Повинуясь этой загадочной для меня команде, тот, кто привел их, тут же поднял всех с мест и медленно повел вперед, продолжая неотрывно глядеть на хозяина и дожидаясь его одобрительного кивка. Наконец Висковатый удовлетворенно склонил голову, и они были благополучно усажены. Новые места, на которые они попали, оказались гораздо ближе к господскому столу.

Честно говоря, я мало что понял в этих перемещениях. Как ни удивительно, но даже они знали в них толк гораздо больше моего, потому что тут же приосанились, горделиво выпрямились и время от времени с благодарностью косились в мою сторону.

Мне было легче, поскольку место за своим столом указал Висковатый, посадив ошуюю, то бишь по левую руку от себя. Справа уселась родня, начиная с его матери – старой, но довольно-таки шустрой старушки лет семидесяти. Помимо них за нашим столом сидели священник, дьякон, еще парочка в черных рясах и пяток совсем незнакомых мне людей.

После благодарственной молитвы все уселись трапезничать. Ели неспешно, соблюдая относительную тишину. Я преимущественно налегал на мясные блюда. Сказать по правде, такое изобилие мне раньше не встречалось.

Нет, меня и в других домах не морили голодом – ешь от пуза, но с эдаким разнообразием до сего дня сталкиваться не доводилось. Рябчики и тетерева, журавли и зайцы, жаворонки и лосина… Все это в разных видах и по-разному приготовленное – то есть и печеное, и жареное, и вареное, и даже просоленное, вроде той же зайчатины. Глаза разбегались – что ухватить повкуснее.

Особо полакомиться дичью я не успел. Расторопные слуги уже через полчаса, если не раньше, поснимали блюда со столов и водрузили на них новые. Дичи уже не было, но мясное изобилие продолжалось, только теперь с курами, гусями и прочей домашней птицей, причем тоже разнообразного приготовления и так аппетитно пахнущих – слюной захлебнуться можно. Затем произошла вторая перемена блюд, и на столе оказалось… вновь мясо, но уже посолиднее: баранина, свинина, говядина. Я не особый едок, к тому же сказывалось отсутствие вилок, а орудовать заостренным на конце столовым ножом не совсем сподручно.

Под конец трапезы я и вовсе сбился со счета перемен. Мясо сменилось жидкими блюдами, то есть тем, с чего принято начинать обед спустя четыреста лет. Потом заставили все кашами. Или каши были вначале? Короче, я запутался окончательно, да и не мог я лопать в таких количествах. На сборную солянку – мясную смесь из числа трех первых перемен – я мог только смотреть, с трудом удерживая себя от икоты и время от времени бросая осоловевший взгляд на челядь Висковатого, которая по-прежнему лопала в три горла. Правда, им было легче. Блюда за их столами хоть и менялись, но реже. Да и такого разнообразия, как у нас, там не наблюдалось.

До рыбы я так и не дотронулся, проигнорировав окуней, плотву, лещей, карасей и прочую снедь. К грибам, не утерпев, приложился, старательно трамбуя их в пищеводе – желудок к тому времени был набит битком. Когда после всего этого внесли щи – кажется, двух видов,- я чуть не взвыл и мечтал лишь о том, чтобы праздник живота поскорее закончился.

Непонятным было только одно – как при такой обильной трапезе хозяин дома продолжает оставаться относительно подтянутым, удерживая свой животик, который выпирал лишь самую малость, в приличном состоянии. Я бы, наверное, за первый же год растолстел вдвое.

Наконец все закончилось. Густые, наваристые щи оказались последними в обширном воскресном меню, после чего все, дружно следуя примеру хозяина, поднялись и под руководством священника вознесли благодарственную молитву, а затем отправились на отдых. Брякнувшись на перину, я успел подумать, что теперь-то понимаю, отчего на Руси принято после обеда пару часиков поспать. После такой трапезы, если ты непривычный, чтобы прийти в себя, может не хватить и четырех часов, а уж парочка и вовсе впритык.

Я чуть не рассмеялся, когда вечером, явившись на очередную беседу к Висковатому, был встречен вопросом радушного хозяина дома:

– Не проголодался?

Кто сказал, что брюхо старого добра не помнит? Мое так очень хорошо помнило. Представив недавние горы снеди вновь стоящими передо мной, я энергично замотал головой. Вслух говорить не мог, поскольку остатки еды сразу запросились наружу. На мое счастье хозяин дома оказался доверчив, а потому стол украсило всего два традиционных блюда с фруктами. На одном горкой высились моченые яблоки, чернослив и прочая местная консервация, на другом заморская продукция – сушеные ломтики дыни, изюм и так далее.