Инна Сударева - Маг в пижаме

• Название: Маг в пижаме
• Автор: Инна Сударева
• Жанр: Фэнтези

Роман в рассказах о ленивом волшебнике Илларионе…

---

— Нравится?

Она скосила зеленый глаз на головной убор и чуть заметно дернула тонкими, бледными губами, словно улыбнуться захотела, но тут же передумала, и сухо ответила:

— Вроде ничего.

— Позволь подарить его тебе, — ослепительно улыбаясь, молвил волшебник.

Он отлично знал природу драконов: эти чудесные и прекрасные существа обожали игры и обожали подарки.

Катарина не была исключением. Ее глаза загорелись так же, как в тот миг, когда зеленый дракон протянул ей жемчуг.

— О! — воскликнула она, хватая шлем. — О! Какая прелесть! — и тут же надела его на голову.

— Тебе очень идет, — кивнул Илларион и достал из бокового кармана зеркальце, протянул его Катарине.

— Да-да, мне очень идет! — счастливо улыбнулась она, увидав свое отражение. — Только бы Самхэйн одобрил.

— И ему должно понравиться.

— Ему понравится! Понравится! — закричали драконы со своего утеса.

— Как знать, — пожала плечами Катарина, расчесывая белые волосы пальцами. — Он противник всего лишнего.

— Шлем — не лишнее, — улыбнулся Илларион. — У каждой дамы должен быть достойный ее головной убор. Этот просто создан для тебя, Катарина.

— Точно! Точно! — отозвались драконы. — Вы прекрасны, прекрасная царица!

Катарина ласково улыбнулась своему отражению, вежливо улыбнулась драконам, обаятельно улыбнулась Иллариону:

— Ты очень приятный маг. Любезный, галантный. Такого нет в моем мире. Позволь мне тебя поцеловать.

Илларион побледнел, зная, каким бывает поцелуй дракона. Но сделать он ничего не мог: волшебство Катарины сейчас невозможно было перебить.

А она уже обвила его плечи своими тонкими руками. Глаза ее теперь сияли, как два огромных, пламенных рубина.

Молодые драконы хихикали на утесе и застенчиво прикрывали пасти лапами, словно стыдились своих клыков.

— Милый, милый, милый маг, — прошептала беловолосая царица и поцеловала Иллариона прямо в губы…

Когда безумное кружение белых звезд, голубых планет и алых маргариток замедлилось, а переливающаяся всеми цветами радуги комета врезалась ему в голову и рассыпалась на миллиарды мерцающих огоньков, маг Илларион открыл глаза и увидел над собой загорелую и небритую рожу доктора Наваркина, больше подходящую портовому грузчику или завсегдатаю дешевых пивнушек, а не знатоку магических хворей.

— Так-так, — строго сказал эскулап и при этом обдал мага запахом кубинского табака. — Наконец-то с твоего лица пропала эта идиотская улыбка. Каких грибов откушать изволил?

— Я с утра ничего не ел, — честно признался Илларион и, оттолкнувшись руками от постели, сел, осмотрелся.

Он был в своей собственной спальне. А в спальне его все было без изменений. Разве что репродукция "Московского дворика" висела криво на стене напротив.

— А утром что ел? — осведомился Наваркин, заинтересовавшись книгой, лежавшей на тумбочке у кровати. — Мм, "Король Лир", золоченый переплет. На ночь читал?

— Нет. Она лежит там просто так, — не покривил душою маг, опуская ноги на ковер из шкуры зебры. — А утром я выпил кофе и съел два сандвича…

— С грибами, — лучезарно улыбнулся Наваркин, рассматривая гравюру, на которой было изображено ослепление Глостера.

— Нет. С сыром.

— А сыр, небось, был с плесенью. Плесень — это грибы. Значит — сандвич с грибами! — торжественно заключил Наваркин, хлопнув книгой по столу.

— Катарина, — вдруг прошептал Илларион, закрывая глаза — ему в голову явился вдруг дивный облик царицы драконов.

— Ага, — кивнул Наваркин. — Это я уже слышал. Ты лежал, лыбился и имя это повторял. Что? Моника уже в прошлом?

— Моника? — удивленно произнес волшебник и повернулся к зеркалу.

Зеркало молчало и, похоже, ко всему было настроено индифферентно.

— А как я сюда попал? А где Моника? — маг дернул доктора за рукав.

— Моника делает чай на кухне, — пожал плечами Наваркин, рассматривая золотые часы, стоявшие на каминной полке. — А ты сюда пришел со стороны моря.

— Сам пришел?

— Сам. Моника, правда, говорит, ты был, как сомнамбула: двигался так, будто на ходу спал. Ничего ей не сказал, прошел в спальню и бухнулся в кровать. Она испугалась и вызвала меня…

Илларион потер лоб пальцами и нахмурился и спросил:

— И?

— Что "и?"? — поинтересовался Наваркин, отвлекаясь от часов, чтоб почтить вниманием бронзовую статуэтку Артемиды, украшавшую маленький круглый столик у окна.

— И как ты меня находишь? — начал раздражаться чародей.

Наваркин повернулся к нему, смерил оценивающим взглядом и вынес свой вердикт:

— Красавчик.

Илларион закатил глаза и внезапно охнул: перед глазами опять возникла беловолосая Катарина, а в груди залопотало странно разгоряченное сердце. И волшебнику вдруг до зуда в руках захотелось написать оду в честь ясных, чарующих глаз царица драконов.

Не теряя ни минуты, маг щелкнул пальцами и продиктовал явившемуся перу и листу рисовой бумаги:

Блуждая в полумраке галерей,

Ищу глаза, что мне других милей,

Глаза прекрасной, милой Катарины,

Глаза любимой девушки моей…

— О! — изумился Наваркин и сделал скорбное лицо, увидав вошедшую в спальню Монику.

— О! — горько вскрикнула Моника, услыхав пылкий стих Иллариона, посвященный какой-то другой красавице.

— Да! — торжественно воскликнул чародей, схватил порхавший по спальне лист бумаги и перечел написанное. — И это только начало! Я хочу, чтоб весь мир узнал, как сильно я люблю Катарину! Я напишу сотню стихов! И все посвящуей! Да! — и он покинул спальню, выпрыгнув в окно — в сад: так не терпелось ему попасть в место, наиболее подходящее для сочинения любовных стихов (по его мнению, таковы местом являлась кленовая аллея, где уже все листья пожелтели, покраснели и даже почернели).

— О! — повторила свой горький вопль Моника, бросилась к окну, чтоб увидать, как там любимый, и не сдержалась — разрыдалась.

Наваркин поспешил к бедной девушке, обнял и стал успокаивать:

— Ну-ну, крошка, не надо так убиваться. Это все Самхэйн виноват. После него у многих башню сносит. Вот, видать, и Иллару нашего каким-то рикошетом зацепило. Но это пройдет. Если есть начало, стало быть, есть и конец. Надо только подождать…

— Ты уверен? Уверен? — стонала Моника.

— Я… хм… ну… не совсем, — промямлил доктор.

Девушка пару секунд помолчала, вдумываясь в слова Наваркина, а потом выдала новую серию рыданий и усилила потоки слез из прекрасных зеленых глаз.

— Заварилась каша — сущая параша, — тяжко вздохнул магический врачеватель…

Апрель 2009 года

Моника спешит на помощь

Этап первый (зачинательный)

Прекрасная Моника сидела на белом песке пляжа и с тоской смотрела на волны. Они — лазоревые и теплые — ласково шелестели, поглаживая берег и изящные пальцы на ногах девушки, и словно шептали красавице слова утешения. Но Моника их не слышала, и пронзительных криков чаек не слышала. И розовых крабов, сновавших мимо, не видела. Мысли Моники были далеко. Она погрузилась в саму себя, думая о том, как ей жить дальше.

Пару часов назад в жизни девушки наступил переломный момент довольно плохого окраса.

Ее любимый, ее ненаглядный, ее синеглазый чародей Илларион дал понять, что в его сердце царит теперь другая дама. И как с ней соперничать, Моника не знала. Она ее даже не видела. А если бы такой случай и представился, то, что она — простая смертная женщина — могла бы противопоставить царице драконов?

Тяжко вздохнув, девушка вытерла скользнувшие из глаз на щеки слезы и покосилась в ту сторону побережья, где сумасшедшими темпами возводился памятник царице драконов. Седьмой по счету.

Первый (высотой в десять метров) Илларион соорудил из белоснежного мрамора и установил во дворе виллы, перед главным входом, дабы по утрам, при распитии кофе на террасе, лицезреть распрекрасное изваяние дамы сердца. Второй (примерно той же высоты) маг сложил из молодой бирюзы в парке, в кленовой аллее. Третий (из красивейшего малахита) — в конце подъездной аллеи. Четвертый (из полосатого оникса, похожего) — в ее начале. Пятый и шестой (оба из пестрого гранита) увенчали утесы, нависавшие над морем.

Теперь Илларион ваял седьмой — из розового мрамора. Этот обещал заиметь двадцать метров в высоту и должен был украсить собою склон зеленого холма, чтоб жители небольшого рыбацкого селения, которое располагалось чуть ниже, каждый день могли любоваться творением волшебника.

— Я создам сотни! Тысячи твоих образов, милая моя Катарина! — восклицал Илларион, любуясь результатом своих трудов.

Его глаза сияли, как звезды, а на щеках горел румянец, который наводил на мысли о горячке.

— Помешательство, факт, — констатировал доктор Наваркин, увидав, как чародей приложился губами к гигантской руке статуи.