Джон Кимхе - Несостоявшаяся битва

• Название: Несостоявшаяся битва
• Автор: Джон Кимхе
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1971

В военно-историческом очерке английского историка-публициста на основе обширного документального и фактического материала разоблачается тезис буржуазной историографии о том, что осенью 1939 года Англия и Франция якобы были не в состоянии дать вооруженный отпор агрессивным акциям германского фашизма.

Автор убедительно показывает механизм поощрения агрессора, явное нежелание английских и французских правящих кругов выполнить свои обещания в отношении стран, которым угрожала гитлеровская Германия.

---

В тот же день 27 августа специалист по германским вопросам в министерстве иностранных дел Киркпатрик составлял наброски памятной записки, в которых сделал такой вывод: «Тот факт, что господин Гитлер рассматривает послание министра иностранных дел маршалу Герингу как удовлетворительное и вполне согласен воздержаться от действий, показывает, что правительство Германии колеблется». Киркпатрик считал, что его точка зрения была подтверждена одним сотрудником немецкого посольства в Лондоне, предположительно Кордтом, с которым он поддерживал постоянную связь. Поэтому, по мнению Киркпатрика, английское правительство должно вести политику примирительную по форме, но абсолютно твердую по существу. Последние симптомы говорили о том, писал Киркпатрик, «что у нас неожиданно сильные позиции».

Памятная записка была показана Галифаксу. Он выразил полное согласие с ее содержанием и сказал, что у него постоянно были на виду эти же соображения. Невольно возникает вопрос, ознакомился ли Киркпатрик к этому времени с личным письмом Форбеса, где излагалось краткое содержание выступления Гитлера перед командующими? Если он ознакомился, а надо полагать, что это так, тогда он, очевидно, не придал этому выступлению никакого значения, как, похоже, не сделал этого никто.

Пропасть между иллюзиями, созданными дипломатией, и военной действительностью увеличивалась с каждым часом. В то время как Киркпатрик размышлял по поводу намерений Гитлера и советовал держать твердую линию, Форбес и французский посол Кулондр обменивались мнениями по телефону, а абвер их подслушивал. О содержании их разговора было немедленно доложено начальнику штаба генералу Гальдеру, который отметил: «Наши противники знают, что мы намереваемся напасть на Польшу 26 августа». Противник знал также, писал Гальдер, новую дату нападения — 31 августа. Из этого перехваченного телефонного разговора двух дипломатов Гальдер узнал, что по приезде в Берлин Гендерсон будет стремиться выиграть время. И здесь перед нами опять возникает эта странная загадка: английский поверенный в делах в Берлине был точно информирован относительно намерения Германии напасть на Польшу; об этом знал и французский посол. Однако ни в Лондоне, ни в Париже не было даже признаков обеспокоенности в связи с этой определенностью. Наоборот, там царило полное спокойствие.

Гендерсон должен был встретиться с Гитлером на следующий день после 10 часов вечера. Во второй половине дня до встречи с Гендерсоном у Гитлера было совещание, на котором присутствовали Гальдер, Гиммлер, Вольф, Геббельс и Борман. Гитлер сообщил им, что он категорически настроен добиться решения вопроса: либо Данциг будет передан Германии и другие ее требования будут удовлетворены, либо Германия перейдет к решительным, безжалостным действиям. Фактически к тому времени, когда Гитлер совещался со своим ближайшим окружением, уже исчезла последняя возможность выбора. В три часа после полудня в войска ушел приказ главнокомандующего генерала Браухича, которым было установлено время вторжения в Польшу. Нападение должно состояться рано утром 1 сентября.

Сопоставление точного времени и принятых решений очень важно для оценки той роли, какую играли дипломаты. Итак, в 17.22 28 августа приказ Гитлера на вторжение был вновь отправлен из имперской канцелярии. В 17.30 Гитлер совещался со своими военными и эсэсовскими советниками и сообщил им о своем намерении идти дальше и ускорить решение по немецким требованиям к Польше «в соответствии с военной обстановкой». В 22.30 прибыл Гсндерсон с посланием от Чемберлена. Гитлер прочитал послание и затем пустился в серьезные рассуждения о возможных путях консолидации англо-германской дружбы, а Риббентроп выяснял у Гендерсона, в какой степени Чемберлен будет готов повести страну к осуществлению такой политики. Гендерсон заверил его в этом. Гитлер спросил Гендерсона, «будет ли Англия готова принять альянс с Германией», и Гендерсон ответил, что, «собственно говоря», он не исключает такую возможность. Беседа закончилась незадолго до полуночи обещанием Гиглера дать ответ на послание в письменном виде на следующий день. Гендерсон ответил, что это не к спеху и он «вполне готов подождать». Но Гитлер многозначительно заметил, что «ждать нет времени». Гендерсон вернулся в посольство и рано утром 29 августа послал обстоятельное донесение о состоявшейся встрече.

Можно было подумать, что утром в тот понедельник главными вопросами обсуждения в министерстве иностранных дел и на Кэ д'Орсе[57] были мобилизация в Польше и Германии, завершение Францией широкого круга мероприятий предмобилизационного периода, наличие всего 48 часов до установленной даты вторжения в Польшу и заявление Гитлера Гендерсону о том, что нет времени ждать. Эти предупреждающие сигналы вряд ли могли быть более выразительными. И вместе с тем только один вопрос не нашел отражения в повестке дня 29 августа нй у английского, ни у французского правительств, ни у генеральных штабов этих стран: что они собирались предпринять теперь, когда конкретно нависла угроза нападения на Польшу? Что, в самом деле, собирались они сказать полякам? Ни правительства, ни их генеральные штабы ничего не ответили на это.

Судя по характеру деятельности министерства иностранных дел в тот день, можно сделать вывод, что здесь все еще превалировала точка зрения Киркпатрика. Донесение Гендерсона о своем разговоре с Гитлером не подстегнуло правительства и генеральные штабы к заключительным приготовлениям, чтобы с максимальной эффективностью встретить теперь уже неизбежное нападение на Польшу. Оно вызвало детальное обсуждение наилучшего способа формулирования соглашения с Гитлером.

Обсуждение было начато еще одним «меморандумом» Киркпатрика. У Гитлера два варианта действий, доступных для него, отмечал Киркпатрик в своей «записке». Гитлер может начать войну, полагал Киркпатрик, но в таком случае нет надобности в каких-либо дальнейших дискуссиях. Однако Киркпатрик, очевидно, думал, что Гитлер изберет второй вариант действий, и в этой связи у него было определенное беспокойство. Он предупреждал своих шефов, что Гитлер может уменьшить свои требования до приемлемого уровня и в таком случае выполнить бы свое обещание вернуть Германии Данциг без кровопролития. Он также получил бы «безоговорочное обещание со стороны англичан восстановить колонии для Германии и найти общий язык с ней». Поэтому было важно, доказывал Киркпатрик, не оставлять надежду на мир.

«Записка» Киркпатрика настолько заинтересовала постоянного помощника заместителя министра Сарджента, что он даже добавил одну «записку» от себя, в которой высказывал опасение, что Гитлер мог иметь и третий вариант действий, открытый для него: путем вымогательства требовать урегулирования на своих условиях, угрожая прервать переговоры. Эти два довода вызвали третий довод у самого министра иностранных дел.

30 августа лорд Галифакс писал в своей «памятной записке», что беспокойство Киркпатрика имеет реальную основу — «урегулирование без войны путем уменьшения требований со стороны Гитлера»; такая основа имеется и в третьем возможном курсе, высказанном Сарджентом, — принятие ошибочного решения под угрозой срыва переговоров. «Мы должны быть начеку в обоих случаях», — писал министр иностранных дел. И здесь мы узнаем об одном из показательных аспектов в мышлении Галифакса накануне войны. «Может быть, — пишет он, — что вообще невозможно никакое урегулирование до тех пор, пока в Германии нацистский режим остается у власти. Однако я не думаю, что это должно служить основанием, чтобы теперь не работать в интересах мирного урегулирования на соответствующих условиях. И когда мы говорим о Мюнхене, мы должны помнить о том изменении, которое произошло с тех пор в настроениях и мощи этой страны…» Отсюда Галифакс делает вывод: «Если Гитлера подведут к принятию умеренного урегулирования теперь, то, возможно, это вызовет определенное ущемление его престижа внутри Германии».

В тот же день собрался кабинет, чтобы рассмотреть ответ Гитлера. Обсуждение почти полностью сосредоточилось на дипломатических перспективах решения проблемы и на условиях, которые могли бы стать основой для переговоров. В ходе обсуждения выступил Белиша с заявлением, что немцы развернули 46 дивизий против Польши и 15 дивизий против Запада, но даже и это не подтолкнуло членов кабинета на рассмотрение стратегического значения такого обстоятельства в начале войны. Горький факт заключался в том, что к этому времени поляки как военная сила были вычеркнуты из уравнения мира и войны. В планах союзников не имело никакого значения, будут ли поляки сражаться или нет, продержатся ли они три месяца или три недели. Это не сказалось бы ни на английских военно-воздушных силах, ни на французской армии. Они составили свои планы независимо от поляков. Они не собирались провоцировать Германию какими бы то ни было агрессивными действиями на суше или в воздухе. Поэтому в известном смысле военная сторона польской проблемы была решена еще до того, как началась война, — так или иначе, как бы сказал Гитлер.