Юлия Кантор - Война и мир Михаила Тухачевского

• Название: Война и мир Михаила Тухачевского
• Автор: Юлия Кантор
• Издательство: Издательский дом "Огонек"
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89947-007-0

Книга ведущего научного сотрудника Государственного Эрмитажа Юлии Кантор «Война и мир Михаила Тухачевского» написана на основе ранее неизвестных исторических материалов, обнаруженных автором в результате архивных разысканий в России и Германия. Большинство документов и фотографий публикуется впервые. Судя по этим документам, нет оснований считать Тухачевского «борцом антисталинского сопротивления». Стал бы он со временем таковым? История не терпит сослагательного наклонения…

Стержнем книги «Война и мир Михаила Тухачевского» стали уникальные, ранее не известные документы, обнаруженные автором во время работы в российских и немецких архивах. Такого Михаила Тухачевского мы прежде не знали...

---

Тухачевский вынужден немедленно обратиться к наркому по военным делам Л. Д. Троцкому.

«Срочно. Вне очереди. Военная. Секретно. Лично.

Москва. Наркомвоен. Троцкому.

Ввиду крайне серьезного положения I армии, которая является в данное время единственной вполне боеспособной надежной группой, прошу самых точных, обширных сведений о создавшейся обстановке и планах на будущее. Армия после покушения бывшего главнокомандующего Муравьева, имевшего место в Симбирске, …переживает серьезный момент… Необходимы срочные распоряжения и объяснения событий, намеренно скрываемых штабом главнокомандующего (речь идет о Муравьеве. — Ю. К.)… Это создает столь серьезные осложнения, которые без вашего срочного ответа неразрешимы.

Командарм–1 Тухачевский»33.

Муравьевское восстание спровоцировало и очередной всплеск недоверия к «золотопогонникам». Комиссары и многие солдаты стали подозревать в предательстве чуть ли не всех бывших царских офицеров — своих нынешних командиров. Естественно, не избежал подозрений и Тухачевский.

Подозрения вылились в директиву реввоенсовета Восточного фронта о его аресте. К счастью, этому воспротивились Варейкис и Куйбышев.

Пока на Восточном фронте царила неразбериха, пока красные полки откатывались от Мелекесса, Симбирск заняли войска Каппеля.

Затем совместно с чехословацким корпусом Каппель занял на северном направлении Сенгилей, Мелекесс и Бугульму; наступая по Волге на юг, взял Николаевск и Хвалынск.

Нависла непосредственная угроза над Казанью, куда недавно эвакуировался из Симбирска штаб Восточного фронта в главе с Вацетисом.

К этому времени власть в Самаре была в руках Комуча — Комитета Учредительного Собрания. В него сначала вошли пять членов Учредительного Собрания, позже он объединил около сотни приехавших в Самару их коллег.

Политическое руководство осуществляли правые эсеры, народной армией командовал В. О. Каппель. Главной его силой были легионеры чехословацкого корпуса. В первых приказах Комуча сообщалось о низложении большевистской власти и восстановлении городских дум и земств — Комуч считал себя продолжателем политики Временного правительства. Большевики не замедлили с ответом: решением ВЦИК от 14 июня 1918 года правые эсеры и меньшевики изгонялись из Советов всех рангов.

В первый же день после организации Комуча были расстреляны сто захваченных в плен красноармейцев и красногвардейцев.

Вооруженные патрули по указаниям из толпы расстреливали заподозренных в большевизме лиц прямо на улицах. «По подозрению в большевизме» тогда же было арестовано 66 человек. В Самаре начались массовые самосуды над партийно–советскими работниками.

Комуч призвал прекратить всякие самовольные расстрелы, «всех лиц, подозреваемых в участии в большевистском восстании, немедленно арестовывать и доставлять в штаб охраны»34. Расстрелы продолжались уже на «законном» основании.

Через несколько дней Комуч дал указание начальнику самарской тюрьмы приготовить места на полторы тысячи человек. Тюрьмы переполнялись, заключенных перевозили в близлежащие города, а тамошние тюрьмы старались «разгрузить»: у моста через реку каждую ночь в час или в два производились расстрелы. Вновь прибывающие арестованные переводились в концлагеря35. В Самаре с сентября действовал «Чрезвычайный суд», собиравшийся по приказу Каппеля, — аналог большевистских революционных трибуналов, действовавший с неменьшей жестокостью.

На таком фоне вполне закономерно провалилась объявленная мобилизация в Народную армию. Не существовало общего плана боевых действий, фронтовые начальники проводили операции каждый сам по себе, в меру собственного разумения и способностей. Не было создано единого командования с чехословаками. Более того, уничтожались последние остатки белой воинской дисциплины: отменялись знаки различия — «контрреволюционные» погоны, отдание чести, дисциплинарные взыскания, делались попытки ввести коллегиальное командование.

«Комитет действовал диктаторски, власть его была… жестокой и страшной. Взявши власть… мы должны были действовать, а не отступать перед кровью. И на нас много крови. Мы это глубоко сознаем.

Мы не могли ее избежать в жестокой борьбе за демократию. Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, та же «чрезвычайка» едва ли не хуже»36, — был вынужден признать председатель самарского Комуча В. К. Вольский.

Признавая, однако, не раскаивались и продолжали цинично именовать себя борцами за демократию, полагая, что ее можно «обустроить» на крови.

Методы комучевцев мало чем отличались от большевистских.

Когда открытая Комучем самарская городская дума сделала запрос о причинах арестов, представители «учредилки » были категоричны: «Власть будет арестовывать за убеждения, за те убеждения, которые ведут к преступлениям »37. Провозгласившая себя антибольшевистской и демократической власть Комуча на деле проявила себя как террористическая,

столь же не ценившая человеческую жизнь, как и большевистская. Но большевики, на демократизм никогда не претендовавшие, в этом смысле оказались честнее.

Один из лидеров «учредилки» И. М. Майский писал:

«Почему же эсеры так любят болтать о «большевистском» терроре, господствующем в Советской России? Какое они имеют на это право? Террор был в Самаре…»38 Майский позже, в 1921 году, перешел к большевикам.

29 июля 1918 года Восточный фронт был официально объявлен главным фронтом Советской республики.

И через несколько дней сюда выехал Троцкий. С запада и из центра России для защиты Казани экстренно двинули все, что можно, — курские, брянские, белорусские части, Московский полк, Особый, Мазовецкий и Латышский кавалерийские полки, отряды броневиков и аэропланов, бронепоезд «Свободная Россия», переправлялись настоящие военные корабли — миноносцы «Прыткий», «Прочный» и «Ретивый». Но Каппель упредил эту массу войск и по своей инициативе 6 августа стремительно атаковал Казань. Городские жители поддержали его восстанием.

Поздно вечером 6 августа после тяжелейшего боя (ознаменовавшегося в числе прочего и изменой сербского батальона, перешедшего к Каппелю) командующий Восточным фронтом Вацетис с остатками рот латышских стрелков пешком покинул Казань. В руки белогвардейцев попала большая часть эвакуированного сюда российского золотого запаса — «слитки, монеты и ювелирные изделия на сумму свыше 600 млн рублей, да ценных бумаг на ПО млн»39. Все это было отправлено ими в Самару.

Троцкий прибыл в Свияжск, куда из Казани переместился штаб фронта. Он заявил:

«Если какая–нибудь часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым — командир. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули. За это я ручаюсь перед лицом всей Красной Армии»40.

По предложению Троцкого, в Красной армии начали освобождать арестованных белогвардейских офицеров, согласных служить Советам — в обмен на подписку, что их семьи станут заложниками в случае их измены. Тогда же были введены и заградительные отряды. В Свияжске осуществлена и первая в Красной армии децимация — расстрел каждого десятого. (Позже децимации стали практиковаться и в Белой армии.) Угрозы Троцкого были незамедлительно исполнены.

Солдатам приходилось выбирать между возможной смертью в атаке и неизбежной смертью при отступлении — от пуль заградотрядовцев. После столь убедительных мер дисциплина в армии установилась железная, пути к отступлению были отрезаны. Позиция Тухачевского на таком фоне могла показаться даже мягкой. Он издал приказ по 1–й армии, запрещавший насилие и репрессии по отношению к перебежчикам и пленным.

«Приказ Реввоенсовета I армии Восточного фронта о запрещении расстрела перебежчиков из насильственно мобилизованных в белую армию рабочих и крестьян 24 августа 1918 г.

У меня имеются сведения о том, что наблюдались случаи расстрела перебежчиков из насильственно мобилизованных частей неприятеля.

Социалистическая революционная армия беспощадно сметает с лица земли контрреволюционеров, белогвардейцев, продавшихся буржуазии офицеров и т. д., но она должна щадить рабочих и крестьян, насильно втянутых в преступную авантюру.

Настоящим приказываю под личную ответственность командиров и политических комиссаров при них: никаких насилий и распоряжений над перебежчиками и пленными из мобилизованных белогвардейцами крестьян и рабочих не чинить, а доставлять в штаб дивизии. Политические комиссары сумеют расправиться с явными врагами революции и сохранить жизнь тем рабочим и крестьянам, которые, будучи мобилизованы чехословаками, не захотели идти против своих братьев–красноармейцев.

Командующий I армией Тухачевский.

Военно–политический комиссар I армии Куйбышев»41.

Тухачевский из насущного рационализма в свою армию мобилизовывал и захваченных в плен белых солдат и офицеров.