Дэвид Геммел - Легенда о Побратиме Смерти

• Название: Легенда о Побратиме Смерти
• Автор: Дэвид Геммел
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-002032-5

Он — Друсс. Защитник Дрос-Дельноха. Самый прославленный из героев Дреная. Он — Друсс. Воин, чье каждое деяние становится легендой. И одна из этих легенд — легенда о Глазах Альказарра. О двух драгоценных камнях, в коих, как говорят, заключена великая магия. О сокровище, которое Друсс должен отыскать любой ценой. Даже если для этого надо пройти через таинственную Пустоту. Даже если во имя этого придется сразиться с демонами Мрака и освободить из плена дух величайшей из колдуний былого. Даже если ради этого он станет побратимом самой Смерти...

---

— Это так. Но ради моего народа я готов глотать раскаленные уголья, не говоря уже о том, чтобы сказать частицу правды круглоглазому. Твой предок когда-то помог нам. Он ненавидел надиров и все же помог моему деду в великой битве с готирами. Его подвиги приблизили приход Собирателя. Его звали Ангел, но надиры нарекли его Попробуй-Убей.

— Никогда не слыхал о нем.

— Вы, круглоглазые, омерзительны мне! Обзываете нас варварами, а сами не знаете деяний собственных предков. Однако к делу. Моя власть не безгранична, и скоро этот гнусный кабак оживет со всем своим шумом и вонью. Ангел был связан с надирами, Друсс. Связан кровью своей и судьбой. Так же как и ты. Я много раз подвергал свою жизнь опасности, погружаясь в бредовые сны, и каждый раз передо мной всплывало твое лицо. Я не знаю пока, какую роль тебе предстоит сыграть в предстоящих событиях. Быть может, она окажется самой незначительной, хотя вряд ли. Но как бы там ни было, я знаю место, в котором ты должен оказаться. Тебе необходимо отправиться в долину Слёз Шуль-сен. Это пять дней езды на восток. Там находится святилище, посвященное памяти Ошикая, Гонителя Демонов, величайшего из надирских воинов.

— Зачем я должен ехать туда? Тебе, может, это и нужно, но мне-то — нет.

— Позволь мне сказать тебе о Целебных Камнях, воин. Говорят, что нет такой раны, которую они не могли бы исцелить. Кое-кто верит даже, что они способны воскрешать мертвых. А спрятаны они в святилище.

— Но я, как ты видишь, не ранен.

Старик отвел взгляд, и тайная улыбка мелькнула на его морщинистом лице.

— Да, ты не ранен. Но в Гульготире многое может случиться. Ты не забыл о людях, которые тебя поджидают? Помни же, Друсс: пять дней прямо на восток, в долину Слёз Шуль-сен.

В глазах у Друсса помутилось, шум трактира наполнил уши. Зашуршала юбка удаляющейся служанки. От шамана не осталось и следа.

Друсс допил остатки пива и встал. Если верить шаману, на улице его караулят громилы, нанятые, чтобы помешать ему сразиться с Клаем. Он глубоко вздохнул и подошел к длинной стойке на козлах. Хозяин, пузатый и краснолицый, спросил:

— Еще пивка, сударь?

— Нет. — Друсс положил на стойку серебряную монету. — Одолжи мне свою дубинку.

— Какую еще дубинку?

Друсс подался к нему, улыбаясь, как заговорщик:

— Я еще не видал такого трактирщика, дружище, который не держал бы под рукой увесистую дубинку. Я Друсс, дренайский боец, и мне сказали, что снаружи меня караулит целая шайка, чтобы избить и не дать сразиться с Клаем.

— Я на него поставил, — проворчал трактирщик. — Вот что, парень: давай-ка я сведу тебя в пивной погреб. Там есть потайная дверца, и ты уйдешь спокойно.

— Не нужна мне потайная дверца, дай мне свою дубинку.

— Когда-нибудь, парень, ты поймешь, что в драку по возможности лучше не лезть. Нет такого человека, которого нельзя побить. — Хозяин извлек из-под стойки восемнадцатидюймовую палицу из черного металла. — Снаружи она чугунная, внутри свинец. Вернешь, как управишься.

Друсс взвесил дубинку в руке — она была вдвое тяжелее короткого меча. Сунув ее в правый рукав, он вышел из трактира. У входа сшивалось несколько здоровенных парней в лохмотьях, по виду нищих. Справа собрались в кучку остальные. Увидев Друсса, они замерли.

— Ну, ребята, кто первый? — ухмыльнулся он. — Подходи.

— Я, — ответил высокий детина с лохматой бородой. Крепкий и плечистый, он явно не был нищим, несмотря на свой наряд. Друсс подметил, что шея у него белая и чистая, как и руки. Да и нож из вентрийской стали — такие обходятся недешево. — По глазам вижу, что ты боишься, — сказал он, приближаясь. — Чую твой страх.

Друсс стоял, не двигаясь с места, и готир прыгнул вперед, целя ножом ему в плечо. Друсс отразил удар левой рукой, одновременно двинув противника в подбородок. Тот рухнул ничком на мостовую и больше не встал. Друсс вытряхнул дубинку из рукава в ладонь, ринулся на неприятелей, мельтешащих во мраке, и двинул плечом первого, сбив его с ног. Дубинка гвоздила налево и направо, круша врага. Чей-то нож оцарапал Друссу плечо. Друсс сгреб обидчика за рубаху, боднул головой, расквасив нос и скулы, и швырнул на двух его товарищей. Один из них, падая, распорол собственным ножом бок и завопил, второй попятился прочь. Но впереди маячили еще восемь человек, все с острыми клинками. Друсс понимал, что увечьем уже не отделается: он чуял ненависть и жажду крови.

— Ну, дренай, ты мертвец! — крикнул один из надвигающейся на Друсса стаи.

— Держись, Друсс, я иду! — внезапно крикнул кто-то.

Друсс взглянул налево и увидел Клая, возникшего из соседнего переулка. Громадный готир бросился на подмогу, и бандиты, узнав его, пустились наутек. Клай подбежал к Друссу, сказав с широкой усмешкой:

— Бурную, однако, жизнь ты ведешь, дружище.

Что-то сверкнуло в воздухе, и Друсс в один жуткий миг увидел множество вещей: лунный свет на лезвии ножа, метнувшего нож человека с торжеством на грязном лице — и руку Клан, с немыслимым проворством перехватившую клинок в нескольких дюймах от глаза Друсса. Друсс тяжело, медленно перевел дух.

— Не знаю, парень, не знаю — но ты спас мне жизнь, и я этого не забуду.

— Пойдем-ка, приятель, — мне пришла охота поесть. — Клай обнял Друсса за плечи и повернулся к трактиру. В этот самый миг арбалетная стрела с черным оперением, просвистев в воздухе, вонзилась в спину готирского атлета. Клай вскрикнул и повалился на Друсса. Друсс пошатнулся и увидел стрелу, торчащую в спине Клая. Дренай осторожно опустил раненого наземь. Во мраке он увидел двух убегающих прочь человек. Один из них нес арбалет. Догнать бы их — но Друсс не мог бросить раненого Клая.

— Лежи смирно, я приведу лекаря.

— Что со мной такое, Друсс? Почему я лежу?

— В тебя попали из арбалета. Не двигайся!

— Я не могу пошевелить ногами, Друсс...

В застенке было холодно и сыро, грязная вода проточила дорожки на осклизлых стенах. Два бронзовых светильника бросали дрожащий свет, но не грели. Сидя у грубо сколоченного стола со следами засохшей и свежей крови, Чорин-Цу терпеливо ждал. Он старался собраться с мыслями и не вступал в разговоры с часовым, здоровенным солдатом в грязной кожаной куртке и рваных штанах, который, скрестив руки, стоял у двери. Лицо у стража было грубое, глаза жестокие. Чорин-Цу, не глядя на него, с беспристрастием ученого рассматривал комнату, но думал все-таки о стражнике. «Я знавал некрасивых, но хороших людей, — думал он, — знавал также красивых, но порочных — однако стоит только посмотреть на этого стражника, чтобы понять, какое он животное. Словно его зверская натура вырвалась наружу и вылепила эти черты, упрятав глаза в карманы жира и поставив их близко над толстым рябым носом и выпяченными отвислыми губами».

Черная крыса пробежала по комнате, и стражник пнул ее, но промахнулся. Крыса исчезла в дальнем углу.

— Вот гады! — прошипел стражник, недовольный, что опозорился на глазах у арестанта. — А тебе они, видно, по душе — вот и ладно. Скоро ты будешь жить вместе с ними. Они будут бегать по тебе, кусаться и напускать на тебя блох — а уж эти козявки попьют твоей крови!

Чорин-Цу молчал.

Гарен-Цзен появился внезапно, тихо отворив дверь. При свете ламп лицо министра отливало болезненной желтизной, глаза казались неестественно яркими. Чорин-Цу не поздоровался, не встал, не поклонился, как полагалось бы сделать чиадзе в присутствии министра. Он остался на месте с непроницаемым лицом.

Министр, отпустив стражника, сел напротив бальзамировщика.

— Прими мои извинения за столь негостеприимную обстановку, — сказал он на языке чиадзе. — Это необходимо для твоей же безопасности. Ты сотворил чудеса с королевой. Никогда еще она не была столь прекрасна.

— Благодарю вас, Гарен-Цзен, — холодно ответил старик. — Однако зачем я здесь? Вы обещали дать мне свободу.

— Так и будет, земляк, так и будет. Но сначала поговорим. Расскажи мне, почему тебя так интересуют надирские легенды.

Чорин-Цу устремил взгляд на министра. Это игра, исход у которой только один. «Мне предстоит умереть, — подумал он, — умереть в этом холодном, проклятом месте». Ему хотелось швырнуть в лицо Гарен-Цзену свою ненависть, свой вызов. Сила этого чувства, идущего вразрез со всеми чиадзийскими учениями, удивляла его самого. Но ни единого признака этой внутренней борьбы не отразилось у Чорин-Цу на лице — он по-прежнему сидел тихо, с безмятежным взором.

— В основе всех легенд лежит истина, Гарен-Цзен. Я историк, и мне доставляет удовольствие докапываться до нее.

— Разумеется. Но в последние годы круг твоих изысканий сделался несколько уже, разве нет? Ты провел сотни часов в Большой Библиотеке, изучая сказания об Ошикае, Гонителе Демонов, и о Каменном Волке. Почему?

— Я польщен вашим интересом к моей особе, хотя и не понимаю, как человек с вашим положением и ответственностью может уделять столько времени чьей-то причуде.