Сергей Давыдов - Путаный след

• Название: Путаный след
• Автор: Сергей Давыдов
• Издательство: "Детская литература"
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1970

… Комендант Штубе был взбешен: дорога, ведущая к аэродрому, снова оказалась заминированной. Не иначе как появились партизаны, ведь не могли же это сделать немощные старики и дети, оставшиеся в деревне…

Герои книги С. Давыдова — простые советские люди: солдаты, мастеровые, деревенские мальчишки. Они беспощадны к врагу и снисходительны к побежденному. Они горячо верят в правоту своего дела и в неизбежность победы. И эта вера помогает им одержать верх в борьбе с хитроумным, изворотливым, вооруженным до зубов врагом.

---

— Мне же за работу в мастерской платить станут. Я рассчитаюсь.

Снова кто-то всхлипнул за занавеской.

Шашкин презрительно усмехнулся.

— Возьми себе такую плату! Мне эти бумажки даже в сортир не надо! Ладно, если ты швейные машины чинить могешь, то дело пойдет… Эй, Ласточка! Будя тебе выть-то. Подумаешь, обиделась. Подай мужику щей. Слышь, Ласточка! Я што говорю! Будя реветь-то!

Высокая, тощая, как жердь, старуха с заплаканным лицом появилась из-за перегородки и, глядя в пол, быстро поставила на стол миску.

— Садись сюда, — показал Шашкин на лавку возле себя. — Спать здесь будешь. По избе не болтайся зря. И чтоб все время у меня на глазах. Придешь с работы — и никуда. Понял? Куда ты ему сегодняшних из печи-то прешь! Есть у тебя вчерашние? Он и холодные сожрет! — прикрикнул Шашкин на старуху, видя, что она достает из печи чугунок.

— А эти куда? Выливать все одно, — зло сказала старуха, в голосе ее слышались слезы.

— Делай, как сказано, — вскипел Шашкин. — Не то я опять…

— Мать? — спросил Сверлилкин.

— Какая мать! Жена! Сорок лет ей, а рожа как у ведьмы стала! — грубо отрезал Шашкин. — Жри давай да почини-ка вон то ведро попервости.

— Не сегодня бы. Еле на ногах стою.

— Ты меня на жалость не приклеишь, — сыто икнув, ответил Шашкин и, подвинув к себе стоящий на краю стола жбан с молоком, подул в него и принялся жадно пить. — Уф… завтра я тебе настоящую работенку подыщу! Только поворачивайся!

На следующий день Сверлилкин явился из мастерских затемно.

Шашкин встретил его недовольным окриком:

— Чего поздно-то? Работать не могешь? Другие давно явились!

— Силенок ещё кот наплакал. Вот и ковыряюсь.

— Видел, что в сенях?

— Самовары какие-то.

— Ну! А вон ещё на лавке машина швейная. Это я тебе приволок. Заработки! Починишь — ещё приволоку. Половина мне, остальное твоё, надо ж тебе жизню поправить. Машину-то швейную смогешь обратать? Попробуй, а то за самовар-то много ли дадут? Вот машина или часы — другое дело!

— Да всё я могу, — нехотя буркнул Сверлилкин, присаживаясь на край лавки. — Самовары не самовары, часы не часы — все могу! Только силёнок ещё мало, а так — проще, чем сверло заточить!

Шашкин полез в сундук и, покопавшись в нём, достал какой-то узелок.

— Часы мои, — сказал он, бережно развертывая узелок. — За коней в районе премировали. «Кировские». Семь камней! Еще и в починке ни разу не были, а стоят! Вот тебе и «Кировские»! Сообразишь — так и быть, фунт ржи с меня!

— Дай сюда, — Сверлилкин взял часы и втиснул толстый ноготь между крышками, — так их открывают!

— Ловко! — восхитился Шашкин, заглядывая из-за плеча беженца в раскрытые часы. — Где ж тут семь камней этих, на которых они бегают-то? Подумай, лошадь на четырех подковах бежит, а эти сразу на семи!

— Да вон они. Вот, вот и вон ещё. Ну и запустил ты их! В чистку не мог снести, что ли? Да тут, брат, ещё двух камней не хватает!

— Двух? Зачем, они ж и так тикали?

— На один положить, а другим шарнуть! Запущенные больно. Ладно, посмотрю. Пожрать бы дал сперва.

— Пожрать! Видели его! Сперва дедушки, а потом денюжки, так у нас водится, беженец!

Шашкин исподлобья стрельнул в него коричневыми зрачками и как бы между прочим, спросил вкрадчиво:

— Из каких ты местов, беженец-то, а? Слышь, Сверлилкин?

Тот, не поднимая головы, спокойно ответил:

— Ты это брось! Меня в комендатуре очень грамотно допрашивали!

Шашкин сразу нахмурился, сердито засопел:

— Мало ли… а может, ты всё-таки…

— Партизан?

— Ну.

— Куда уж мне дохлому! А ты-то что партизан боишься? Ты ж не немец! — подковырнул Сверлилкин.

— К черту! Партизан нам не надо! — хватил кулаком по столу Шашкин. — У нас здесь тихо, немец у нас неплохой, и жизня при нём идет. А партизаны можут тут всю обедню нарушить, как на Домовщине.

Беженец заинтересованно поднял голову, но тут же, спохватившись, снова принялся за часы.

— На Домовщине? — равнодушным тоном переспросил он. — Недалеко, что ли?

— Ну! Из-за этих партизан немцы шесть домов пожгли! Кому гореть-то охота? А, Сверлилкин, гореть-то кому охота?

— Да-а… — неопределенно протянул тот. — Вся Россия в огне. А мы разве не русские, прости господи…

— Смотри у меня, Сверлилкин, — погрозился конюх. — За эдакие речи… весь ты в моих руках, как этот жбан!

У Сверлилкина оказались воистину золотые руки.

Шашкин был доволен: все село теперь сносило к нему в избу самовары и чугунки, швейные машины, дырявые кастрюли и ведра. Вся плата шла Шашкину. От своей доли Сверлилкин наотрез отказался.

— Не то время, чтобы с людей шкуру драть!

— Ладно, ладно, — отвечал Шашкин. — Я тебя кормлю, да ещё и речи твои иудские терплю!

— Какие, какие?!

— А такие! Стоит только сообщить куда следует…

— Валяй! Заодно сообщи, что я у немцев паяльник стибрил, да и весь инструмент. Чем бы я тебе тут ремонтировал, если бы ты стибрить не заставил?

Шашкин промолчал.

— Вот что. Переведи-ка ты меня из избы в сарай лучше. Я тебе тут дымлю да стучу, а по-настоящему всё одно дело развернуть не могу. А там я маленький горн устрою — и пойдёт дело. Да и спать там буду. А? Да не бойся ты! Что я в твоем сарае — пушки, что ли, делать начну? Тут же сообразить проще, чем сверло заточить!

— Прыткий больно. Я еще подумаю, — неохотно ответил Шашкин, но, видимо сообразив, что ему дело говорят, махнул рукой. — А, валяй! Я за тобой все одно угляжу как-нито! Сколоти себе топчан, да и спи уж там. Заодно утварь почини там, седла да хомуты.

В сарае Сверлилкину стало жить свободней. Постепенно он набрался сил и быстрее стал справляться в автомастерской, так что возвращался с работы пораньше.

Шашкин поджидал его на крыльце. И всегда с новым заданием.

— Сходи к Тимохиной, вон видишь, третья изба. Ткать баба собралась, а станок ни к лешему! Развалился, что ли. Давай иди, а то плату я с неё уже три дня, как получил.

— Сейчас, — Сверлилкин зашел в сарай взять сумку с инструментом.

Тимохина встретила его не очень-то ласково. Она была еще молодой, русые волосы, не убранные под платок, рассыпались по плечам, темно-карие глаза в упор глядели на низкорослого мастера.

— Добрый вечер. Что у вас там со станком?

Не ответив, она молча повернулась и пошла в избу. Пожав плечами, он последовал за ней в горницу, где на полу были разложены деревянные станины.

— Был бы мужик дома! — не оборачиваясь, яростно проговорила Тимохина. — Последнее сало вы с Шашкиным унесли, а мне Митьку чем кормить, а? — Она повернулась и, смерив мастера злыми глазами, крикнула: — Эх вы… мужики! Собаки, вот кто вы! Настоящие мужики-то знаешь где? Сказать, да? А вы здесь притаились, да по углам, как клопы, попрятались, да со своих три шкуры сдираете! Был бы здесь мой мужик…

— Мамка! — громко, на всю избу закричал небольшой, тоже русоволосый глазастый парнишка, вбегая в избу. — Мамка, перестань, слышь! — Парнишка обхватил мать за плечи и стал трясти ее, быстро приговаривая: — Мамка, мамушка, ну перестань! Он же у немцев работает, слышь! Да будет у нас сало, я ж пастушу теперь!

— Бог с ним, мне не сала жалко совсем, Митенька! Мне жизни жалко, — она всхлипнула и выбежала из избы. Митька бросился за ней.

— Мамка!

Сверлилкин закрыл глаза.

— Шашкин! — заскрипел он зубами. — Ну подожди ж!

Вернувшись к себе в сарай, Сверлилкин дождался ночи и пробрался к погребу, в котором Шашкин хранил, видимо, все припасы. На погребе всегда висел громадный амбарный замок, но такому мастеру, как Сверлилкин, это была не помеха. Он сунул в замок отмычку, покрутил, повертел, и замок открылся.

«Это нам проще, чем сверло заточить, — думал Сверлилкин, опускаясь по шаткой лестничке под землю. — Так, теперь спичку зажжем. Ишь ты! Вот оно где!»

Неровный свет спички выхватил из темноты большие белые бидоны, какие-то ящики и сундуки.

«И не прячет, гад. Уверен, что немцы не тронут его».

Он зажег еще спичку и увидел несколько свертков, лежащих на сундуке. Пощупал свертки — во всех было сало. Вот она, плата за его ремонты!

Взяв самый большой свёрток, Сверлилкин быстро поднялся наверх, запер замок и пробрался огородами к Тимохиным.

— Кто тут? — услышал он тревожный оклик, узнал голос Митьки. — Чего надо-то?

— Где ты, Митя? Чего не спишь? На-ка, парень, и помалкивай в тряпочку! — положил Сверлилкин сало в Митькины колени. — За мамкой получше приглядывай! Больно она у тебя горячая, не натворила бы чего!

— Дак я смотрю, — проронил из темноты Митька. — Когда смотреть-то, — добавил он, пошевелившись. — С коровами я целый день. А мамка из-за чего больше-то убивается, что, говорят немцы, как аэродром построют, так всех отсюда выгонют нас. В Германию, что ли. Дяденька Сверлилкин, ты у них работаешь, дак, может, слыхал: точно это или нет?