Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1

• Название: zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1
• Автор: Журнал «Юность»
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

В НОМЕРЕ

Евгений БОРИСОВ. Чудачка. Повесть

Юрий ГЕЙКО. На колодце. Рассказ

Вячеслав ШЕРЕШЕВ. Старый Баглей. Рассказ

Игорь КУВШИНОВ. Две новеллы про детей

Сергей ЛУЦКИИ. Ясная жизнь. Новелла

---

Ну, что ещё?

Да, а помнишь я тебе писала про одного парня В общем-то он уже не парень, взрослый, но пожилой. Крановщиком работает. Он тут всех удивил. Написал стихи для стенгазеты, ничего такого за ним раньше не замечалось, и вдруг на тебе, стихи эти запомнила, могу и тебе написать. Вот.

По вечерам походкой важною,
В жару иль в холод, все равно,
Девчонки с поезда монтажного
По шпалам шествуют в кино.

Мам, это мы в поселок в кино так ходим, вот и написал.

В глазах ни капельки усталости,
Походка, хоть вослед беги.
Но я-то знаю, как достались им
Вот эти легкие шаги.
Но я-то видел:
Утро раннее.
Спецовки, сапоги в пыли,
И, торопясь, как на свидание,
Девчонки на работу шли.
Ни для газет, ни для экрана
Их не снимали. Ну и пусть!
Стрелою башенного крана
Я до земли им поклонюсь.

Это он нас воспел. Сам так говорит. И очень правильно. Девчонки наши ходят все довольные, что он так написал, а сами в шутку, конечно, говорят: знать бы, мол, что ты вслед за нами побежишь, мы бы и не так спешили, а то только говорите, а пригласить в кино вас и нет. Смеется, говорит, что всех нас ему все равно не догнать, особенно когда идем в столовую.

Что-то не пишешь ты мне про нашего Боброва, как он, как тетя Поля, все ли ладно у них? Сам он хоть и обещал, но не пишет. Увидишь, передай ему привет, расскажи о наших делах.

А за мёд тебе опять спасибо. Тетя Лена говорит, что ты там не иначе как всю пасеку колхозную решила на неё извести, а она все никак не вылечится. Не в коня, говорит, корм. ещё шутит.

А знаешь, чего мне хочется? Вот наладится у тёти Лены, доживем мы до лета, и я позову её к нам в гости. Её с Сашкой и Раису, пусть поживут сколько им захочется, посмотрят, какая у нас красота.

Тёте Лене это, знаешь, как будет полезно. Ладно, а?

Мам, а к нам нынче всё едут и едут. И всё больше молодежь. Демобилизованных много, работы всем хватит, такая стройка. А меня сделали бригадиром. Сам начальник поезда вызвал и сказал: «Ты у нас старый, проверенный кадр, вот и Елена говорит, что лучше тебя замены ей нет. Так что давай».

Вот как.

Ну, расхвасталась. Будет! Да, а ко мне новенькую подселили, приехала из Костромы, совсем девчонка, боится всего, страсть. Ничего, привыкнет. Я её в обиду не дам.

А ты пиши мне, не забывай. Пиши обо всём, кто из наших что делает, не вышли ли наши девчонки кто замуж.

А как там моя забияка Ночка, все так же лягается и не допускает к себе никого? Как нынче с кормами, много ли заготовили?

Кланяюсь всем-всем… стрелою башенного крана!

Твоя Варюха».

19

Словно вагоны скорого поезда, мелькали, проносились дни.

Однажды Варе и впрямь показалось, что жизнь её каждым своим днем и каждой минутой похожа на быстро мчащийся поезд: так же несется, спешит она по неписаному расписанию, будто боится куда-то опоздать… Она понимала, откуда это. Этот ритм, безостановочный, четкий, как перестук вагонных колес, задавала ей стройка, её напряжённая жизнь, у которой тоже были и свой график и свои сроки и которая тоже спешила.

Но было и другое. Было ощущение, что её собственная жизнь, невольно подчиняясь ритму стройки, движется, однако, как бы по другому пути. Путь этот — вот он, совсем рядом, даже платформа, новая, бетонная, с асфальтовым покрытием, одна, общая, но в каком-то месте, там, за выходными стрелками-автоматами, а может, дальше, за первым поворотом, он, её путь, уйдет в сторону, потому что у неё, у Вари, своя станция назначения. И это окончательно, бесповоротно.

Варя знает, рано или поздно наступит день, когда ей придется расстаться и со стройкой и с этими людьми. Первое время, месяц или два, она спокойно думала об этом, как можно думать о чем-то само собой разумеющемся, решенном раз и навсегда.

И время своего отъезда она уже установила для себя: может, в марте, а может, в апреле, никак не позднее. И это независимо от того, как пойдут дела. Словом, что бы ни случилось, она сядет в поезд и уедет домой, поживет там до августа, позанимается, подготовится к экзаменам, а там в Калинин, в институт.

Однако месяца через два ей стало ясно, что срок, который она установила себе — до апреля, — её вряд ли устроит. Нет, уехать, она, конечно, может, и никто, разумеется, не в силах её удержать. Но какой смысл? Уезжать со стройки на месяц-полтора раньше, чем будут закончены работы на их участке!

Уехать и не увидеть того, как все это будет…

Месяцем раньше, месяцем позже — какая разница. Конечно, она так и сделает: дождется этого дня, встретит Раису с Сашкой, а уж потом…

Однажды, уже в марте, Варя прибежала в поселковую больницу встречать тетю Лену. Болезнь наконец отступила. Все дни болезни тети Лены Варя, как штатная дежурная сестра, приходила к ней в палату, просиживала у постели часами. Не каждому позволялось такое, но Варя как-то сумела: на вешалке, где переодевались врачи и сестры, рядом с их халатами висел и её, Варин, халатик.

Первое время — целый месяц — было особенно трудно: не прекращались головные боли, давление то резко подскакивало, то падало вниз — «играло», как говорили врачи. В такие вечера Варя просто сидела возле Елены Георгиевны, с готовностью бросалась на помощь нянечкам и сестрам, и все, что приходилось исполнять, она делала сноровисто и легко, и скоро больные в палате обращались к ней:

«Сестричка, родненькая, будь добра…» А «сестричка» уже подхватывалась с табуретки и бежала на зов.

В спокойные же вечера больная оживлялась, просила Варю почитать ей что-нибудь, расспрашивала о доме, о Вариных отце с матерью, о деревне… Варя охотно рассказывала и скоро замечала, как глаза тети Лены, опечаленные болезнью, начинают светлеть. И вся она словно освещалась тем же светом, который и Варину душу грел: будто не дальше как вчера она сама следом за Варей выбегала поутру на росное крыльцо, босая, простоволосая, легкая, как птица, бежала от дома по серебристой траве к реке, дымящейся ночным туманом, или, пьянея от осенней свежести, бродила по шуршащим лесным тропинкам, по заветным местам, которые так помнятся Варе…

Как-то тетя Лена сказала ей:

— Теперь я знаю, откуда ты такая.

— Какая?

— А вот такая, какая есть… Легкая да скорая на доброту. У вас там, небось, её с детства ковшами пьют, доброту-то, прямо из колодца или из родника. Вся ты такая… родниковая…

— Скажешь ты, тетя Лена. Сейчас вот встану и уйду…

Елена усмехнулась, протянула к Варе руку.

— Куда ж ты уйдешь? Не уйдешь ты от чужой беды. Это у тебя на всю жизнь — к чужой беде со своим добром. Так что посиди уж.

Она лежала в кровати и была худа лицом и телом, и голос её, тихий, близкий, будто рождающийся от дзижения сухих губ, дрожал, как горящая свечка на ветру, то притухая, то снова оживая.

— А про колодец я потому сказала, что вспомнила сказку одну… Сказка не сказка, так… От бабки моей ещё в детстве слышала, будто в каждой деревне, в каждом селе, в общем, везде, где люди живут, непременно должен быть такой колодец… Есть и другие, но этот один. И вот, сказывают, если человеку, только что народившемуся, дадут испить водицы из этого колодца, станет он добрым на всю жизнь…

С доброй душой, добрым сердцем и разумом. Добрый, значит, колодец.

— Ну и пили бы все из него, — не удержалась Варя, — зачем нужны другие?

— В том-то и дело, что точно никто не знает, какой же из всех колодцев добрый. Который поближе, из того и пьют. А он-то как раз, может, другой какой-нибудь, делает людей жадными, к примеру, или злыми… Вот и растут на свете рядом с добрыми злые да жадные. В одной деревне и те и другие. А ведь и так, сказывают, было: один жадный уродится и для всех, кто за ним пойдет, для детей своих, из того же колодца воду носит, считает, что его самая лучшая. Привык человек…

Варя понимала, что это сказка, ей и верилось и не верилось. Она даже хотела спросить у тети Лены: а как же, мол, городские, у которых нет никаких колодцев, а одни водопроводы, или вот здесь, на их станции, где за водой все ходят к одной колонке?..

Но спохватилась. А тетя Лена будто угадала её мысли, засмеялась тихонько.

— Я прежде долго этому верила… Бывало, иду по нашей деревне, перед каждым колодцем останавливаюсь да ещё на колоду прилягу, погляжу вниз, в темноту — стыло, холодком от воды веет, попробуй угадай, какая тут водица… Решила, что самая добрая та, что в нашем колодце. Сказала как-то бабушке об этом, она засмеялась: ты, говорит, не в воду смотри, не в колодец, а на людей — какие они, а уж потом… Помни, к плохим людям за водой не ходят. И ты знаешь, Варюша, проверила я эти бабкины слова: точно! К жадному да злому никто за водой не идёт. В нашей деревне жил один такой, и вспоминать не хочется… Дом посередке, а все, у кого своего колодца нет, с ведрами мимо проходили… Тетя Лена устало прикрыла глаза, и Варя забеспокоилась: