Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха

• Название: Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха
• Автор: Павел Павленко
• Издательство: Олимп
• Жанр: О войне
• Год: 1998
• ISBN: 5-7390-0578-7

Мартин Борман — одна из самых таинственных и страшных личностей в истории третьего рейха. Главный кабинетный убийца творил свои преступления, не выходя из-за письменного стола. Его влияние ощущалось повсюду: похоже, его опасался даже Гитлер. И недаром: в самой цитадели третьего рейха зрел замысел «рейха четвертого». Судьба Мартина Бормана, серого кардинала XX века, — в центре этого документального повествования.

---

Действительно, Борман оказался не подвержен приступу накопления огромных состояний, охватившему всю нацистскую верхушку после прихода к власти. И хотя он боролся против этого явления, на самом деле его не сильно беспокоили проблемы морального свойства, отрицательно сказывавшиеся на отношении общества к партии. Если к Борману попадали документы, которые свидетельствовали о богатствах, полученных неправедным путем, он просто складывал их в досье, хранившиеся в стальных сейфах «коричневого дома», накапливая компрометирующие [161] материалы и терпеливо выжидая удобного случая для нанесения — если понадобится — решающего удара. Отмеченная Ханфштанглем умеренность была редчайшим качеством среди представителей партийной элиты, а у Ханфштангля имелись собственные веские причины ценить его: отпрыск богатого рода, он часто ссужал партию деньгами в «период борьбы». Когда же он попросил возместить долг, заворовавшиеся лидеры наци обвинили его... в жадности! [162]

В свите фюрера

Утро Бормана в Оберзальцберге начиналось с ознакомления с ходом строительства, проверки меню (в том числе и в столовой эсэсовцев), изучения пришедшей в партийную канцелярию корреспонденции и отчетов. К исполнению обязанностей при фюрере он должен был приступать не раньше полудня, когда Гитлер, имевший обыкновение бодрствовать до глубокой ночи, только вставал с постели. Если оказывались подготовленными новые архитектурные эскизы, он предлагал вниманию хозяина именно их, откладывая на более позднее время работу с документами, изучение которых было для Гитлера ненавистным занятием. Тем временем в приемной собирались гости, приглашенные присутствовать на ленче: адъютанты, врачи, секретари, те или иные влиятельные партийные лидеры, Альберт Шпеер (фюрер поселил его в здании, где располагался штаб архитекторов Оберзальцберга), Ева Браун с подругами, Генрих Хофман (Ева работала в его фотоателье в качестве модели). Естественно, на ленче присутствовал и Борман. Все они составляли личное окружение Гитлера в Оберзальцберге.

Борман не только много работал, но и умел создать о себе мнение как о неутомимом труженике, без которого не обходится ни одно архиважное дело. Иногда, напустив на себя озабоченный вид, он в последний [163] момент отказывался садиться за стол, объясняя свой уход некими совершенно неотложными делами. Однако в тех случаях, когда в числе приглашенных оказывались молодые красивые женщины, Борман неизменно оставался. Он не мог сравниться со своим хозяином в умении с сентиментальным венским шармом прикладываться к дамской ручке или перебрасываться пустыми цветистыми фразами, но компенсировал этот недостаток величайшей заботой о комфорте прелестной гостьи.

За обеденным столом фюрера за Борманом было закреплено постоянное место: рядом с Евой Браун, которую он обычно сопровождал к столу и которая сидела по левую руку от Гитлера. Место справа от фюрера по очереди занимали другие женщины из числа приглашенных. Не вызывало сомнений, что Ева Браун и Борман не испытывали друг к другу симпатий, однако они старались не проявлять неприязнь прилюдно. Она знала, что для нее политика навсегда останется запретной областью: однажды в ее присутствии Гитлер заявил, что истинно интеллигентный человек должен жениться на глупой женщине, которая не могла бы оказывать влияние на его решения. Ева Браун с легкостью смирилась с таким положением, ибо ее интересовали только кинофильмы, звезды кино и друзья, с которыми можно было приятно провести время, потанцевать или прогуляться на лыжах. Она по-своему любила Гитлера; в мае 1935 года Ева даже попыталась покончить с собой, приняв огромную дозу снотворного, когда посчитала себя брошенной, ибо Гитлер в те дни воздерживался от физической близости с ней. В своем дневнике она тогда писала: «Адольф просто использует меня». Поскольку сексуальная жизнь Гитлера носила особый характер, Еве Браун было свойственно скорее по-матерински терпеливое отношение к нему. Она оказалась достаточно холодна, чтобы преодолеть в себе нормальную [164] страсть. Рассудительное отношение партнерши привело к тому, что Гитлер не попал в зависимость от нее, как это произошло в случае с эмоциональной Гели Раубаль. Борману не приходилось опасаться влияния Евы Браун, и потому она оставалась единственной в ближайшем окружении фюрера, против кого он не затевал интриг.

Ева Браун не стремилась к роли первой леди, но очень хотела обладать вещами, на покупку которых у нее не было денег. Гитлеру нравилось дарить ей — милый жест — конверты с наличными, но, очевидно, он не удосужился поинтересоваться, во сколько обходились ее косметика и гардероб. Когда ему приходило на ум подарить Еве ювелирное украшение, он отправлялся в маленький магазинчик мюнхенского ветерана партии и покупал вещицу, которую всякий делец средней руки мог подарить своей супруге. Хранитель кошелька ее возлюбленного понимал молодую женщину гораздо лучше. Он вез ее к ювелиру и позволял выбирать украшения, не обращая внимания на цену. Если ей нужны были наличные, она всегда могла обратиться непосредственно к нему. Сначала Ева Браун относилась к Борману с пренебрежением, но затем ее поведение изменилось, ибо он всегда был с ней предупредителен и готов услужить. Когда же Мартина не было поблизости, она отпускала насмешки в его адрес, удивляясь, как подобострастие и неуклюжая услужливость уживались в нем с бесцеремонностью и грубостью, характерными для его обращения с собственными секретарями и помощниками.

Борман не старался участвовать в общей беседе за ленчем. Точнее, фюрер вещал в полной тишине, а перемолвиться вполголоса несколькими словами с соседом дозволялось лишь во время недолгих пауз оратора. Гитлер был вегетарианцем, но не требовал того же от гостей. Время от времени Борман тоже заказывал себе вегетарианские блюда, а затем рассказывал [165] всем, что получает от такой диеты мощный заряд энергии. Кстати, в собственной кладовой его ждали ветчина и сосиски домашнего приготовления, и он не упускал случая подкрепиться несколькими изрядными ломтиками мяса, едва выйдя из-за гитлеровского стола. Ежедневные прогулки в чайную не вызывали у Бормана восторга, но хозяин неизменно звал его с собой, и ему приходилось терпеливо ждать окончания ритуального чаепития с пирожными, во время которого Гитлер нередко погружался в дрему прямо в своем кресле. Затем в течение двух часов рейхсляйтер инспектировал строительство («Необходимо всех подгонять, подгонять и подгонять», — записал он в дневнике), диктовал секретарям, вел деловые переговоры по телефону и выписывал чеки. В восемь часов вечера он вновь занимал свое место возле Евы Браун в обществе постоянных сотрапезников хозяина, стараясь не пропустить указаний фюрера, которые тот формулировал, расправляясь со сваренными вкрутую яйцами, картофелем и творогом.

Затем все рассаживались в просторном зале гостиной и смотрели фильмы. Во время сеанса Борман любил пристроиться в уголочке и подремать. Во-первых, это позволяло отчасти компенсировать постоянное недосыпание, а во-вторых, после просмотра от него не ждали критического анализа фильма или активного участия в традиционном обсуждении игры актеров, поскольку сие не входило в его обязанности. Но в последующие несколько часов высокие требования предъявлялись именно Борману. Фюрер мог позволить себе удовольствие произнести монолог или, похлопывая себя по бедрам, посмеяться по поводу досужих вымыслов и сплетен об отсутствовавших. Всегда оставаясь начеку, Борман неустанно делал пометки в дневнике. Порой, далеко за полночь, Гитлер мог поинтересоваться какой-либо информацией — например, розничной ценой на яйца в 1900 году. Борман [166] срочно направлял по телефону или телетайпу соответствующий запрос в свой штаб, поднимая с постели десять — двенадцать человек, которые стремглав бросались выполнять поручение рейхсляйтера. Всего час спустя он мог с гордостью продемонстрировать свое усердие, предоставив фюреру исчерпывающие сведения. Если на Шпеера, по его собственному признанию, однообразные будни Бергхофа, где царила атмосфера угодничества и ничегонеделания, действовали угнетающе, издергивали нервы и даже отрицательно влияли на его профессиональные способности, то для неутомимого бюрократа — то есть для вездесущего Бормана — каждый такой день становился новой возможностью показать себя персоной значимой и незаменимой. Он напоминал собою паровой котел с избыточным давлением, готовый вот-вот взорваться. Крепкое здоровье позволяло ему выдерживать такой жизненный ритм, когда приходилось вставать ранним утром после нескольких часов сна и обходить огромную территорию строительства, на ходу устраивая разгромные скандалы, выписывая чеки, определяя порядок охраны, отдавая распоряжения строителям, водителям, партийным чиновникам и уборщицам.