Владимир Короткевич - Колосья под серпом твоим

• Название: Колосья под серпом твоим
• Автор: Владимир Короткевич
• Издательство: Мастацкая лiтаратура
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Приднепровье, середина XIX века. Готовится отмена крепостного права, меняется традиционный уклад жизни, растёт национальное самосознание белорусов. В такой обстановке растёт и мужает молодой князь Алесь Загорский. Воспитание и врождённое благородство натуры приводят его к пониманию необходимости перемен, к дружбе с людьми готовыми бороться с царским самодержавием. Одним из героев книги является Кастусь Калиновский, который впоследствии станет руководителем восстания 1863-1864 в Беларуси и Литве.

Авторизованный перевод с белорусского В. Щедриной

МИНСК

«МАСТАЦКАЯ ЛIТАРАТУРА» 1977

---

Кондрат кинулся разнимать и получил от Павлюка в ухо, а от Андрея в челюсть. Рассердился, двинул Андрею, потому что тот дал первый. И еще от него получил. Вдохновленный этим, Павлюк наподдал и начал нажимать на Андрея, пока тот, отступая, не упал за бревно и не накрылся ногами.

И лишь тогда Кондрат понял, что обидели и его. И вовсе не Андрей. Схватил брата за грудь, бросил через ногу на солому.

– Ты? С нею?

Прижал в угол.

– С нею, – мужественно ответил Павлюк.

– Будешь?

– Буду.

– Глаза твои где были? Два года она нам дорога.

– Я поначалу и ждал. Да не ждала она. Неохота ей двадцать лет ожидать.

– Отступись.

– Нет. – Павлюк навесил Кондрату.

И в этот миг на младшего навалился Андрей. Дрались молча, сжав зубы. Павлюк был в ярости. Двое на одного. Так черта лысого им девка. Спросили б, дьяволы, у нее.

Павлюка прижали к стене. Рассудительный и спокойный, он мог иногда взрываться лютой яростью. И теперь, увидев, что его побеждают и могут так надавать, что за неделю под забор не пойдешь, он ощутил, как глаза застлал красный туман.

Рванулся меж братьев и снял со стены цеп – дубовый бич на отполированном руками ореховом цепильно.

– Прочь! – рыкнул так, что братья отлетели. – Сунетесь к ней – убью… Стеснялся вас, а вы с кулаками… Убью!

И ринулся на них. Кондрат было захохотал, но сразу отскочил. Цеп врезался в ток у самых его ног.

– Дур-ило! Ты что?!

Но Андрей с побелевшими глазами схватил уже второй цеп и бежал к Павлюку.

Гэх-х! Цепы встретились в воздухе, перекрутились.

Павлюк вырвал свой. Кондрат недоумевающе смотрел, как братья лезли друг на друга. Это была уже не шутка. И тогда он тоже схватил цеп.

Павлюк летел на Андрея, и Кондрат подставил цепильно, рванул цеп из рук брата и отбросил в угол… Андрей, словно не понимая, налетел на них, поднял цепильно – бич привычно вертелся в воздухе.

Кондрат знал: один удар – и смерть. Прыгнул, схватил Андрея за руки. Тем временем Павлюк снова ухватил свой, а заодно и Кондратов цеп. Кондрат потянул Андрея за собой вместе с цепом и спиной прижал Павлюка в угол. Не имея возможности размахнуться, они лупили одними бичами, то по своим рукам, то по Кондратовой спине. Бичи болтались, как язык в колоколе, и хлопали мягко, но чувствительно.

Кондрат получил от кого-то по голове. Зашатался. И в этот момент в гумно влетел озерищенский пастух Данька. Гнал коров, хотел попросить огнива и увидел.

– Пляшете? – с лютым юморком спросил Данька. – Танцы?

– Аг-га, – ничего не понимая, сказал Кондрат.

– Ну, так я вам последний сейчас сыграю, – улыбнулся Данька.

И хлестнул с выстрелом цыганским кнутом. Да по всем троим. Да еще. Еще.

– Аюц, хряки! Ашкир вам, бараны!

Наконец до всех троих дошло, да и жалил кнут, будто горячим железом.

Братья отпустили друг друга. Бросили цепы.

Неладно было в гумне. Не смотрели друг другу в глаза.

– Вы что же это? – спросил побледневший Данька. – Ах остолопы, ах вы дрянь блудливая…

Когуты молчали.

– И, наверное, из-за бабы? Я и то вижу: на деревне один смоляной забор да три болвана возле него… Да есть ли такая баба, чтоб достойна была?!

Кондрат наконец опомнился:

– Хватит. Не трожь бабу.

– Я ее зацеплю! – с угрозой сказал Данька. – Не все мне по жолнеркам да вдовам. Подумаю вот, подумаю, да у вас, козлы, и у тебя, птенец, умыкну ее из-под носа…

Красивое Данькино лицо было сурово. Что-то ястребиное светилось в глазах. Задрожали брови.

– Братья… Да вы, как пырей, с одной связки все… А ну, миритесь!

Молчание было продолжительным. Потом Павлюк тяжело вздохнул.

– Я виноват, Кондрат… Виноват, Андрейка.

– Черта нам с того! – буркнул Андрей.

– Я сказать хотел – духу не хватило.

– С тобой она хочет? – глухо спросил Андрей.

– Да… Не хотел, брат.

Андрей махнул рукой:

– А, да что там… Спал ты, когда совесть раздавали… Идем, Кондрат!…

…Часом позже, сидя на берегу, братья все еще молча макали руки в воду и прикладывали к синякам и шишкам. Нарушил молчание Андрей:

– Ну?

– Вот тебе и ну. Проспали.

– Дак что же зробишь? Другому б бока намяли. А тут… Брат все же…

И Андрей растерянно улыбнулся.

– Дурни мы с тобой, дурни! Сразу спросили б. Вот и дождались.

– Свинья брат, – сказал "на пять минут младший". – Подъехал-таки.

– Брось, – вздохнул Андрей. – Он хороший хлопец.

– Хороший хлопец! – Кондрат поливал водой шишку на лбу. – Как дал, так я аж семь костелов увидел… Позор теперь! Бо-ог ты мой!

– Прохлопали мы с тобой, брат, – грустно улыбнулся Андрей. – Одно нам с тобой утешение: быть нам старыми холостяками да чужих детей нянчить… Хорошо, что хоть не минет нашу хату та невестка. И дети будут Когуты.

Он улыбнулся, но Кондрат понимал, как брату плохо. И хотя Кондрату тоже было так, что аж сердце сжимало, он пошутил:

– Ну, нет. В одной хате с ней я не смогу. Тут, братка, нам с тобой или делиться с отцом, или по безмену в руки – да к Корчаку.

Лицо у Андрея было спокойно, лишь ходило под кожей адамово яблоко.

– Недаром, брат, Адам яблоком подавился, – говорил Кондрат, изо всех сил желая развеселить брата. – Наконец, черт его знает, может, мы с тобой еще радоваться будем, плясать каждый вечер, что ее не взяли. Вот погоди, попадет он в эти жернова да к нам и жаловаться придет. А мы ему, вольные казаки, чарку-другую да в ухо.

– Что ж, – сказал Андрей, – к Корчаку, так к Корчаку.

* * *

Сабина Марич искала встречи с Алесем. Петербург, а затем Вильна не помогли ей. В Вильне она бросалась-бросалась, а потом нашла Вацлава Загорского и навещала его чуть не каждую неделю. Приносила ему конфеты, фрукты, спрашивала о жизни, что пишет брат.

Одиннадцатилетний Вацлав воспринимал все как знак уважения и любви лично к нему. Его, счастливца, на самом деле любили все. Так было в Загорщине, так было и в Вильне. И потому он и его компания встречали молодую веселую женщину радостно, приказывали дядьке ставить самовар, доставать припасы. А затем шли вместе с ней гулять на гору или в парк.

Сабина понимала: эти мальчишки – часть Вацлава, Вацлав – часть Алеся. И потому она старалась подружиться с ними и добиться их расположения.

Младший Загорский поехал в Вильно по протекции, в шесть лет. Поскольку ему принадлежала лишь часть капитала, Вежа решил быстрее выучить его, а затем послать учиться в Германию на инженера-дорожника. Там человек оканчивал учебу не со степенью магистра или бакалавра, а со степенью доктора. С этой степенью охотно принимала для подготовки Англия. Вацлав должен был окончить подготовительный курс у кого-то из кембриджских профессоров, пройти практику на английских железных дорогах и возвратиться в империю одним из мастеров своего дела, после чего всю жизнь он будет человеком. Дед торопился. Ему надо было поставить на ноги и этого.

Вацлав был в шестом классе. Он читал так много и, главное, имел столько книг, что с ним дружили и семиклассники.

Веселый, подвижной, как ртуть, удивительно остроумный для такого возраста, всегда готовый натянуть нос начальству, при этом выгородить друзей и сам не попасться, он был общим любимцем.

Вацлав в самом деле был красив. Волосы волнистые, как у Алеся, глаза серые, с голубизной, рот с приятной, чуть хитроватой складкой, только и грызть ему орехи и шутки. Брови гордые и добрые.

Весь он был от Загорских и одновременно сам по себе.

Когда Сабина шла с мальчишками по улице с гордо закинутой головой, не было, наверно, ни одного человека, который не обратил бы внимания на эту компанию.

Гребень золотистых волос, влажные, словно зеленые камешки в росе, глаза, вся – неуловимая ящерица, струйка жидкого малахита, которого не бывает на земле.

…Вокруг Вацлава собралось ядро человек в семь. Три семиклассника, три мальчика из шестого класса, один пятиклассник.

Семиклассников звали Алесь Миладовский, Юлиан Чарновский и Титус Далевский. Последний был из "опасной" семьи, но едва не самый скромный и добрый из всех. Смотрел на Сабину преданно, тонюсенький, горячий, как огонек, очень в чем-то похожий на Вацлава.

Эти много знали про Алеся, слышали о Викторе с Кастусем.

Однако из всех, пожалуй, большее внимание привлекал одноклассник Вацлава, небольшой росточком, немного неуклюжий шляхтюк. О нем по секрету Вацлав сказал Сабине:

– Знаете, он в пятом классе был два года. Очень умный, но болезненный и бедный и часто думает там, где думать запрещено, в костеле, в классе. Ему есть о чем думать. А его секут и сердятся. И смеются подчас. Я его опекаю. И всегда его выставляю с лучшей стороны. И хлопцы начали уважать, а я с ним еще гимнастикой занимаюсь, и он стал ловчее.

Немного смешной, лобастый, с худым лицом и острым подбородком, этот мальчик наивно смотрел на мир узкими, как щелки, глазами, которые словно бы только прорезались. Смешной, симпатичный барсучонок.