Лидия Чарская - Том 27. Таита (Тайна института)

• Название: Том 27. Таита (Тайна института)
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-98891-049-1

---

"Нет, никогда уже после таких слов не вернусь я к тебе, Заря, — мысленно проносится в голове Ники. — Кончена дружба наша, и моя прекрасная таинственная Сказка раз и навсегда исчезла для меня".

Глава 5

Как вихрь промчались рождественские каникулы в институте. Одним сплошным праздником оказались они для выпускных.

Ездили в театр, костюмировались под Новый год, устраивали елку, гадали и снова ездили всем классом в цирк. К счастью, Августа Христиановна Брунс временно, до десятого января, сдала дежурство m-lle Оль, и лишенные таким образом чрезмерно бдительного надзора, воспитанницы могли вздохнуть свободнее. Впрочем, до начала занятий времени оставалось уже немного; восьмого должны были съехаться институтки, проводившие рождественские каникулы дома. А теперь уже незаметно подкралось четвертое января — канун крещенского сочельника.

— Mesdames, знаете, какой сегодня день? — едва успев открыть глаза, крикнула на весь дортуар Шарадзе четвертого утром.

— Тише, дай спать, Тамара! Что за безобразие будить народ до петухов! — послышался недовольный голос Козельской.

— Ну, милочка, для тебя особенные петухи должны петь — послеобеденные. Ты никогда не выспишься, — засмеялся кто-то.

— А день-то сегодня все-таки особенный, месдамочки. Придет нынче наша Донна Севилья и принесет все, что нужно для нашей Тайночки: и белье, и шубку, и сапожки.

— И книжку сберегательной кассы принесет, на которую мы положили вырученные от концерта деньги для нашей общей дочки, для дорогой Таиточки.

С тех пор, как Донна Севилья в своей записке о болезни Глаши применила таинственные буквы "Т-а и-та", за нею и все в своих записках, следуя ее примеру, вместо «Глаша» или «Тайна» стали писать "Т-а и-та", а в разговоре между собою называли «Таитою» же и Глашу, что должно было означать Тайна института. Особенно нравилось это имя Донне Севилье.

— В нем есть что-то испанское, — часто повторяла она. — Алеко, только ты не потеряй книжку. Береги как зеницу ока. Недаром же мы тебя выбрали в казначеи, — послышался чей-то звонкий молодой голос.

— Что такое? Кто мое имя произносит всуе? — и всклокоченная кудрявая голова черненькой Алеко с сожалением отрывается от подушки.

— Mesdames, смотрите, солнышко! — произносит Наташа Браун и, откинув тяжелую штору, с восторгом смотрит на бледное северное январское солнце, робко заглядывающее в окно, и декламирует звонким голосом:

По лазури неба тучки золотые
На заре держали к морю дальний путь,
Плыли, зацепились за хребты седые…

— Довольно, Наташа, довольно. Лучше будем думать, как бы вечер провести поинтереснее, — остановила девушку Золотая Рыбка.

— Давайте вызывать духов, — неуверенно прозвучал голос Браун.

— Ну конечно, ты Надсона вызывать будешь, — засмеялась Веселовская.

— Mesdames, увольте, — вступилась в разговор Ника, — не верю я что-то в эти общения с духами.

— Как не веришь? Ведь об этом целые тома написаны! — возмутилась бледненькая Невеста.

— Ну, как хотите, а я все-таки не верю.

— Деревня-матушка!

— Не деревня, а Маньчжурия дикая. Вот что!

— Ха-ха-ха!

— Оккультизм, вызывание духов — грех и ересь, — твердо решает Капочка.

— Молчи уж ты, святоша.

— Милая моя Камилавочка, — насмешливо-ласково говорит Золотая Рыбка, обнимая растрепанную голову Малиновской, — и нужно же было госпоже Судьбе подшутить над тобою злую шутку. Тебе следовало бы родиться мальчиком, чтобы потом сделаться священником.

— И мы бы ходили к тебе на исповедь. А ты бы варварски терзала нас за ересь и грехи, — подхватив, продолжала под общий смех Але ко.

— Не смейтесь, mesdames, не надо. Это так прекрасно молиться заодно со всеми верующими, иметь возможность утешать их, спасать их души. О, как это хорошо!

Капочка оживленными глазами обвела лица всех окружающих ее девушек. И спустя минуту она с внезапным воодушевлением подхватила снова:

— Ведь есть же женщины-адвокаты, женщины-профессора, врачи. Почему бы и не быть женщинам — священникам?

— Mesdames, вставайте скорее: Ханжа на горизонте! — пулей влетая в дортуар, крикнула Зина Алферова.

— Господи, от Скифки избавились на недельку, так Ханжа таскается по пятам за нами! — вздыхает Шарадзе.

— Fi donc! Какое выражение! — пожимает плечами Лулу Савикова.

Уж молчи, пожалуйста. До выражений ли тут! — огрызается Тамара.

— Итак, вечером в клубе, когда все утихнет. Да? Согласны?

— Согласны. Конечно, согласны…

— Месдамочки, а кто из нас понесет Таиточке приданое?

— Я!

— Я!

— И я!

— Всем нельзя. Пусть самые близкие родственники идут, — командует Ника, — мать, отец, дедушка и бабушка.

— Дорогая моя, а можно и мне, как одной из теток? — робко осведомляется Зина Алферова.

— Тогда и все тетки, если одна, — заявляют остальные.

— Тише, mesdames, тише. «Она» уже здесь.

Тихо и неслышно, как-то бочком, вползает в дортуар инспектриса.

— Опять шум, опять крики! Недурное времяпрепровождение для благовоспитанных барышень.

— Но ведь нынче еще рождественские праздники, — поднимается чей-то протестующий голос.

— Так, по-вашему, надо на праздниках шуметь? Ведь это только у нетрезвых крестьян принято, — кривит губы Юлия Павловна.

Где-то сдержанно фыркают.

— У "нетрезвых крестьян". Ха-ха-ха. Она, конечно, хотела сказать — у пьяных мужиков. Лулушка, слышишь, Ханжа заразилась твоей комильфотностью, — шепчет Маша Лихачева по адресу корректной Савиковой.

— Оставьте меня ради Бога в покое, — шепотом же злится Лулу.

Все наскоро одеваются и под конвоем инспектрисы, вместо отсутствующей Брунс, идут на молитву.

* * *

Снова вечер. Давно потушен свет в дортуаре. Отдежурив чужое дежурство, совсем разбитая, инспектриса идет к себе. С подобострастной улыбкой встречает ее седовласая Капитоша:

— Слава Богу, угомонились ваши «сорванцы», барышня. Уж и денек ныне выпал! — говорит она, расшнуровывая ботинки своей совсем размякшей от усталости шестидесятилетней барышне.

— Ах, Капитоша, дня не дождусь, когда вернется фрейлейн Брунс.

Капитоша с участием смотрит в пожелтевшее морщинистое лицо госпожи Гандуровой.

— А знаете ли, барышня, я должна вам кое-что сообщить.

— Что такое? — сразу подтянулась инспектриса.

— Да вы не волнуйтесь, ради Господа Бога, барышня. А только приметила я кое-что.

— Что приметили? Говорите скорее, Капитоша.

— Да неладное у нас творится что-то.

— Ну?

— Приметила я, что кажинный вечер барышни выпускные по очереди в сторожку наведываются.

— Вот-вот, и я сама раз это заметила. До утреннего звонка еще ходили. Ну, я узнала причину. Они обещали, что это не повторится больше. Неужели опять? — тоскливо срывается с поблекших уст Юлии Павловны.

— Вчера и третьего дня своими глазами видала, барышня. Вошли туда, пробыли минут десять и бегом обратно.

— А кто? Кто? Вы не заметили, нет? Наверное, Баян.

— И барышня Баян, и барышня Тольская, и Лихачева, и Тер-Дуярова, и Сокольская, и все.

— Ага, отлично.

Затем инспектриса снимает при помощи Капитоши свое форменное «мундирное» платье и облачается в пестрый турецкий капот и медленно, крадучись, выходит из комнаты.

В «клубе» нынче, в этот поздний январский вечер, происходит нечто совсем из ряда вон выходящее. На середину комнаты выдвинут небольшой столик, находящийся обыкновенно под одним из окон. Вокруг столика стоят принесенные из дортуара и умывальной комнаты табуреты. На них сидят Ника Баян, Тер-Дуярова, Тольская, Сокольская, Чернова, Веселовская, Алферова, Лихачева и Наташа Браун. Все лица внимательны и сосредоточенны. Только Ника и смугленькая Алеко не могут постичь всего значения торжественной минуты. Они то и дело хихикают, пересмеиваются, делают свои замечания Мари Веселовской. Наташа Браун пресерьезно уверила эту спокойную, уравновешенную девушку, что в глазах у Мари есть какая-то сила, что-то такое, чего не объяснишь словами, но что, бесспорно, имеет какое-то скрытое значение, что она — «медиум». Сидят девушки за столом уже около получаса, положив на край его пальцы таким образом, что конец мизинца одной прикасается к мизинцу соседки. Таким образом составлена непрерывная цепь. Вызывают «духов». В данный момент ждут появления духа поэта Надсона, по совету его ярой поклонницы Наташи Браун.

— Явись! Явись! Явись! — повторяет Невеста Надсона. — Явись и сообщи нам, какая жизнь ждет нас там, за гранями бытия.

— Охота ему тоже являться и тревожить себя ради каких-то девчонок, — шепотом говорит Ника.