Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.

• Название: Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: АСТ
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-053845-4

Поклонники творчества братьев Стругацких!

Перед вами — повествование в документах и воспоминаниях, открывающее цикл «Письма. Рабочие дневники» в серии «Неизвестные Стругацкие».

Этот том посвящен периоду взросления и становления известных писателей (до 1962).

---

Таковы наши соображения об обществе и человеке будущего. Создавать произведения об этом обществе совершенно необходимо — особенно сейчас, когда над миром нависла опасность истребительной войны, а треть человечества, невзирая ни на какие трудности, закладывает фундамент этого царства духа. Уместно здесь вспомнить, что утопизм в мире раскололся. Советская фантастика исходит с позиций надежд и чаяний человечества, тогда как наши коллеги на Западе выражают его самые мрачные опасения. Что ж, возможно, такие произведения тоже нужны. Романы-предостережения. Но нам лично кажется, что это значит идти по более легкому пути. Ибо написать талантливый роман о грядущем падении человечества несравненно легче, чем дать в художественных образах, даже не очень совершенных, грядущее счастье человечества.

Все сказанное делает задачу фантастов очень трудным делом. Мы пишем для людей нашего времени. И у нас всегда есть опасность впасть в две крайности. Мы можем с одной стороны создать образы бесчувственных, холодных с точки зрения нашего читателя статуй, или с другой стороны страшно принизить этого человека, вплоть до создания в будущем моделей конфликтов настоящего. Для действенного образа нужна середина и более высокий уровень. Мы видим для этого только один путь: перенести в описываемое будущее лучших людей нашего времени или даже истории (а такие были и есть, потому что новое всегда зарождается в недрах старого). Не придумывать для образов будущих людей новые черты хорошего, которые нашего читателя не тронут, а искоренить в этих образах остатки плохого.

А что можно сказать о человеке будущего ближайших эпох?

Так поступаем, в частности, мы, авторы повести «Возвращение (Полдень, 22 век»), «Страны багровых туч», рассказов. Просто предлагаются образы наших товарищей и попытка представить, как они действовали бы в условиях отвлечения от забот о матер. благах.

Хотелось бы сказать еще два слова о путях к нашему светлому будущему. Этот вопрос, пожалуй, самый трудный, так как появление атомного оружия и наступление второй промышленной революции смешало все карты. Тем не менее описание переходного периода — самого процесса перемещения центра тяжести с материального на духовное — очень интересно. Сущность этого перехода будет, очевидно, состоять в уничтожении мещанства, то есть в уничтожении всего животного в человеке. Как это будет происходить конкретно, очень неясно. Но ясно, что мы, фантасты, должны принять участие в уничтожении мещанства самое деятельное участие.

Второй доклад был прочитан на августовском совещании Московского общества молодых писателей-фантастов и представлен для литературных чтений в Детгизе в начале октября этого же года. Позже этот доклад, переработанный в статью «Про критику научной фантастики», АБС будут предлагать в журнал «Вопросы литературы». Здесь дается наиболее полный вариант этого доклада.

АБС. О СОВЕТСКОЙ ФАНТАСТИКЕ

Целью настоящей статьи является попытка выяснить отношения. Мы попытаемся разобраться, как относятся к фантастике читатели, издатели и официальные критики. Но прежде следует установить некоторые основные положения относительно сущности научной фантастики, ее места в общем потоке художественной литературы, ее тематики, ее роли и сферы ответственности. При этом мы постараемся избежать проторенного пути. Как правило, к сожалению, авторы критической литературы, объявив научную фантастику частью большой литературы, сопровождают эту декларацию оговорками, которые не только не подтверждают их исходную мысль, но напротив, возможно помимо воли, целиком опровергают ее.

Начнем с определения.

I. ОПРЕДЕЛЕНИЕ.

В искусстве бывает трудно дать строгое видовое определение. Многочисленные попытки энтузиастов теоретически отграничить научную фантастику от других видов литературы тоже не привели к сколько-нибудь определенным результатам. Правда, каждый нормальный человек интуитивно улавливает жанровую разницу между, скажем, «Искателями» Гранина и «Черными звездами» Савченко и между «Меканикусом» Полещука и сказкой о царевиче и сером волке. В общем, всякое определение выражает идейные позиции автора этого определения. Мы могли бы определить научную фантастику по БСЭ: литература о фантастических достижениях науки будущего. Но наша идейная позиция заключается как раз в том, что фантастика должна быть полноправной частью большой литературы. Поэтому мы определяем научную фантастику следующим образом:

ФАНТАСТИКА ЕСТЬ ЛИТЕРАТУРА О ЧЕЛОВЕКЕ В НЕОБЫЧАЙНЫХ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЧИТАТЕЛЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ПРИЧЕМ НЕОБЫЧАЙНОСТЬ ДОСТИГАЕТСЯ ЛИБО ЭКСТРАПОЛЯЦИЕЙ НОВЕЙШИХ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИХ ИДЕЙ ДО ИХ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ, ЛИБО ОТРАЖЕНИЕМ В ОБРАЗАХ РАЗНОГО РОДА ФИЛОСОФСКИХ, ПОЛИТИЧЕСКИХ И МОРАЛЬНЫХ АБСТРАКЦИЙ, ЛИБО ВВЕДЕНИЕМ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО ЭЛЕМЕНТА.

Сразу же оговоримся. Во-первых, необычайность обстоятельств есть понятие субъективно-историческое. Летчикам-космонавтам уже не покажутся необычайными описания условий невесомости, так же как командиру «Северянки» возможно странны неумеренные восторги профессора Аронакса, попавшего на борт «Наутилуса». Такое понимание необычайности является, между прочим, залогом того, что фантастике суждено бесконечно развиваться вместе с читателем.

Во-вторых, наше определение отражает крайнюю неудачность, с нашей точки зрения, самого термина «научная фантастика». Этот термин необычайно сужает сферу ответственности жанра и вызывает массу кривотолков и недоразумений у писателей, у читателей, у издателей и у критиков. Поэтому мы намерены везде в дальнейшем пользоваться термином «фантастика», отбросив неправомерное определение «научная».

Таким образом, отличие фантастики от других жанров литературы есть отличие в методе.

II. ФАНТАСТИКА КАК ЧАСТЬ ХУДОЖЕСТВЕН НОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Широко распространенное сейчас и совершенно правильное мнение о фантастике, как части художественной литературы, следовало бы, строго говоря, обосновать. Мы попытаемся сделать это, памятуя, что художественная литература вообще призвана отражать действительность в образах. Кстати, не будем забывать, что действительность — это не только окружающий нас мир вещей и событий, но и личный психический мир человека и мир общественного сознания; что отражать — это не значит обязательно отражать в плоском зеркале; что художественный образ, наконец, есть понятие, существенно зависящее от той цели, которую поставил перед собой автор повествования.

Спросим себя: для чего читают художественную литературу? (Заметьте: для чего читают, а не для чего издают.)

1. Чтобы получить эстетическое удовольствие от художественного совершенства.

2. Чтобы дать пищу «голоду чувств», так сказать — посопереживать.

3. Чтобы утолить интерес к смелой и острой фабуле.

4. Чтобы получить позитивные знания.

5. Чтобы дать пищу воображению.

6. Чтобы «убить время», отвлечься от будней жизни.

В максимальном удовлетворении этих шести читательских «чтобы» и состоит задача художественной литературы. Нам могут возразить: мы не учли идейно-воспитательных задач литературы. Это не так. По нашему глубокому убеждению, художественная литература и воспитательная литература — это синонимы. Но воспитательное воздействие художественной литературы находится в прямой зависимости оттого, Насколько она удовлетворяет эти «чтобы». Никакая литература, игнорирующая читательские «чтобы», не способна оказывать воздействие на читателя.

Возвращаясь к фантастике, будем считать, что она — фантастика — является частью художественной литературы, если она в принципе способна удовлетворить всем этим запросам читателя. И фантастика на это способна. Не будем теоретизировать. Возьмем только два примера. «Невидимка» Уэллса и «Гиперболоид» Толстого.

Оба эти произведения несомненно удовлетворяют всем «чтобы» читателя и, следовательно, оказывают на него мощное воздействие, выполняя тем самым главное назначение художественной литературы. Сомневающихся спросим: неужели они серьезно думают, что разоблачение мещанского буржуазного мира в «Невидимке» слабее, чем в «Цитадели» Кронина? Или показ авантюристической сущности фашизма в «Гиперболоиде» не так убедителен, как в «Пляске смерти» Келлермана?

Мы предвидим два возражения. Первое: а зачем всё это? К чему все эти выдумки? Лев Толстой писал без невидимок. Хемингуэй обходился без гиперболоидов. А вот Вера Панова, Юрий Нагибин, Сергей Антонов, Юрий Бондарев и другие писатели и сейчас пишут отлично, не прибегая к этому псевдонаучному реквизиту. Так правомерен ли, спрашивается, сам метод введения необычайного?

Правомерен, товарищи. Начнем с того, что он не хуже любого другого: эпистолярного, пейзажного или, например, анималистического. Но не это главное. Главное в том, что метод введения необычайного обладает громадными преимуществами. Он позволяет до предела обострить сюжет. Он позволяет раскрывать характеры героев гораздо быстрее и отчетливее. Он позволяет давать максимум идейной, конкретной и эмоциональной информации в минимальном объеме книги. Возьмем того же Уэллса. Все книги великого английского писателя посвящены моральным и политическим проблемам. Но как рыхла «Необходима осторожность» по сравнению с «Человеком-невидимкой». А разве вызывает она адекватную ненависть к мещанину? Ведь когда читаешь «Невидимку», хочется влезть в книгу и избить доктора Кемпа и расправиться со всей этой толпой вонючих обывателей.