Ричард Пайпс - Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

• Название: Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918
• Автор: Ричард Пайпс
• Издательство: Игорь Захаров, Лицензия ЛР № 065779 от 1 апреля 1998 г.
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 5-8159-0528-3

Эта книга является, пожалуй, первой попыткой дать исчерпывающий анализ русской революции — бесспорно, самого значительного события двадцатого столетия. В работах на эту тему нет недостатка, однако в центре внимания исследователей лежит обычно борьба за власть военных и политических сил в России в период с 1917-го по 1920 год. Но, рассмотренная в исторической перспективе, русская революция представляется событием гораздо более крупным, чем борьба за власть в одной стране: ведь победителей в этой битве влекла идея не более не менее как «перевернуть весь мир», по выражению одного из организаторов этой победы Льва Троцкого. Под этим подразумевалась полная перестройка государства, общества, экономики и культуры во всем мире ради конечной цели — создания нового человеческого общества.

Книга состоит из трех частей.

Вторая часть книги, «Большевики в борьбе за власть», повествует о том, как партия большевиков захватила власть сначала в Петрограде, а затем и в губерниях Великороссии, установив по всей территории однопартийный режим с присущими ему аппаратом подавления и централизованной экономической системой.

---

Корнилов: Здравствуйте, Александр Федорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу с просьбой доложить вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требую вполне определенного решения в самый короткий срок.

Керенский (говоря от имени Львова): Я — Владимир Николаевич. Вас спрашиваю — то определенное решение нужно исполнить, о котором Вы просили известить меня Александра Федоровича только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от Вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить.

Корнилов: Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев.

Керенский: Я — Александр Федорович. Понимаю Ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

Корнилов: Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с Вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать Вашего выезда позже завтрашнего дня<...>

Керенский: Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?

Корнилов: Во всяком случае.

Керенский: До свидания, скоро увидимся.

Корнилов: До свидания»51.

Этот краткий диалог был настоящей комедией ошибок, но он привел к трагическим последствиям. Как утверждал позднее Керенский — и настаивал на этом до конца своей жизни, — главнокомандующий не только подтвердил полномочия Львова говорить от его, Корнилова, лица, но «удостоверил и точность передачи слов последнего первым», а именно, — что он требует диктаторских прав52. Но, как мы знаем со слов свидетелей, находившихся на противоположном конце провода, когда разговор был окончен, Корнилов вздохнул с облегчением, ибо согласие Керенского прибыть в Могилев воспринял как выражение готовности министра-председателя к сотрудничеству в деле формирования нового, «сильного» правительства. Вечером того же дня он обсуждал с Лукомским возможный состав такого кабинета, в котором Керенского и Савинкова видел министрами. Он также послал телеграммы ведущим государственным деятелям, приглашая их присоединиться к нему и министру-председателю в Могилеве53.

Благодаря сохранившимся телеграфным распечаткам мы можем сегодня утверждать, что весь диалог Керенского с Корниловым был от начала до конца недоразумением. Что касается Корнилова, то он лишь подтвердил министру-председателю, говорившему от имени Львова, приглашение Керенского и Савинков в Могилев. Керенский же воспринял это подтверждение, — хотя ничто, кроме его воспаленного воображения, не давало оснований для такой интерпретации, — как доказательство того, что Корнилов собирается его арестовать, а себя объявить диктатором. Было грандиозным упущением со стороны Керенского не спросить прямо (или хотя бы косвенно), действительно ли Корнилов передал ему через Львова ультиматум из трех пунктов. В разговоре с Керенским Корнилов ничего не сказал ни об отставке кабинета, ни о своей претензии на военную и гражданскую власть. Из слов Корнилова — «Да, подтверждаю, что я просил Вас [т.е. Львова] передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев» — Керенский предпочел сделать вывод, что три политических условия, представленных Львовым, также были подлинными. Когда Филоненко увидал телеграфные ленты с записью этой беседы, он заметил: «А.Ф.Керенский не обозначил, что же он спрашивает, и ген[ерал] Корнилов не знал, на что, собственно, он отвечает». [Милюков. История. Т. 1.4. 2. С. 213. Корнилов, в отличие от Керенского, признал впоследствии, что действовал опрометчиво, не спросив министра-председателя, что именно передал ему Львов (Лукомский А.С. Воспоминания. Т. 1. Берлин, 1922. С. 240).]. Керенский был уверен, что, имитируя присутствие Львова, он использует в разговоре с Корниловым понятный обоим код, но в действительности изъяснялся шарадами. Максимум, что можно сказать в защиту министра-председателя, это то, что он был перевозбужден. Однако трудно отделаться от подозрения, что услышал он как раз то, что хотел услышать.

Основываясь на этих сомнительных свидетельствах, Керенский решил открыто порвать с Корниловым. Когда наконец с большим опозданием появился Львов, он велел арестовать его. [Львов провел ночь в комнате, примыкавшей к бывшему кабинету Александра III, который занимал министр-председатель, и не мог уснуть, так как Керенский ночь напролет распевал оперные арии. Позднее Львов был заключен под домашний арест и помещен под наблюдение психиатра (Известия. 1917. 19 окт. № 201. С. 5).]. Не обращая внимания на призывы Савинкова не совершать опрометчивых действий, не связавшись еще раз с Корниловым и не прояснив очевидного, по мнению Савинкова, недоразумения, Керенский назначил на полночь заседание кабинета. Он сообщил министрам о том, что ему стало известно, и потребовал передать ему «всю полноту власти», то есть предоставить диктаторские полномочия, чтобы он имел возможность противостоять военному перевороту. Министры согласились, что с «генералом-заговорщиком» надо покончить и всю полноту власти в сложившейся чрезвычайной ситуации следует передать Керенскому. В соответствии с этим решением все они подали в отставку, и, как заметил Некрасов, с этого момента Временное правительство прекратило свое существование54.

Керенский вышел с заседания номинальным диктатором. Министры, разойдясь в 4 часа утра 27 августа, более уже не собирались: вплоть до 26 октября все решения принимал Керенский — единолично или советуясь с Некрасовым и Терещенко. Ранним утром, с согласия министров или без оного, — скорее всего уже по собственной инициативе, — Керенский послал Корнилову телеграмму, в которой объявлял ему отставку и приказывал немедленно явиться в Петроград. До нового назначения обязанности Верховного главнокомандующего возлагались на Лукомского. [Революция. Т. 4. С. 99. По свидетельству Савинкова, между 9 и 10 часами вечера — то есть еще до заседания кабинета — Керенский сказал ему, что поздно пытаться достичь взаимопонимания с Корниловым, потому что телеграмма с сообщением об отставке ему уже послана (Mercure de France. 1919. 1 June. № 503. P. 439).]. Разрыв с Корниловым давал Керенскому возможность встать в позу борца за революцию. По словам Некрасова, во время ночного заседания кабинета Керенский заявил: «Я им революции не отдам»55, — как будто в его власти было ею распоряжаться и он мог отдать ее кому-то или не отдать.

Пока в Петрограде происходили эти события, Корнилов, ничего не знавший о том, какой смысл придал Керенский их телеграфному диалогу, продолжал приготовления, чтобы помочь правительству подавить предполагаемый большевистский мятеж. В 2 часа 40 минут утра он телеграфировал Савинкову: «Корпус сосредоточивается в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа»56. Если нужны еще какие-нибудь доказательства, что Корнилов не затевал военного путча, такие доказательства дает эта телеграмма: в самом деле, если он направлял Третий корпус в Петроград с целью низложить правительство, вряд ли он стал бы это самое правительство заранее предупреждать телеграммой. Еще менее вероятно, чтобы при этом он поручал непосредственное руководство боевыми действиями своим подчиненным. Зинаида Гиппиус, размышляя несколько дней спустя о загадке дела Корнилова, задавала лежавший на поверхности вопрос: «Как это «повел» Корнилов свои войска, когда сам он спокойно сидит в Ставке?»57 Действительно, если бы Корнилов решил низвергнуть правительство и объявить себя диктатором, то, учитывая его темперамент и боевой дух, несомненно командовал бы операцией лично.

Получив в 7 часов утра 27 августа телеграмму Керенского об отставке Корнилова, генералы в Ставке пришли в полное замешательство. Их первая мысль была, что телеграмма — фальшивка, и не только потому, что ее содержание никак не согласовывалось с диалогом, происходившим между Керенским и Корниловым за десять часов перед этим, но и потому, что она была составлена не по форме: в ней отсутствовал обычный порядковый номер, и подпись была просто «Керенский», без обозначения должности. Кроме того, она не имела законной силы, ибо сместить Верховного главнокомандующего мог только кабинет. (В Ставке, конечно, не знали, что ночью кабинет подал в отставку и Керенский принял диктаторские полномочия.) Поразмыслив, генералы пришли к заключению, что телеграмма, вероятно, была подлинной, но что Керенский послал ее под давлением, может быть, будучи пленником большевиков. Остановившись на этом предположении, Корнилов отказался сдать должность Лукомскому, а Лукомский — ее принять «впредь до полного выяснения обстановки»58. Считая, что большевики уже захватили Петроград, Корнилов в нарушение распоряжения Керенского, приказал Крымову ускорить продвижение его частей59.