Валерио Эванджелисти - Предзнаменование

• Название: Предзнаменование
• Автор: Валерио Эванджелисти
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-31009-8

XVI век. В Европе бесчинствуют четыре всадника Апокалипсиса, неся с собой ужасы войны, чумы, голода и братоубийственной ненависти. Кажется, что грядет конец света.

И только Мишель Нострадамус знает, сколько еще испытаний выпадет на долю человечества. Его имя окружено пеленой тайны. Он видит сквозь барьеры времени, предсказания его с пугающей точностью сбываются и в XXI веке.

«Предзнаменование» — первая книга романа В.Эванджелисти «Маг», в которой Мишель Нострадамус — молодой студент-медик, друг Франсуа Рабле, — обретает свой чудесный и зловещий дар.

---

— Правосудие свершилось. На какое-то время этот ворон перестанет нам досаждать.

Рабле отбросил палку и повернулся к остальным:

— Друзья, я полагаю, что наши подружки вскоре потребуют то, что принадлежит им по праву. Время вернуться к ужину и отдать им наш долг. А Мишеля ожидает самый ароматный цветок, который, наверное, уже покрылся росой. Верно, Жюмель? — Девушка с улыбкой потупилась. Рабле вздохнул, словно ему пришлось сделать неимоверное усилие. — Пойдемте отдавать долги.

Молодежь со смехом отправилась в «Ла Зохе». Распростертый на земле Молинас вздрагивал и стонал.

ВЕНДЕТТА

Растянувшийся на кирпичном полу галереи Молинас, однако, сознания не потерял. Спина нестерпимо болела, да и раненая рука снова напомнила о себе. И все же хотелось верить, что ребра целы, и это немного утешало. Но стоило ему пошевелиться, как из горла помимо воли вырвался хриплый стон. Унижение, которому его подвергли, было чудовищно и не имело оправдания. Теперь — или умереть, или убить того, кто довел его до такого состояния. Но пока он не мог сделать ни того ни другого.

Ненависть придала ему силы, и он приподнялся. С минуты на минуту юные канальи могли вернуться и снова побить его. Этого нельзя было допустить. Он пошевелил онемевшими пальцами и оперся руками о землю. Правая была слаба, но в левой еще оставались силы. Он уцепился за доску и попытался приподнять спину. Глаза заволокло красным. На секунду он испугался, что сойдет с ума. Первая попытка кончилась тем, что его снова поглотил океан боли.

Тогда Молинас постарался представить себе вестготского Христа с суровым взглядом и окровавленной грудью, возвышавшегося в мрачном зале собраний инквизиции. Он снова попытался встать, не обращая внимания на катившиеся по лицу слезы. На этот раз ему удалось согнуть спину и подтянуть под себя правую ногу. Мучительным рывком он приподнялся и тут же понял, что ноги его не держат. Пришлось вставать, обхватив деревянный столб галереи. Он почувствовал, как занозы одна за другой вонзаются в щеку.

В таком положении он простоял несколько минут, пережидая, пока успокоится сердцебиение. Наконец, поняв, что если он соберет в кулак все свои силы, то сможет пройти несколько шагов, Молинас отпустил столб и попробовал идти. Боль была ужасная, но ноги уже не подгибались. С ненавистью посмотрел он на освещенный фасад «Ла Зохе», где студенты, несомненно, уже приступили к мерзостным совокуплениям, и медленно побрел прочь, держась за стены.

На его счастье, чума опустошила улицы и никто не мог слышать его стонов. Луна стояла еще высоко, и в те промежутки времени, когда кровавая пелена не застилала глаза, он мог различать дорогу. Кое-как проковылял он несколько переулков и снова упал. На этот раз вставал он гораздо увереннее. «Ну же, вперед, худшее позади…»

Как бы не так. Остался неслыханный позор, отягченный тем, что он так легко раскрыл себя и свои цели. Если стыд еще можно было пересилить, то вина оставалась. Его следовало покарать, и кара должна быть адекватной.

Молинас вошел в какой-то вонючий дворик, окруженный пустыми, словно призрачными, балконами, и дотащился до вырытого посередине колодца. В оставленной на бортике бадье тускло отражались звезды. Он поднял бадью правой рукой и, еще раз подумав об окровавленном вестготском Христе, с силой опустил ее на распластанные на кирпичном бортике пальцы левой. Боль в размозженных ногтях заставила его вскрикнуть. Но этого ему показалось мало. Правой рукой он начал вырывать остатки ногтей, не обращая внимания на брызнувшую кровь. Возможно, он заслуживал и худшего, но боль была настолько нестерпимой, что продолжать он не рискнул: с перебитой рукой и изуродованной спиной он легко мог снова потерять сознание.

Тогда он, хромая, побрел дальше по пустынному городу, как и прежде оставляя за собой красные капли. Приорат доминиканцев был далеко. Ему оставалось только смирить гордыню и постучаться в обитель францисканцев, что располагалась между церковью Святого Петра и городской стеной.

Испанцу пришлось несколько раз дернуть за шнурок колокольчика, прежде чем приоткрылось окошечко в воротах монастыря и оттуда осторожно выглянуло худое лицо молодого монаха. Капюшон его был надвинут на глаза, а нос и рот он прикрывал пучком пахучих трав.

— Что вам угодно? — недружелюбно спросил францисканец. — Здесь все давно спят.

— Поглядите на меня, и вы все поймете, — ответил Молинас. Он поближе придвинулся к полоске света, идущего от двери, и показал окровавленную руку. — Взываю к вашему христианскому милосердию: мне нужна помощь.

Монах отпрянул назад и в ужасе проговорил:

— Что с вами? Вы не больны?

— Посмотрите хорошенько, это не язвы, это раны. — Почувствовав, что не убедил монаха, Молинас раздраженно добавил: — Вы обязаны оказать мне помощь. Я такой же слуга церкви, как и вы. Меня хорошо знает епископ Магелонский. Если вы мне поможете, он будет вам признателен.

Это имя явно произвело впечатление, но не настолько, чтобы рассеять сомнения францисканца.

— Вы не похожи на монаха, — заметил он.

— Да, я не монах, но отнеситесь ко мне так, как если бы я им был. Прошу вас, доложите отцу настоятелю. Ему я объясню, кто я и почему вы должны мне помочь.

— Я уже сказал вам, он спит. Вот если бы вы пришли через час…

И тут Молинаса посетила удачная идея. Он застонал и повалился на землю, словно потеряв сознание. Падение было весьма чувствительно, но он не обратил внимания на боль. Монах вскрикнул:

— О господи!

До ушей Молинаса донеслось звяканье засовов. Оставалось только ждать. Воспользовавшись затянувшейся паузой, он нашарил под плащом кинжал и отбросил его подальше от себя вместе с ножнами. Шпаги он не нащупал, но затем вспомнил, что оставил ее в лачуге, где пережидал эпидемию. Тем лучше. Он закрыл глаза, пытаясь, несмотря на боль, почувствовать хоть небольшое облегчение, соприкасаясь с прохладой мостовой.

Прошло довольно много времени, прежде чем засов снова загремел. Молинас плотнее закрыл глаза, стараясь не шевелиться. Молодой голос произнес:

— Вот он. Он весь в крови, словно на него напали бандиты. Я не мог не предупредить вас.

— И хорошо сделал, — ответил кто-то простуженным голосом. — Ты уверен, что это не зачумленный?

— На первый взгляд — вроде бы нет. Мне показалось, он ранен и весь в синяках.

— Я не спрашиваю, что тебе показалось. Осмотри его.

Приказ, похоже, не вызвал у молодого монаха особого энтузиазма. Прошло несколько мгновений, прежде чем Молинас ощутил на себе прикосновение осторожных, дрожащих пальцев. Ему заглянули под плащ, расстегнули кожаный жилет и рубашку.

После короткого осмотра молодой голос констатировал:

— Бубонов под мышками нет.

— Его лихорадит?

— Нет, не сказал бы. Но он весь избит, и одежда в крови.

— Ладно, позови кого-нибудь и отнесите его в келью. Там разденете и перевяжете. Если придет в себя, позовете.

Прошло еще какое-то время, и Молинас услышал возбужденные голоса и шум шагов. Когда его подняли, боль вернулась с удвоенной силой и он еле удержался, чтобы не закричать. По счастью, сила воли вновь обрела прежнюю крепость, и он молча повис на сильных руках монахов.

Пока его несли по длинным коридорам, до него долетали обрывки тихого, сквозь зубы, разговора:

— Втащить в обитель неизвестно кого, и это когда в городе чума! У отца настоятеля, видно, отшибло последние остатки мозгов.

— Кажется, этот тип знаком с епископом Магелонским.

— Еще того не легче. Мы принимаем у себя непонятно кого только потому, что он знает епископа. А если у него чума?

— Да нет, на чуму не похоже. Он хоть и потерял много крови, но не такой бледный, как чумные.

— Это-то верно, но как мы будем его лечить? Брат лекарь умер, а хирург-цирюльник еще кто знает когда придет.

— Ну, поверхностными ранами займутся служанки.

— Это было бы идеально, но вряд ли отец настоятель захочет, чтобы кто-то узнал, что мы держим у себя женщин.

— Все монастыри во Франции держат женщин. Все это знают, и никого это не шокирует, кроме протестантов.

— А кстати, тебе доводилось быть с Магдаленой? Это такая рыжая, с маленькой грудью. Под юбкой у нее сущий вулкан. И зад просто точеный.

— Магдалена? Это что, новенькая? А мне плевать, что грудь маленькая, лишь бы соски торчали…

Дальнейшее Молинасу расслышать не удалось. Его опустили на соломенную подстилку, и острая боль снова парализовала все тело. Он попытался вытянуться, но стало только хуже. Тогда он свернулся, как ребенок, и стал ждать, что будет дальше.

Монахи, тащившие его, ушли. Молинас открыл глаза и огляделся. Он находился в пустой, выбеленной известью келье. Единственной мебелью был комод, на котором стояла масляная лампа. Стены с проступавшими пятнами сырости сходились кверху, единственное окно без решетки закрывал прочный ставень.