Елена Сулима - Опоенные смертью

• Название: Опоенные смертью
• Автор: Елена Сулима
• Издательство: АСТ, Гелеос
• Жанр: Триллер
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-002637-4, 5-8189-0025-8

Психологический триллер. Героиня книги, жена бизнесмена, узнает, что ее жизнь может вскоре оборваться. Превращаясь то в маньячку, насилующую мужчин, то в сестру милосердия, начинает она свои, как ей кажется, последний в жизни демарш.

---

— Ты слышишь?

Слов не было в ответ. Удивительное безмолвие охватило её душу. Она не ни рассказывать, ни объяснять… Не могла даже про себя перечислить все то, что произошло с ней несколько часов назад, тем более — осмыслить. Этот кусок времени нерастопляемой льдиной застыл в ней.

Она вышла из туалета и снова села перед Фомой на край пустой койки.

Он, продолжая рассказывать, указал ей ладонью на кипятильник, заварку чая, банку растворимого кофе и стакан, как бы предлагая самой распорядиться всем этим и попить чайку с дороги.

"Потрясающе, — подумала она. — Он целый день ворочался на постели с похмелья, и ему даже в голову не пришло угостить меня хотя бы чаем с дороги", — подумала так, словно смотрела на эту ситуацию двух людей мужчины и женщины откуда-то сверху, издалека. Так, словно жизнь её кончилась давным-давно, но тело ещё не растворилось во времени и пространстве прозрачной дымкой. Подумала и уставилась на него, казалось она внимательно слушает его.

А Фома умиленный её прозрачно-усталым лицом, её распахнутыми глазами, в которых застыло выражение человека увидевшего необычайное нечто, как откровение, продолжал:

— И жил потом смотрителем угрюмых дебрей ржавых труб, завинчивал винты, подкручивал тугие гайки… И пил по вечерам. И рассуждал о Канте, Гегеле, пришельцах… высших смыслах с местными алкашами. И гудели трубы отопления, требуя трезвого взгляда на эту жизнь в данном разрезе…

А потом поступил на журфак и оглянулся. Вокруг: благополучные детишки утопали в собственной никчемности и скуке. Ты такая же была. Я же знаю. То есть в сущности никакая. Потому что все просто прибывали там, куда их засадили родители ли, общественное мнение, что это отличный факультет, обстоятельства… И никто за себя драться не умел. А я умел. Умел. И чувствовал, что нечего терять. И все как будто бы заранее обречено. А я-то думал!.. А… — он отчаянно махнул рукой, словно старая обида вновь резанула его. — Не вписывался я. Не принимали меня в свою компанию. Не так одет-с был, видите ли. Ах, так!.. — думаю, — ну я вам покажу — вы все вокруг меня закрутитесь!

Вот и стал классиком своего поколения — на винте никогда не сидел, обходился традиционными способами… Мне же сорок семь… А я все со шпаной… И никто не обвинит меня в консерватизме — я всегда авангард.

— Я пойду. Очень спать хочется. — Улыбнувшись сомкнутыми губами, словно извиняясь, тихо сказала она.

— Да что вы все такие малохольные? А я Вам, мадам, о стоящем!.. сорвалось с его губ.

— О стоящем? Кто знает на самом деле, что чего стоит… Чего кому надо?

— Сумасшествия тебе не хватает для полного шарма!" — сказал, кривясь усмешкой.

— Это как-то пошло… вульгарно.

— Немного вульгарности вам не помешает. Вот у Тарантино, бабы только так шпарят… Давай разовьем? Хочешь, я из тебя сделаю настоящую богемную бабу?! Сначала надо сменить гардеробчик. Юбку длинную, черную, с дыркой в самом неожиданном месте… Или, наоборот шорты зимой, грубые носки под ботинки… марихуану… И чего ты такая вялая? Совсем не реагируешь. Впрочем, тебе идет… Главное, чтобы никто не догадался — о чем ты думаешь, и чего хочешь.

— Прости, но я хочу спать.

— А я-то не пойму, несу тебе автобиографию, думаю — как она слушает!.. А ты… вы, мадам, ушли из себя — и не вернулись обратно. — Он схватил её за локоток и потянул к постели. Ему не хотелось, чтобы она уходила к себе. Но Алина резко вырвалась. Встала перед ним, лицом к лицу, и твердо глядя в глаза, нарочито четко сказала:

— И что же дальше?

— А ничего. — Отмахнулся он, откровенно показывая, что ему скучно, Забыться, напиться, проснуться под забором, очнуться и начать жизнь с нуля.

— Я пила с тобою, ну и что? — она пожала плечами.

— А… — поморщился он, — Не так. Все у вас как-то, мадам, в рамках вашего воспитания. И никуда за рамки, даже пьяная.

— А у Вас в рамках вашего воспитания.

— Воспитания… — хмыкнул он презрительно. — Я себя воспитал свободным. Знаешь ли ты, что такое свобода?!

— "Свобода бить посуду" — пробурчала она строку Окуджавы себе под нос.

— Вот именно! А ты даже не одной бутылки не разбила.

— А зачем? — давно забытое чувство гнева и презрения нарастало в ней.

— А затем! Чтобы было: "вот так!". Круче!

— И почему это не может быть свободы мыть посуду?.. — прошептала она, справившись чувством нарастающей ненависти, снова, почувствовав себя тенью. — Что дает твоя свобода?..

Он расслышал лишь слово "дает" и откликнулся на него.

— А бросьте Вы, мадам! Свободу дает лишь свобода! Свобода во всем! А ты — вся как в тисках! Цивилизованная уж больно. А вот почувствуешь себя крутой, такую силу получишь!

— Силу получаю от неба. — Выкрикнула она и чуть не поперхнулась. И онемело снова все у неё внутри, и память песни неба в северном сиянии, и пуль брызжущих из автомата… отчаяние… опустошение… механичность действий…

И подумалось ей: "Я уйду, а они-то все останутся".

— Не вписываешься ты… — словно наконец-таки догадавшись о её желании побыть одной, и взяв её безвольно опущенную руку, поцеловал её домашнюю ладошку, отпуская.

ГЛАВА 15

И что за кайф инкогнито перебираться из города в город с этой странной женщиной?.. Вроде бы журналисткой, но начисто лишенной журналисткой бойкости и бравых манер бывалой бабы, к которым он привык. Вроде бы с замужней женщиной, и в тоже время совершенно одинокой. Вроде бы с той, которая знает, что такое роскошная жизнь, но не брюзжит, не визжит, не скандалит. Скука! И не каких тебе рекламных акций.

Словно действительно приехала сюда работать. Это она-то работать?! Можно подумать, что ей деньги нужны. Может, она уже давно того… А он и не понял. — Думал Фома, и чувствуя, что качается на качелях между неприязнью к ней, как к элементу чуждому, оттого и вредному беспонтовой влюбленностью. Но — в компании жить веселее. Пора отрываться!

Отрываться. Растворяться в знакомой обстановке, в бессмысленной динамичной тусовке приятелей. Принять свой прежний, удобный ему вид, чувствовать себя собой — настоящим. Но командировку не прервешь. А одинокость мучает. Шума не хватает. Компании. Но как своих найдешь в такой чужой глуши?.. — и тут его осенило: — Есть такой народ! Конечно же — на Урале! Там, в бывшем Свердловске, были люди, которые знали его, почитали как бывшего кумира репортажа, потому как заезжал он туда в былые времена нередко и не втихаря.

Он предложил поменять город. Она была на все согласна. Равнодушно согласна.

ОСТАЛОСЬ СТО ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ДНЕЙ.

Он не знал, что давно отстал от жизни. И привез её не в тот мир, который оставил десять лет назад потрясенным им, как героем, взлетевшим на волне перестроечной прессы. Жизнь творческой элиты Екатеринбурга теперь полностью погрузилась в интернет. Перестроечные тусовки давно прекратились. Можно сказать, что народ жил не в городе, не во времени, а заблудившись раз и навсегда в компьютерной сети, превратился в компьютерных марлоков, тех самых, что ни за что не хотели вылезать в реальность из своих пещер. Но все же выползли и встретили их в аэропорту.

И шумной толпою объяли их странные, шумные люди. Одетые театрально не так, как все, словно каждый вышел только что из своего спектакля. Каждый рвался пожать руку Фоме, и все что-то говорили, говорили наперебой, косились на Алину, но не спешили представляться.

— Надо бы взять такси… Сколько на всех потребуется машин?.. трезвый взгляд на вещи возобладал в Алине.

— Такси! Такси! — кинулся наперерез подходившему троллейбусу молодой человек, напоминающий Гоголя, в длинном черном пальто и широкополой шляпе. Трамвай остановился.

И цвет уральской творческой былой молодежи с гиканьем ломанулся в салон. Каждый был чересчур бодр, дабы не показаться не тем былым, великолепным когда-то, другим. Каждый картинно подбадривал другого. Постепенно каждого завораживала всеобщая эйфория встречи.

— Как так, залететь в Екатеринбург, и не проехаться от аэропорта до дома на троллейбусе?..

Так начался Екатеринбург. Так закружил и лицами и голосами, цитатами из книг и фильмов перемежавшимися со сбором денег для таксиста. Таксисты, как очень-очень давно в Москве, служили поставщиками водки.

И улыбался Алине мир карикатурной улыбкой. И приняла она его таким. И поняла она, что слишком тяжело и глупо доживать последние дни своей жизни всерьез.

В глазах мира они не значили ничего, поэтому легко назначили весь мир сплошной периферией. Словно пираты, взявшие корабль на абордаж почувствовавшие вдруг, что они и есть его полноправная команда, неслись по ветру собственных легенд. Выписывали мертвыми петлями собственную историю.

— А почему тот, что похож на Гоголя, к тому ж писатель живет под такой странной кличкой — Друид?..