Елена Сулима - Московские эбани

• Название: Московские эбани
• Автор: Елена Сулима
• Жанр: Детектив

Почему он называется "Московские эбани", и что это за слово такое «эбани» вы, наверняка, уже догадались. Герои романа Елены Сулимы очень странные люди, только мы к ним привыкли и считаем нормальными, или потому что и мы такие же?.. Кого там только нет — кажется, представлены все возрасты и все социальные ниши, не только бывшего СССР, но и международного класса. И у всех свои истории любви и мистических хитросплетениях судеб… Главная героиня, как все это главные героини данного автора — женщина нехилого характера. Это художница Виктория, героиня первого романа Елены Сулимы «Невменяемые», уже преуспевшая за рубежом, теперь вернулась на родину. По иному мыслящая, по-иному видящая реальность, пытается привести хоть в какой-то порядок окружающий её хаос и не сломаться. Удастся ли это ей — вы узнаете сами.

---

После того как она ушла последовало естественное подзадоривание.

Он не знал как себя вести, если она ему позвонит и зачем ему это надо, но едва он сбросил очередную случайную попутчицу по развлечениям в фонтан, в тот же вечер позвонила Виктория, и он понесся на встречу с ней, ни о чем не думая, словно убегая от всего того, что смертельно ему надоело.

ГЛАВА 5

— А что было дальше? — спросил Вадим вернувшись.

— Когда? Где? — она явно думала о чем-то о другом.

— В ЮАР.

— Ах, в ЮАР… Я жила там немного времени, а работала много. Очень много. Мои работы там очень хорошо шли.

— Они были в том же стиле, что ты показывала?

— Нет. Тот мой стиль мне тоже трудно определить, но он ближе и к эпохе возрождения и к Дали… Только помрачнее будет и в них нет такой лаконики, к которой я пришла. А… потом как-нибудь покажу фотографии. — Отмахнулась она, и начала рассказывать, как переехала ЮАР в Таиланд, на остров. Ее продюсер, которого она вдруг, по ходу речи, начала называть командором, был ещё владельцем виноградников, которые продал и все свои средства перекинул на строительство системы отелей на острове в Сиамском море, взвалив на неё ответственность за их оформление, требуя одновременно все новых и новых картин. Он вообще показался Вадиму какой-то мифической стожильной личностью, требующей от людей, которые работали с ним, той же стожильности. И, как не странно, Виктории не казался её труд непосильным. Она отрешенно работала, живя на острове, ни словом не упоминая о той жизни, которую называют личной. Может, действительно — рисовать, творить какие-то модули, отвечать за интерьеры и прочее — и было её личной жизнью?.. Она рассказывала о том, что она делала, а он уже не улавливал подробностей. Лишь чувствовал, что она сама остров, и остров этот отплывает от него, отплывает, и вот уже от него до неё — целый океан… Лишь тревожными позывными частенько пробивались к нему имена Палтай и Пинджо.

— Кто такие?! Слуги? — переспросил он.

— Нет! Что ты! Там люди не могут быть слугами, в том смысле как это понимается европейским сознанием! Там цивилизации, то есть основной философии три тысячи лет! Там люди никогда не голодали и не мучались от отсутствия крыши над головой, но, тем не менее, не превратились в папуасов. Они, конечно, зарабатывают деньги, чтобы смочь купить себе мотоцикл, или что-либо ещё — из техники, но в основном работают ради делания добра. Работают с кайфом. Да с таким, что таксист может провести тебя мимо нужного места, а если ты рассердишься на него за это, так расстроиться, что у него не получилось сделать добро, что бросить машину, или не взять плату. Это совсем другое мышление. Тебе не понять.

— Но кто они были эти деятели добра мужчины или женщины?

— Сущности, — коротко отмахнулась она, и тут же продолжила вспоминать про свой дом, райский сад, какую-то словно выписанную по шелку голубую гору соседнего острова, что маячила у неё в окне, на которую она медитировала. О том, что если повышалась влажность, то гора исчезала, и ей было трудно настроиться на творчество.

Он ещё несколько раз, при упоминании тех самых странных имен: Палтай и Пинджо, переспросил её, кто это. Но каждый раз она тут же вспоминала что-то ещё из подробностей той жизни, забывая ответить, или действительно ей было неважно — кто они были. Хотя бы женщинами или мужчинами?.. Ему, впрочем, и самому очень скоро стало неважно. Его укачивало, её остров отплывал, становился прозрачным… Словно и не было его — так приснился, не поймешь кому: ему или ей?.. Да и она сама приснилась — странный замороченный сон, никакого отношения не имеющий к его жизни — полный бред!

".. А потом он разорился."

Кто?! Ах, да — её командор… — вяло дошло до Вадима.

"… Ювелирное дело… Дела пошли хорошо, а по-тайски «хорошо» — это все, что не отвратительно. Мой командор приподнялся духом… мое направление было новое, и в тоже время не столь новое, чтобы идти вразрез с их эстетическими воззрениями, воспитанными более чем трех тысячелетней культурой свободных…"

Ах да… это она, опять она, говорит о тех самых картинах, что видел он на фотографиях, — выныривал Вадим из-за своего горизонта.

"…Но есть свои мафиозные структуры, действующие тайно… Никто не будет расстреливать тебя в подъезде, как у нас… Все кончилось катастрофически быстро — он умер от отравления… Причина отравления так и не была установлена… Вот я и уехала…

Галерея моя до сих пор работает… Я хочу жить здесь по-человечески и…"

— Жить по-русски и по-человечески, — очнулся Вадим, — это не одно и тоже.

— Да-да. Я понимаю вас, но я приехала всего лишь десять дней назад. Но как говорят буддисты, в сгустившейся тьме легче увидеть свою звезду.

— Я готов слушать тебя бесконечно, но лучше бы лежа. — Он взглянул на часы: — Уже утро.

— И так темно!..

— Это тебе не райский остров. Привыкай обратно, — сомкнутые губы Вадима искривились в усмешке, он вышел в коридор и, преодолевая усталость, надел тяжелую куртку на меху. — Ладно, не буду будить водителя, — постоял в задумчивости на пороге её квартиры, вынул и тут же спрятал мобильный телефон во внутренний карман куртки. Дал ей свою визитную карточку. — Вот так-то — никакой я не галерейщик, но туристическое агентство имею. Пойду-ка я прогуляюсь до такси. А ты подумай. И молчи. Здесь никто тебя не поймет. Никто. И никому ничего больше о себе не рассказывай.

ГЛАВА 6

Кухонная раковина напоминала коралловую литораль во время отлива. Чашки, ложки, рюмки, покрытые пеной для мытья, упрекали её эффектом опущенных рук — Виктория неумолимо клонило ко сну. Но, поспав часа два, вскакивала, бродила по квартире, снова падала на постель, просыпалась — и так провела весь день в полусонной маяте. Ни о каких делах, намеченных на этот день, не было и речи.

Все романы начинаются с туманных чувств, а кончаются невероятным прозрением, — усмехнулась над своей маятной ночью Виктория. Зажмурилась, стараясь уснуть с хорошим сном, но тут ей вспомнились строки из песни, которую она пела с друзьями в детстве у походного костра:

"Шеф нам отдал приказ: лететь в Кейптаун.

Говорят, там цветет зеленый плаун.

Не лучше ль сразу — пулю в лоб и делу крышка.

Но ведь и смерть нам, друзья, не передышка…"

Странная песня, — подумалось ей. И что это за шеф, если он настолько неправильно информировал своих сотрудников о том, куда им надо лететь, так что пуля в лоб показалась лучше. Наверняка какой-нибудь прыщ из КГБ. Откуда вообще взялся в этих белокаменных джунглях плаун, который скорее встретишь в нашем лесу где-нибудь под Звенигородом?.. Но как романтично тогда звучала эта песня!.. — засыпала она, вспоминая, но во сне увидела совсем иную картину:

Она идет по тропе джунглей, идет и знает, что в ста метрах от неё развалины древнего храма, ей больше всего на свете хочется увидеть их, что-то там исследовать, раскопать… найти что-то очень, очень важное, но она не может сойти с тропы ведущей её к кемпингу. Ей не прорваться через крепко сцепившиеся лианы, через кишащих на ветвях змей, сколопендр и прочей нечисти под ногами.

Так засыпала она, просыпалась, едва достигала белого отеля, куда её машинально вели ноги, с горьким чувством на душе — невозможно, невозможно… Несбыточно…

И все-таки часов около шести вечера она очнулась, вспомнила, что — то ли наследующий день, то ли вот-вот вернется из командировки её сын, — (он работал оператором в компании делающей рекламные ролики), а к его приезду она обещалась купить себе постель. Взяла справочник, начала обзванивать магазины, оказалось, что к ней никто не приедет с каталогом постелей, и никто ничего не привезет.

— Я привыкла к тому, что в каждой стране свои законы, но не до такой же степени неудобства! — возмутилась она, разговаривая по телефону с менеджером крупного мебельного магазина давшего огромную, яркую рекламу в телефонном справочнике.

— Но вы единственная за все время работы, кому вот так срочно потребовался диван-кровать, но это же не хлеб! Согласитесь, не будем же мы, в ожидании подобных вам, содержать целую службу, — вежливо ответил менеджер.

Мне нужен хотя бы самый обыкновенный диван! — воскликнула Виктория, отчаянно соображая сколько времени потеряла зря.

И тут зазвонил дверной звонок. Думая, что это уже вернулся её сын, она распахнула дверь, но перед ней стояла какая-то стена. Сначала ей показалось, что её замуровали, но потом стена зашевелилась, начала разворачиваться боком и на неё пошел диван.

— Что это? Что это?! — пятилась она, про себя нащупывая связь между появлением дивана и её переговорами с магазинами — быть, может, это какой-то приз?.. Или они разыгрывали её, говоря, что такое невозможно, а тем временем по телефону определили адрес?.. Или… но никаких «или». За рабочими, протаскивающими диван в коридор, светилась физиономия Вадима.