Татьяна Росней - Ключ Сары

• Название: Ключ Сары
• Автор: Татьяна Росней
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9910-0111-3, 978-966-343-697-5, 978-0-312-37083-1

Жаркий июль 1942 года. Около десяти тысяч евреев, жителей Франции, томятся в неведении на стадионе «Вель д'Ив». Старики, женщины, дети… Всех их ожидает лагерь смерти Аушвиц. Десятилетняя Сара рвется домой, к четырехлетнему братику, закрытому на ключ в потайном шкафу. Но она вернется в Париж слишком поздно…

Спустя шестьдесят лет Джулия, американка по происхождению, пытается понять, почему французские власти позволили уничтожить своих соотечественников, Что же стало причиной трагедии — страх или равнодушие? И нужны ли сегодня слова покаяния?

---

Благодаря Джошуа я устроилась нью-йоркским корреспондентом для одного французского веб-сайта. Я работала на дому и по-прежнему прибегала к услугам Бамбера, когда мне требовались фотографии из Парижа.

Зоя пошла в новую школу, Тринити-колледж, в паре кварталов от дома.

— Мама, я никогда не стану там своей, они зовут меня француженкой, — жаловалась она, и я не могла сдержать улыбку.

___

Мне нравилась в жителях Нью-Йорка их целеустремленность, их беззлобное подшучивание, их добродушие. На них было приятно смотреть. Соседи здоровались со мной в лифте, подарили нам цветы и сладости по случаю переезда и обменивались шуточками со швейцаром. Я уже успела позабыть, как это делается. Я настолько привыкла к угрюмой грубости парижан и к тому, что люди, живущие на одной лестничной площадке, не удосуживаются приветствовать друг друга даже коротким кивком.

Но, пожалуй, самое смешное заключалось в том, что, несмотря на очарование своей новой жизни, я скучала по Парижу. Я скучала по огням Эйфелевой башни, которые зажигались в строго определенный час по вечерам, отчего она превращалась в сверкающую, увешанную драгоценностями соблазнительницу. Я скучала по сиренам воздушной тревоги, которые завывали над городом каждую первую среду месяца, ровно в полдень, во время очередных испытаний системы оповещения гражданской обороны. Я скучала по субботнему блошиному рынку на бульваре Эдгара Куине, где торговец овощами называл меня та p'tite dame,[77] хотя я была, наверное, самой высокой из его покупательниц. Я тоже чувствовала себя француженкой, хотя и была чистокровной американкой.

Вообще отъезд из Парижа оказался совсем не таким легким и безболезненным, как я себе представляла. Нью-Йорк, с его энергетикой, облаками пара, вырывающимися из люков теплоцентралей, огромными просторами, мостами и пробками на дорогах пока еще не стал моим домом. Мне страшно не хватало парижских друзей, несмотря на то что я уже успела обзавестись здесь новыми. Я скучала по Эдуарду, с которым так сблизилась в последнее время и который писал мне каждый месяц. Но особенно мне не хватало тех взглядов, которыми французы окидывают женщин, тех самых взглядов, которые Холли называла раздевающими. Оказывается, я успела к ним привыкнуть в Париже, а здесь, на Манхеттене, все ограничивалось приветственными восклицаниями, которые отпускали водители автобусов: «Эй, лапочка!», когда видели Зою, и оригинальным «Привет, блондиночка!», когда видели меня. У меня появилось ощущение, будто я превратилась в невидимку. Я никак не могла понять, откуда в моей жизни образовалась такая пустота. Как будто налетел ураган и вывернул меня наизнанку.

И еще ночи.

Ночи у меня все, как на подбор, были одинокими, даже те, которые я проводила с Нейлом. Лежа в постели и вслушиваясь в биение ритма большого города, я вновь перебирала в памяти образы и отголоски прошлого, которые накатывались на меня подобно приливу.

___

Сара…

Она ни на минуту не оставляла меня. Благодаря ей я изменилась навсегда. Я носила в себе ее жизнь, ее страдания. У меня появилось ощущение, будто я лично была знакома с ней. Я знала, какой она была в детстве. Я знала, какой она стала, когда выросла. Я знала ее, когда, будучи уже сорокалетней домохозяйкой, она направила свою машину в дерево на скользкой дороге Новой Англии. У меня перед глазами стояло ее лицо. Раскосые светлые глаза. Форма головы. Поза. Телодвижения. Ее руки. Ее редкая улыбка. Я знала ее. Если бы я встретила ее на улице, останься она жива, я бы узнала ее в толпе.

Моя старшая дочь отличалась острым умом. Она поймала меня с поличным.

Я искала в Интернете информацию об Уильяме Рейнсферде.

Я даже не заметила, как она вернулась из школы. Как-то раз погожим зимним днем она прокралась в мою комнату так тихо, что я не услышала.

— И давно ты этим занимаешься? — поинтересовалась она тоном строгой матери, заставшей своего отпрыска курящим травку.

Покраснев от смущения, я призналась, что регулярно разыскиваю его в Интернете в течение последнего года.

— И? — продолжала она, скрестив руки на груди и вперив в меня суровый взгляд.

— Очевидно, он уехал из Лукки, — заявила я.

— Ага. И где же он сейчас?

— Он вернулся в Штаты и живет здесь вот уже пару месяцев.

Я не могла больше выдерживать ее взгляд, поэтому встала с места и подошла к окну, глядя вниз на шумную и оживленную Амстердам-авеню.

— Он в Нью-Йорке, мама?

Голос ее смягчился, он был уже не таким резким и грубым. Она подошла сзади и положила свою чудесную головку мне на плечо.

Я кивнула. Я не находила в себе мужества признаться ей, что пришла в полный восторг, когда узнала, что он здесь. Я была счастлива тем, что в конце концов оказалась с ним в одном городе, через два года после нашей последней встречи. Я вспомнила, что его отец был коренным нью-йоркцем. Так что и Уильям наверняка жил здесь, когда был маленьким.

Он значился и в телефонном справочнике. Он жил где-то в районе Уэст-Виллидж. То есть всего в пятнадцати минутах на метро от моего дома. И потом целыми днями и даже неделями я задавала себе один и тот же вопрос: могу ли я позвонить ему? Он не сделал попытки разыскать меня после нашей встречи в Париже. С тех пор я не получала от него никаких известий.

Но спустя какое-то время мое волнение и восторг пошли на убыль. У меня не хватало смелости позвонить ему. Но я продолжала думать о нем ночь за ночью. День за днем. Молча, втайне. Я представляла, как в один прекрасный день столкнусь с ним в Центральном парке, или в супермаркете, или в баре, или в ресторане. Интересно, он приехал сюда с женой и дочерьми? И почему он вообще вернулся в Штаты? Что случилось?

— Ты звонила ему? — продолжала расспрашивать меня Зоя.

— Нет.

— А собираешься?

— Не знаю, доченька.

Я заплакала, молча и неслышно, плечи у меня вздрагивали.

— Ох, мама, перестань, пожалуйста, — вздохнула она.

Я сердито смахнула с глаз слезы, чувствуя себя ужасно глупо.

— Мама, он знает, что ты живешь здесь. Я уверена, он знает об этом. Он наверняка тоже разыскивал тебя в Интернете. Он знает, чем ты здесь занимаешься, и знает, где ты живешь.

Такая мысль не приходила мне в голову. Я имею в виду то, что Уильям может разыскивать меня с помощью поисковой машины. То, что он может знать мой адрес. Неужели Зоя права? И он знает о том, что я тоже живу в Нью-Йорке, в Верхнем Вест-Сайде? Интересно, он вспоминал обо мне? И что он при этом чувствовал?

— Мама, тебе надо расслабиться. Выброси эти мысли из головы. Позвони Нейлу. Вообще, мне кажется, тебе надо почаще с ним встречаться и продолжать жить собственной жизнью.

Я повернулась к ней, собственный голос показался мне хриплым и грубым.

— Я не могу, Зоя. Я должна знать, помогло ли ему то, что я сделала. Я должна знать это. Неужели это слишком много? Неужели это так трудно?

В соседней комнате захныкала малышка. Наши голоса разбудили ее. Зоя пошла туда и тут же вернулась, держа на руках пухленькую, икающую сестренку.

Зоя бережно погладила меня по голове, по-прежнему баюкая малышку.

— Не думаю, что ты когда-нибудь узнаешь об этом, мама. Не думаю, что он когда-нибудь будет готов сказать тебе об этом. Ты изменила всю его жизнь. Ты вывернула ее наизнанку, помни об этом. Скорее всего, он больше никогда не захочет тебя видеть.

Я выхватила ребенка у нее из рук и яростно прижала к себе, вдыхая его запах, впитывая его тепло и невинность. Зоя была права. Мне нужно было перевернуть страницу и продолжать жить дальше.

Как? Это другой вопрос.

___

Я старалась занять себя чем только можно. Я старалась ни на мгновение не оставаться одна, что, в общем-то, оказалось не так уж трудно: у меня была Зоя, малышка, Нейл, родители, племянники, работа и бесконечные вечеринки, на которые приглашали меня Чарла и ее супруг Барри. За два года в Нью-Йорке я познакомилась с большим количеством людей, чем за все время жизни в Париже. Это был гигантский космополитический котел, и мне нравилось в нем вариться.

Да, я покинула Париж навсегда, но стоило мне вернуться к своей работе, встретиться с друзьями или получить письмо от Эдуарда, как я уносилась мыслями в квартал Марэ, как будто ноги сами несли меня туда. Рю де Руазьер, рю де Руа де Сициль, рю де Экуффе, рю де Сантонь, рю де Бретань… Они проплывали у меня перед глазами, перед моими новыми глазами, глазами, которые помнили о том, что случилось здесь в сорок втором году, пусть даже это было задолго до моего рождения.

Я часто думала о том, кто теперь живет в квартире на рю де Сантонь, кто стоит у окна и смотрит на тенистый дворик, кто проводит пальцами по гладкой мраморной каминной полке. Я думала о том, подозревают ли новые жильцы, что в их доме когда-то умер маленький мальчик и что с того самого дня жизнь еще одной маленькой девочки изменилась навсегда.