Вацлав Билиньский - Шестая батарея

• Название: Шестая батарея
• Автор: Вацлав Билиньский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1987

Повесть показывает острую классовую борьбу в Польше после ее освобождения от фашистских захватчиков. Эта борьба ведется и во вновь создаваемом Войске Польском, куда попадает часть враждебного социализму офицерства. Борьба с реакционным подпольем показана в остросюжетной форме.

---

Во время обеда поручник Лис подсел к Орликовскому, чтобы поделиться впечатлениями о заседании отборочной комиссии.

— Знаете, товарищ капитан, что меня больше всего поразило? Из ста тридцати ребят не было ни одного сражавшегося в Гвардии или Армии Людовой.

— Знаю. Я уже сообщил об этом в Люблин. Кто-то приложил к этому руку. Это, безусловно, осложнит нашу задачу…

— Конечно. Хотел бы посоветоваться с вами еще по одному вопросу. — И Лис рассказал о решении комиссии принять в училище тех аковцев, которые сами признались в своей прежней деятельности. — Мы их приняли… Они производят впечатление более надежных, чем многие из тех, которые утверждают, что не состояли в период оккупации ни в каких подпольных организациях.

— Ну что ж, думаю, что вы поступили правильно, — подумав, заявил Орликовский. — Но помните, что теперь на вас лежит еще большая ответственность. Надо окружить их особым вниманием…

V

Надвигается гроза. Низко нависли тучи. Кажется, что они вот-вот заденут за крышу училища. По плацу гуляет сильный ветер, швыряя быль и песок в глаза стоящих в шеренгах курсантов.

Из главного корпуса выходит офицер. Увидев его, Марковский подает команду «Смирно!» и рапортует. Значит, это их командир! Курсанты критически разглядывают поручника, сравнивают с Чарковским.

Казуба подходит к замершему строю, отдает честь и зычным голосом приветствует:

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здравия желаем, товарищ поручник! — нестройно звучит в ответ.

— Отвечать надо дружно, а не как стая ворон, — продолжает Казуба. — С сегодняшнего дня вы — курсанты. Это налагает на вас определенные обязанности. Да вы и сами понимаете, что начинается служба и учеба. Старший фейерверкер Зубиньский!

— Слушаюсь!

— Ведите батарею получать обмундирование!

«Да, этого Казубу красавцем не назовешь, и язык у него не особенно подвешен», — подсмеиваются над ним ребята. Зубиньский подводит их к зданию, называемому «карантином». Они получают обмундирование, переодеваются, складывают свою гражданскую одежду в узлы и отдают на хранение старшине. Отовсюду доносятся взрывы громкого хохота, от которого дребезжат стекла в окнах.

— Черт побери! Старшина выдал мне два левых сапога! — жалуется один из курсантов. Другой беспомощно озирается — гимнастерка с успехом могла бы заменить ему шинель.

— Ты выглядишь так, как будто обокрал родного отца! — издевается над ним его товарищ и с гордостью оглядывает себя — форма ловко сидит на нем. Однако спустя минуту на его довольном лице появляется жалкая улыбка — конфедератка ему явно велика, закрывает даже уши.

Вдруг в коридоре раздается резкий голос. Звучит команда. Все неподвижно застывают.

— Чтобы больше не морочили мне голову с обменом вещей! — гремит Зубиньский. — Это вам не магазин, не салон мод, а армия! Даю вам полчаса — меняйтесь сами, с кем хотите и чем хотите. Вольно!

Шум голосов снова заполнил коридор. Со всех сторон раздавались возгласы:

— Кому велика шинель? У меня совсем маленькая!

— Меняю конфедератку!

— Кто ищет поменьше брюки?!

Понемногу шум стихает. Через полчаса старшина велит выйти из строя тем, кто так и не подобрал себе обмундирование. Таких оказалось всего шестеро. Зубиньский опытным глазом выбрал хозяина крохотной фуражки и двух владельцев невероятно больших сапог. Остальных трех обругал и привел как пример беспомощности. По его команде совершив обмен между собой, они тоже подобрали себе форму нужного размера.

Затем Зубиньский велел отнести сложенную гражданскую одежду на склад и сообщил курсантам батареи печальную весть: все должны немедленно постричься наголо. Эта процедура длилась до поздней ночи и не обошлась без конфликтов. Некоторые пытались спасти свои прически, прибегая ко всевозможным уловкам и даже обману, но это не помогло. Зубиньский ставил таких по стойке «смирно» и собственноручно выстригал машинкой широкую полосу посредине головы, со лба до затылка. А недовольных отправил чистить уборные. Это были первые наложенные им взыскания.

Ребята внимательно разглядывали в зеркальца свои изменившиеся, выглядевшие совсем по-детски лица, подтрунивали друг над другом.

— Вылитый Швейк! — громко хохотал Сумак, глядя на Малину.

— А ты кто? Рудольф Валентине? — огрызнулся тот,

— Посмотри на себя в зеркало. Теперь видно, что уши у тебя торчат, как у идиота.

На следующий день курсантам делали профилактические прививки. Во время этой процедуры у них были кислые лица, они охали и потихоньку стонали. Но Зубиньский не давал им расслабляться. Тех, кто покидал кабинет врача, растирая места укола, он тотчас же отправляя убирать помещения, отведенные батарее в главном корпусе.

Уборка шла весь следующий день. У некоторых ребят от уколов поднялась температура, у всех болели плечи.

Но, стиснув зубы, они таскали койки, матрацы и узлы с постельными принадлежностями.

С первой минуты Зубиньский развернул яростную борьбу за чистоту помещений. Грязный, запущенный паркет курсанты должны были отциклевать, а потом отполировать. Эта кропотливая, нудная и изнурительная работа сразу же стала сущим наказанием для личного состава батареи.

В спальных помещениях был установлен идеальный порядок. Ничто не ускользало от внимательного взгляда старшины. Койки должны были заправляться безукоризненно. На одеялах, простынях и подушках не могло быть ни морщинки, ни неровности. Каждая пылинка, микроскопический кусочек какой-нибудь бумажки вызывали громы и молнии. Именно по такому поводу состоялась церемония, которая перешла затем в традицию.

Однажды, обойдя спальные помещения, старшина объявил вдруг сбор третьего взвода. Приказал выйти из строя пятерым правофланговым, привел их в спальню, стянул с первой койки одеяло и разложил его на полу. Затем велел четверым взять за концы, а пятому показал на лежавшую под койкой соломинку, выпавшую, по-видимому, из матраца. Тот моментально вошел в роль, церемониально поднял соломинку и положил ее на середину одеяла. Четверо верзил с деланным усилием подняли его и направились к двери. За ними, хихикая, двинулся весь взвод.

Зубиньский на минуту задержался в помещении и догнал взвод уже у выхода из училища. Затем приказал отнести роковую соломинку далеко в поле. Ребята отнеслись ко всей этой церемонии как к забаве. Однако лица у них вытянулись, когда они, запыхавшись, вернулись в помещение батареи. Старшина успел сбросить со всех коек на пол одеяла и белье, нужно было убирать заново.

Курсанты надолго запомнили этот урок, и теперь даже Зубиньский не мог обнаружить беспорядка в помещениях.

К этому времени окончательно определился офицерский состав вновь сформированной батареи. Ее командиром был назначен поручник Казуба, замполитом[13] — подпоручник Слотницкий.

Первый взвод принял Чарковский, а остальные — советские инструкторы лейтенанты Чернюк, Романов и Виноградов, которые уже несколько месяцев служили в 1-й армии Войска Польского.

На следующий день Зубиньский объявил подъем по всем правилам. После завтрака батарея, разбившись на взводы, приступила к занятиям по строевой подготовке.

Небольшие группки курсантов маршировали на плацу перед училищем и в лабиринте окружавших его улочек. С каждым разом будущие офицеры тверже печатали шаг, лучше держали равнение. Они все больше осваивались с воинской дисциплиной.

После длившихся весь день занятий командиры взводов назначили своих заместителей. Чарковский уже давно решил, что у него эту должность займет Берендорф, лейтенант Романов выбрал рослого, с зычным голосом Малину, а Виноградов — вечно улыбающегося, энергичного и жизнерадостного Сулиму. Лейтенант Чернюк долго колебался, кого назначить: Добжицкого, которого он считал самым дисциплинированным во взводе, или же Сумака, пользовавшегося авторитетом у товарищей. В конце концов остановил свой выбор на Добжицком. Тот производил впечатление армейского служаки, привыкшего командовать. Кроме того, он был самым старшим во взводе, его отличали серьезность и представительный вид.

VI

Фамилия Добжицкий была вымышленной, но пользующийся ею молодой человек иногда сам забывал об этом. Си привык, что фамилия и профессия в его подпольной работе были реквизитами, которые часто приходилось менять. Имя он оставил свое — Зигмунт. Родом он был из Варшавы. Его отец, зажиточный торговец, не жалел сил, чтобы любимый сынок имел беззаботную и обеспеченную жизнь. С детских лет он привык быть в центре внимания, В школе, харцерской организации и в братстве святой Марии старался выделяться среди остальных, командовать другими. Среднюю школу окончил в 1938 году. Отец без труда добился для него отсрочки призыва на военную службу, и после долгих дебатов по поводу того, какое высшее учебное заведение выбрать, Зигмунт поступил на юридический факультет. Учеба не доставляла ему особых хлопот, но и не приносила удовлетворения. Всю свою энергию он направлял на занятия спортом — даже принес однажды домой какую-то грамоту, — также на ухаживание за девушками.