Фредерик Пол - Туннель под миром. Сборник англо-американской фантастики

• Название: Туннель под миром. Сборник англо-американской фантастики
• Автор: Фредерик Пол
• Издательство: Издательство «Мир»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1965

Этот сборник неотделим от другого, изданного одновременно с ним под названием «Экспедиция на Землю». Они задумывались как одна общая книга и имеют общую вступительную статью, опубликованную в «Экспедиции…». Предисловие к данной книге представляет собой всего лишь отсылку к этой вводной статье. В целом эти две книги, каждая из которых носит подзаголовок «Сборник англо-американской фантастики» дают отличный срез данного литературного направления на период начала 1960-х годов.

---

И только тогда, когда кровь перестала литься и земля поглотила последнюю каплю драгоценной жидкости, он понял, почему они так терпеливы. Он посмотрел на свою израненную руку и хотел сделать так, чтобы кровь полилась опять, но больше ни одна капля не вылилась из его разодранного запястья. Вены его были пусты, они уже сплющились.

И все-таки он еще жил. В глубине его черепа еще вибрировало сознание. Оно не нуждалось во внешней оболочке, которая существовала только для того, чтобы вводить в заблуждение его самого и его собратьев людей. Это был самый усовершенствованный образчик эволюции — результат развития кибернетики. Это был разум, существующий независимо от своего синтетического тела.

Никаких слез не хватило бы, чтобы выплакать горе Джонстона. Казалось, его усталое тело уже разваливается на части. Он упал ничком на предательскую землю и, зарывшись лицом в фальшивую траву, зарыдал над исчезновением всего, что было настоящим.

И так и не услышал приближения полицейских, не ощутил вспышки узкого пучка ионов, которые, пронзив грудную клетку, оборвали его лишенную смысла жизнь.

Перевод Д. Лившиц

СТИВЕН БАРР КЭЛЛАХЭН И ЕГО ЧЕРЕПАШКИ

— Если бы я только знала, — сказала Аманта, — если бы кто-нибудь меня предупредил… если б у моей матери хватило здравого смысла предостеречь меня…

— О чем это ты? — предчувствуя недоброе, спросил Кэллахэн.

— …я бы сто раз подумала, прежде чем выйти замуж за сумасшедшего изобретателя, — вот о чем! — ответила Аманта, собирая разбросанные по полу обрывки бумаг из перевернутой корзинки; поставив корзинку на место, она снова кинула их туда.

— На что похожа эта комната? На что похож весь дом, если уж на то пошло?! Почему ты не держишь их в лаборатории, хотела бы я знать? Здесь им не место! Ну? — Она сердито сверкнула черными глазами.

— Я не изобретатель, — возразил Кэллахэн, направляясь к книжному шкафу, где маленький трехколесный аппаратик хлопотал возле нижней полки, стараясь вытащить книгу. Кэллахэн повернул его «лицом» к комнате. — Я исследователь-кибернетик. Изобретатели…

— Изобретатель… кибернетик… Ты просто сумасшедший, вот ты кто!

Аманта впилась взглядом в кроху на колесиках, чуть побольше роликового конька. Судя по всему, в тот момент он раздумывал, что бы ему такое еще учинить. Он водил по сторонам своими фотоэлектрическими телеглазами со сканирующим устройством и шевелил шарнирными «руками» с захватами на концах. Затем, видимо придя к какому-то решению, подкатился к розетке в плинтусе и включился в нее, чтоб подзарядиться. Аманта с раздражением обернулась, услышав, как в комнату с тихим пощелкиванием вкатился еще один крошечный робот. Подъехав к первому, он стал терпеливо ждать своей очереди. Подзарядившись, первый выкатился за дверь и двинулся направо по коридору.

— Я тебе покажу! — воскликнула Аманта и бросилась за ним. — Только сунься ко мне в кабинет!

Выйдя вслед за женой, Кэллахэн увидел, что она стоит в оборонительной позе — спиной к двери в кабинет, лицом к аппаратику, у которого был очень разочарованный вид.

— Достаточно того, что они залезают в чулан и прячут мои туфли! — сказала она. — Но чтобы я позволила хоть одной из этих… этих черепашек забраться ко мне! Ни за что! Зарубите это себе на носу.

«Черепашка», казалось, поняла ее, хотя у нее и не было слухового устройства; повернувшись на 180 градусов, она, пощелкивая, укатила по направлению к лаборатории.

В большом одноэтажном доме Кэллахэна на окраине поселка в северной части штата Нью-Йорк неприкосновенной считалась одна комната — кабинет Аманты, в котором она писала. В рассказах ее — главным образом о детях — не было и намека на сентиментальность. Скорее их отличала насмешливость и даже легкий сарказм, чем, возможно, и объяснялась их популярность среди юных читателей.

Когда черепашка скрылась в лаборатории, Аманта взглянула прямо в глаза Кэллахэну. Этот взгляд хоть кого привел бы в смятение: отец Аманты был ирландец, а мать — французская цыганка. Кэллахэн полагал, что с ирландской половиной он еще совладает, но в отношении цыганской он не был так уверен.

— Кэллахэн, — начала она. — Пора решить этот вопрос раз и навсегда. Когда ты занялся этим… этим своим проектом, мы договорились, что я буду работать в кабинете, а ты в лаборатории; ты — в своей мастерской, а я — в своей. А что выходит? Черепашки шныряют по всему дому. Ты помнишь, что они сделали с моими чулками? Не эта, трехколесная, а та, что на четырех роликах.

— Ее больше нет, — ответил Кэллахэн. — Она устроила себе короткое замыкание и сожгла всю схему, И неужели так трудно закрывать дверь в спальню?

— Они забираются и на кухню и открывают дверцу духовки. На что будет похоже суфле, если каждую минуту открывать духовку?! На ней нет замка, а закрывать дверь в кухню я не желаю, — мне не уследить за жарким, если я не буду слышать из кабинета, как оно пахнет.

— Почему бы тебе не пользоваться программным устройством плиты?

— Вся эта автоматика на кухне — ерунда! Попробовать жаркое она не может. Одно из двух: или ты держи своих чертенят в лаборатории, мири ром,[5] или внуши им, что можно и чего нельзя. Пусть бегают в саду — сегодня такой чудесный день.

— В последний раз, когда я выпустил их в сад, — заметил Кэллахэн, — одна из них удрала на шоссе и попала под грузовик. И я вовсе не хочу им ничего внушать. Я хочу, чтобы у них была полная свобода выбора. Мне надо, чтобы их цепи в графитогеле[6] испытали все те воздействия внешней сре…

— Надеюсь, ты как положено похоронил бедную малютку? — спросила Аманта.

— Я ее вообще не хоронил, — сказал Кэллахэн. — Пойми ты наконец, — они не зверюшки, а механизмы с гибкой запоминающей схемой и управлением с обратной связью. И они очень любознательны.

— Хм! — усомнилась Аманта. — Я бы скорее сказала — нахальны: повсюду суют свой нос.

— Это ведь не пустое любопытство. Они получают первоначальный импульс от датчика случайных чисел, затем приобретают опыт. Те ассоциативные связи в графитогеле, которые оказываются наиболее удачными, запечатлеваются наподобие печатной схемы, а если возникает необходимость, связи перестраиваются по-новому. В том-то и штука, что я хочу отойти от механизма с запрограммированным набором команд, хочу, чтобы они учились на собственных ошибках. Так сказать, естественный отбор.

— Теория Дарвина — к черту отстающих; ты это имеешь в виду? — спросила Аманта.

В кухне что-то грохнуло, и, бросив на Кэллахэна свирепый взгляд, Аманта поспешила туда узнать, в чем дело. Кэллахэн за ней. Возле мусорного ведра стояла черепашка и, казалось, без всякой определенной цели нажимала и опускала педаль, при помощи которой открывалась крышка. Телеглаза следовали за ней вверх и вниз, одна из «рук» отбивала такт.

— Это еще зачем? — сказала Аманта, наклоняясь, чтобы прекратить стук.

— Не тронь ее, она хочет установить взаимосвязь между движениями педали и крышки и, когда увидит, что это ничему ее не научит и ни к чему не приведет, бросит свое занятие.

— И это все, что интересует бесенка?

— Все; да еще она не забывает подзарядиться вовремя — надо же было им хоть что-нибудь дать для начала. Ну и, конечно, пришлось заложить в них пару запретов, чтобы они не устроили нам пожара. Вот почему они удирают, как только откроют дверцу духовки. По сути дела, Аманта, они совершенно примитивны.

Примитивная по своей сути черепашка перестала хлопать крышкой и боднула мусорное ведро, но оно было слишком тяжелым, чтобы сдвинуть его с места. Боднув ведро еще раз, она отправилась в угол и там затихла.

— Ты совсем рехнулся, — вздохнула Аманта. — Лучше бы ты продолжал заниматься вычислительными машинами. Они по крайней мере не путаются под ногами.

— В том-то вся и штука, — начал Кэллахэн, усевшись на край кухонного стола, словно собирался читать лекцию. — Вычислительная машина восседает себе на своем толстом заду и не извлекает никакого опыта из собственной деятельности. Ее пичкают информацией, верно, но это же совсем не то? Все большие вычислительные машины не передвигаются, а главное, ничего не делают. Если бы они могли передвигаться и у них было хоть какое-нибудь подобие цели, вот как у черепашек — подзарядиться, они бы думали, а не просто вычисляли. Мышление возникает тогда, когда мы начинаем отвечать действием на воздействие внешней среды.

— Роскошно звучит! — воскликнула Аманта. — Тебе надо было заняться сочинительством, Кэллахэн. Без шуток.

— Мне надо заняться работой, — сказал Кэллахэн, вставая со стола.

— Тогда сперва почистись. Весь твой толстый… ты весь в муке.

Войдя в лабораторию, Кэллахэн увидел, что две черепашки устроили состязание — кто кого столкнет с места. Занятно! Это какая-то новая фаза! Скоро одна из них признала себя побежденной и уступила другой дорогу. Кэллахэн решил, что это чистая случайность. Вряд ли им знакомо чувство соперничества; все зависело от того, насколько устойчива, насколько, так сказать, жизнеспособна была энграмма,[7] возникшая в их почти аморфном «мозгу». Конечно, в мозгу живого существа с самого начала существует целая система нейронов, синапсов и связующих нервных волокон, и повторяющиеся действия приводят к образованию полезных стереотипов, но у черепашек с их недифференцированной массой «мозга» из полупроводящего графитогеля этот процесс скорее напоминал упорядочение поляризованных частиц в магнитном поле.