Георгий Мелихов - Белый Харбин: Середина 20-х

• Название: Белый Харбин: Середина 20-х
• Автор: Георгий Мелихов
• Издательство: Русский путь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-85887-165-8

Воспоминания русского историка-китаеведа, более полувека прожившего в Китае, продолжают его широко известную в России и за границей книгу «Маньчжурия далекая и близкая» (М., 1991, 1994).

Увлекательное повествование, построенное на строгой документальной основе, представляет читателю не только харбинскую жизнь, но и нелегкое существование российских эмигрантов на Линии КВЖД, в Трехречье, в городах Хайлар, Маньчжурия, Пограничная и др. в драматичный период первых послереволюционных лет.

Мелихов Георгий Васильевич

Родился в 1930 г. в Харбине, Китай. После войны с родителями переехал в СССР. Окончил исторический факультет МГУ. С 1979 г. — ведущий научный сотрудник ИИ АН СССР (Института российской истории РАН). Доктор исторических наук. Автор книг: Маньчжурия далекая и близкая. М., 1991 (2-е изд., М., 1994); Российская эмиграция в Китае (1917–1924), М., 1997.

---

Однако в том 19-м году Бао Гуйцину удалось только ослабить русскую Охранную Стражу дороги, ограничив ее численность 2000 чел. В следующем — 1920 г. в деле ограничения русского влияния в полосе отчуждения он преуспел значительно больше, но об этом ниже. Что же касается статуса самой КВЖД, то в последующем к управлению ею пришел Русско-Азиатский банк и управляющий Б. В. Остроумов, политика которого на несколько лет поставила прочный заслон каким-либо притязаниям Китая на присвоение дороги.

Серия любопытных статей журналиста Евгения Турова под общим заголовком "По Портретному залу Правления КВЖД" (это уже 1935 год, после "продажи" дороги) сообщает много интересных историй, в том числе две, связанные непосредственно с Бао Гуйцином. Они любопытны с точки зрения нравов той эпохи, и я приведу их. Но сначала — почему же "Портретный зал" и что он представлял собой.

Это был величественный по размерам и отделке зал в здании Правления КВЖД на Хорватовском (Вокзальном) проспекте, зал, где происходили все важнейшие заседания правления и торжественные церемонии, в том числе Акт 23 марта 1935 г., по которому СССР уступил свои права на КВЖД правительству марионеточного Маньчжоу-диго (что на бытовом уровне и было названо "продажей КВЖД"). "Посередине его, — пишет журналист, — по-прежнему тянется длинный стол, покрытый тем же зеленым сукном, кругом те же поместительные диваны и уютные глубокие кресла, в которых положительно утопаешь. А в большом кафельном камине горкой сложен уголь, словно ожидающий, что его вот-вот зажгут, чтобы в этом официального типа зале стало потеплее".

А Портретным он назван потому, что на стенах зала висели портреты русских и китайских руководителей дороги, начиная с первого Председателя правления Сюй Цзинчэна, перепиленного надвое деревянной пилой повстанцами-ихэтуанями в 1900 г., и внушительного по внешнему облику Кербедзя, и кончая предпоследним дубанем КВЖД Мо Дэгуем и предпоследним советским Товарищем Председателя "любителем пожить и покутить" А. И. Емшановым. Справа от камина, обращенными лицами на Вокзальный проспект, были размещены портреты русских Товарищей Председателя Правления С. И. Кербедзя и А. Н. Венцеля, одетых в парадные мундиры инженеров путей сообщения императорской России, с орденами и медалями. "Раньше на дороге служили подолгу, — замечает Е. Туров, — имея все возможности ознакомиться с делом. Блестящий пример тому — Венцель, фактический глава дороги с 1903 г. по 1918 г., т. е. в течение 15 лет, — в отличие от советских товпредов, которые сменялись на дороге с калейдоскопической быстротой, недаром за 10 лет их успело перебывать, начиная с Серебрякова и до Кузнецова, целых 10 человек".

Портрет Д. Л. Хорвата, который из Управляющего в 1918 г. превратился в директора-распорядителя КВЖД, — в полной парадной генеральской форме с эполетами, многочисленными орденами и медалями, висит рядом с Венцелем, но по другую сторону разделяющего их камина. "По случайному совпадению, — пишет журналист, — с него не сводят глаз семь советских Товарищей Председателя, портреты которых развешаны по узкой боковой стене правленского зала. Семь пар враждебных глаз. Но Хорват спокойно взирает через Вокзальный проспект на расстилающийся перед ним Харбин, его детище…" Рядом с Хорватом — портрет сменившего его в 1920 г. В. Д. Лачинова. Смена, по мнению Турова, была вызвана тем, что китайские верхи не хотели больше того, чтобы дорога возглавлялась крупной политической фигурой, а тем паче деятелем такого государственного масштаба, как генерал Хорват, который долгое время был символом центральной всероссийской власти…

Портреты китайских сановников размещаются на двух противоположных стенах Портретного зала. "Все чопорные, облаченные или в безупречные фраки с гортензиями в петлицах, или в драгоценные шелковые национальные халаты, вызывают большой интерес. Только один — вместо обыкновенной черной — в широкой рамке коричневого цвета и занимает при этом центральное место — портрет Сюй Цзинчэна"… Далее, как я уже говорил, пост Председателя (которым по договору обязательно должен быть китаец) долгое время оставался вакантным. Только в 1917 г. его занял, причем только номинально, видный китайский сановник Го Цзунси. "В то время, — пишет Е. Туров, — русские были еще в силе и назначение это носило чисто декларативный характер, а реального значения на дороге не имело, хотя все русские относились к нему с уважением и почетом".

С ослаблением России усиливалось китайское влияние на дороге, признаком чего стало назначение в 1919 г. Председателем правления генерала Бао Гуйцина, ближайшего соратника Чжан Цзолиня… Здесь же портреты маститого Сун Сяоляня, англизированного Ван Цзиньчуна, популярного в русской колонии Юй Чунханя, Люй Жунхуана и совсем не популярного у русских Мо Дэгуя.

"В этой портретной галерее, — заключает Е. Туров, — как в капле воды отразилась вся многогранная и бурная история КВЖД, пережившая смену десятков режимов и навидавшейся на своем веку всяких видов…"

Но вернусь к Бао Гуйцину. С ним произошли такие истории, описанные Е. Туровым:

"Скупой по природе, Бао при переводе его из Цицикара решил сэкономить на переотправке своих золотых запасов в Гирин и отправил свое кровное золото "малой скоростью" багажным порядком по КВЖД. Ему пришлось прибегнуть к этому трюку, так как в то время администрация дороги никаких поблажек даже высоким сановникам не делала, и им приходилось еще платить наряду с частными грузоотправителями.

Но за эту попытку обмануть ту дорогу, которой ему пришлось в скором времени самому руководить, он был жестоко наказан. Ради удешевления отправки он обозначил в провозных документах свое золото "менее ценным грузом", чем и воспользовались какие-то мошенники, своевременно узнавшие об этой проделке генерала Бао.

Велик был его ужас, когда на станции Куаньчэнцзы он обнаружил в своих ящиках вместо золота, тот самый "малоценный груз", который и был обозначен им в накладной.

Трагедия только усиливалась оттого, что он был лишен возможности даже предъявить какие-либо претензии.

Не менее красочный эпизод разыгрался с генералом уже в бытность его гиринским генерал-губернатором. У этого богатейшего уже тогда человека имелось многомиллионное имущество — и в Харбине, и в других местах — в виде маслодельных заводов, мельниц и множества домов. Однажды отправил он своего сына для ревизии своих харбинских предприятий. И, в частности, для инкассации скопившихся в них денежных поступлений. Сын выполнил эти задания, собрал что-то около трех миллионов долларов, и затем в течение нескольких дней проиграл их полностью в одном из фуцзядяньских игорных притонов.

Старик Бао, необычайно скупой, узнав об этом, выбросился с горя из окна своего генерал-губернаторского дома и жестоко разбился. В дальнейшем ему пришлось долго и безнадежно лечиться, потеряв и значительную толику своего состояния, и свое здоровье, которое ему так и не удалось восстановить".

Однако было бы несправедливо, рассказав здесь о Бао, не упомянуть подробнее и о Сун Сяоляне (да и о других китайских Председателях правления КВЖД).

"При нем, — пишет Е. Туров, — начался широкий приток русских эмигрантских масс в Маньчжурию, значительный процент которых сумел пристроиться на дороге и даже на высококвалифицированных должностях.

Были при нем, у руля приняты Г. К. Гинс, И. А. Михайлов, К. П. Харитонов, инженер В. П. Максимов и многие-многие другие, усилившие в деловом и культурном отношении русские кадры на дороге.

Сама наружность Сун Сяоляня — этого убеленного сединой старца с тонкой бородкой, располагала к себе, и пребывание его на дороге может быть охарактеризовано необычайно дружным сотрудничеством с Б. В. Остроумовым и с Русско-Азиатским банком, только что добившимся к тому моменту своих прав на соуправление дорогой.

Опытный администратор, Сун Сяолянь учитывал культурную роль русских и не ошибся в своих расчетах, твердо опираясь на русских специалистов, так как как раз в этот промежуток времени КВЖД именно и достигла особенного расцвета.

С чисто европейской точки зрения, Сун отличался, пожалуй, некоторыми чудачествами, но самого безобидного свойства.

По каждому нужному и ненужному поводу он, например, сочинял стихи, начиная даже и свои официальные деловые документы стереотипной фразой: "Я, Сун Сяолянь, чин, имеющий павлинье перо"… и т. д.

Положительная сторона Сун Сяоляня оказалась вместе с тем и его "ахиллесовой пятой" в оценке правителей Мукдена, где уже начинали к тому времени греметь шовинистические литавры.

Для успешного же похода против русского влияния в те годы, в дни существования в Маньчжурии Межсоюзного Технического Комитета (МТК), нужен был человек, привычный к обращению с иностранцами, чтобы найти ту опору со стороны американца Стивенса, француза Па-теони и других верховодов этого учреждения. И выбор Чжан Цзолиня пал на выкормыша великобританской культуры, владевшего английским как родным и получившим образование в Лондоне, — доктора Ван Цзиньчуна, энглизированного в самой своей внешности, всегда щегольски одетого в ультрасовременный костюм и державшего себя на чисто европейский манер.