Илья Миксон - Семь футов под килем

• Название: Семь футов под килем
• Автор: Илья Миксон
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1983

Повесть "Семь футов под килем" рассказывает о сложной и романтической жизни наших моряков, о тяжелом и опасном труде матросов. Сын погибшего моряка, Лёшка Смирнов, проходит все сложнейшие этапы непростой моряцкой службы, прежде чем стать настоящим матросом. На этом пути его встречают и радости, и огорчения, и победы, и поражения, и даже настоящий, пусть пока единственный подвиг, из которого он выходит более сильным и бесстрашным человеком.

Многие страницы повести посвящены дальним заморским странам и родным советским портам. Вместе с её юным героем мы оказываемся то в далёком австралийском порту Брисбен, то в Гамбурге, то в дальневосточной Находке…

---

— Товарищ боцман, — обратился Лёшка, — отчего Бисмарк спиной к Гамбургу поставлен?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Не к Гамбургу, а к востоку, — вмешался в разговор Кудров. — Символика. Бисмарк неоднократно предупреждал немцев: «Не вздумайте идти войной на Россию!»

— Не дурак был, — с уважением произнёс Зозуля.

Универмаг занимал четырёхэтажное угловое здание.

У входа — маленькое кафе, жевательную резинку на лотках продают всех видов, поштучно и наборами, как шоколадное ассорти.

На первом этаже торговали сувенирами и галантереей. Паша потащил Лёшку с собой: «Ты хоть немножко по-немецки шпрехаешь».

Переводчика из Лёшки не вышло: стоило лишь подумать, что нужно заговорить с настоящими немцами, как из головы мгновенно улетучивались все немецкие слова до единого. Хорошо, что на всех товарах были пластмассовые ценники.

Они купили многоцветные шариковые карандаши и брелочки для ключей, а Лёшка ещё и набор открыток с видами Гамбурга.

На верхние этажи подниматься было уже некогда, хотя Паша и рвался:

— Ничего, обождут малость.

— Нет! — твёрдо заявил Лёшка.

Никто из своих ещё не подошёл.

— Я же говорил! — прошипел Паша. — А-а, ну тебя! Сам сбегаю. Я мигом!

Пашин «миг» затянулся, и ребята куда-то подевались. Лёшке надоело ждать. Он вышел из магазина и стал глядеть на улицу.

Народу было немного, как в рабочие часы на Невском. Машин — негусто, в большинстве грузовые.

Прошло ещё минут пятнадцать. Никто не появился. Лёшка забеспокоился, возвратился в вестибюль, опять вышел. Никого. Не могли же его бросить, забыть о нём! Почему не могли? Запросто даже. Компания большая. Собрались в вестибюле. «Все?» — «Все». И пошли себе…

Неприятно засосало под ложечкой. Мысль о том, что он отстал от своих, привела его в полную растерянность.

Входили и выходили люди. Никто по-прежнему не обращал внимания на Лёшку, но он ощущал теперь, что вокруг него не незнакомые, а чужие, совсем чужие люди, другой мир.

Надо было что-то предпринять. Бежать вслед за ребятами? В какую сторону? Спросить, как проехать к «Ваганову»? Он не запомнил номер причала, а их в порту десятки, если не сотни. И название станции метро не вспомнить.

Бисмарк! Вот кто может выручить. Монумент каждый гамбуржец знает, а от Бисмарка рукой подать до пристани. Там «Сибирь», свои…

Свои… А может быть, они и не покинули его? Ждут, волнуются, ищут по всем этажам.

Лёшка кинулся к эскалатору, но кто-то грубо схватил за плечо и дёрнул назад.

— Хватит, Смирнов, — процедил сквозь зубы боцман.

У Лёшки мгновенно отошли все страхи. Он так обрадовался, что чуть не бросился Зозуле на шею.

— Улыбочки ещё строишь, — процедил боцман и потащил Лёшку за собой.

— Да я…

— Оправдываться потом будешь.

Теперь ничего не страшно, никакие угрозы и наказания. Нашлись, свои нашлись!

Зозуля вывел Лёшку на улицу. Он пошли вокруг здания. Миновали ещё два вестибюля. И там продавали кофе, булочки, жевательную резинку. Как же Лёшка не додумался, что в таком огромном универмаге не один, а много выходов! Растерялся, как таёжный парень, впервые очутившийся в большом городе. Но куда Паша делся?

Паша и ещё двое матросов стояли у того входа. Остальные, очевидно, искали Лёшку.

— Скажу, что нашёлся! — скороговоркой выпалил Паша и хотел юркнуть в универмаг.

— Куда? — сверкнул глазами Зозуля. — Не расходиться, а то и до вечера не соберёмся. Сказано быть здесь — значит, быть.

Последнее относилось к Лёшке.

— Я… — виновато начал он. — Я думал, что вы ушли…

Чёрные брови Зозули полезли на лоб.

— Как это «ушли»? Кинули тебя, значит, одного? Эх, ты! — Боцман огорчился и оскорбился. — Плохо же ты о моряках думаешь, Смирнов, если посмел допустить такое в мыслях. Разве моряки бросают товарищей? В море, на берегу — всё едино.

Лёшка густо покраснел.

— Совесть иметь надо, если голову потерял.

— Извините, — промямлил Лёшка.

— Почему от напарника отбился?

Это уже было несправедливостью. Разве Лёшка отбился? Паша его бросил. Лёшка выразительно посмотрел на Пашу, но оправдываться не стал.

Паша спешно оборвал невыгодный для него разговор:

— Чего купил?

— Ничего.

— Ну да, ничего! Покажи.

— Отстань ты! — в сердцах отмахнулся Лёшка.

Зозуля тяжело посмотрел на одного, на другого.

— Что, что? — смешавшись, робко спросил Паша.

Боцман не удостоил его ответом.

Один за другим подошли остальные; последним — штурман Кудров. Он ни о чём не стал расспрашивать, с ходу объявил приговор:

— В жизни со мной на берег не ступишь, Смирнов!

— Заблудился он, Геннадий Нилыч, — заступился боцман. — С кем не бывает!

Лёшка уже не раз подмечал: Зозуля мог распекать подчинённых как угодно, но при начальстве всегда вставал на защиту.

Кудров сменил гнев на милость:

— Перетрусил, салажонок?

«Салага» — презрительная кличка молодых, «желторотых» матросов. Но штурман не издевался, он посмеивался, и не было сейчас у Лёшки права обижаться. Не его оскорбили, а он оскорбил. Оскорбил недоверием своих товарищей. Они тоже улыбались, но сдержанно. Лучше бы его отругали!

Он шагал понурив голову.

Ничего не было мило, всё потеряло интерес для него: зеркальные витрины, средневековые готические храмы с цветными витражами стрельчатых окон и позеленевшими фигурами бронзовых святых, дома из красного кирпича, армированного тёмными деревянными балками и откосами, ухоженные скверы, даже знаменитый на весь мир зоопарк Хагенбека.

Глава вторая ТРАМПОВОЕ СУДНО

СВАЙКА

Лёшку разбудили без четверти двенадцать. Полусонный, он натянул на себя робу и отправился на вахту.

В коридорах горело дежурное освещение. Лёшка с полузакрытыми глазами брёл вперевалку к выходу.

Матросы и мотористы умывались перед сном: в каютах журчала вода.

В глубокой шахте машинного отделения тонко звенели вспомогательные электрические генераторы. Главный двигатель отдыхал после многосуточной непрерывной работы.

На открытой палубе было прохладно, и Лёшку сразу зазнобило.

— Телогрейку надень, — сказал Зозуля, он ждал у трапа.

Пришлось возвращаться в каюту за ватником.

Инструктировал боцман недолго.

— Значит, без разрешения — ни единой души. Вахтенного помощника этой вот кнопкой вызывать. Или по чёрному телефону. Второй аппарат, цветной, немцы поставили, городской. Тут и справочник есть, можешь родственникам и знакомым звонить.

— У меня никого нет в Гамбурге, — объяснил Лёшка.

Чёрные глаза Зозули заискрились.

— Проснись, Смирнов. Шуток не понимаешь… Дальше. Эти две кнопки — от лебёдки трапа. «Верх», «Низ» — не спутаешь. Вирать и майнать значит. Уровень воды меняется; прозеваешь — зависнет трап или, наоборот, съедет куда-нибудь. И за щитками от крыс посматривай, заваливаются они.

— Какие, где?

— Забыл, с кем дело имею, — пробурчал Зозуля. — Вон на швартовых кружочки такие, чтоб крысы не лазали. Утром подъём объявишь, меня первым подними.

Как объявлять подъём, Лёшка знал. Заглядывает в каюту вахтенный, кричит во всё горло: «Доброе утро!» После такого приветствия и мёртвый встанет.

— Ну, счастливой вахты. — Зозуля шагнул к двери, но задержался: — Выспался?

— Да я…

— Отстоять с ноля до восьми иметь привычку надо. Паша через раз в сон впадает. Лады ещё, только себя подводил, выговоры хватал.

— Разве что-нибудь должно случиться?

— Не должно, но может. Не у себя дома, за границей. А случай на то и случай, чтоб случаться.

Судно ошвартовалось левым бортом в неширокой прямоугольной гавани. Пакгаузы с оранжевыми светильниками и множество океанских судов загораживали вид на город.

Вдоль стенки выстроились тесной шеренгой двуногие портовые краны. Стальные руки грузовых стрел выброшены под углом над тихим, безлюдным причалом.

Замерло всё и на судне. Лёшка потоптался у трапа с полчасика и присел на широкий комингс в дверях надстройки. Скрестил руки, ладони — под мышки, привалился плечом к косяку, пригрелся и заскучал. Вскоре он ощутил под собой холод и подложил толстую телефонную книгу Гамбурга. Стало совсем тепло и уютно. Убаюкивающе пели генераторы, мерно поскрипывали толстые деревянные сваи под натиском стального борта.

Задремал Лёшка на минуту. Или чуть больше: время остановилось. Когда он открыл глаза, над портом висел густой туман. Оранжевые фонари едва угадывались по расплывчатым пятнам. Краны придвинулись к судну вплотную, над головой призрачно нависли громадные стальные руки.

Лёшка тряхнул тяжёлой головой и вскочил на ноги. Уснул! Уснул на вахте в чужой стране!