С. Алесько - О людях и нелюдях

• Название: О людях и нелюдях
• Автор: С. Алесько
• Жанр: Фэнтези

Эта история произошла в мире, где оборотни, не таясь, живут рядом с людьми. Рядом, но не в согласии. Есть в ней приключения, верная дружба и немножко любви.

---

Дни молодого князя сливались в сплошную череду. Дорога, переговоры, поединки в человеческом, а чаще в зверином облике. Хват, Колун и Сиплый сопровождали его, и помощь их была неоценима. Они не только знали, где искать других вожаков, но и не уставали рассказывать о клятве Дрозда, убеждая Воинов Клыка если не присоединиться, то хотя бы сложить оружие и посмотреть, что получится у нового правителя.

Коршун с частью дружины тоже находился при Соколином. Он долго присматривался к Кречету, не скрывая, что нелюдская природа господина ему омерзительна. Дрозд не обращал на это внимания. Вернее, успешно делал вид. На самом деле он изо всх сил старался в присутствии людей, пусть даже одного самого незначительного дружинника, слуги, селянина вести себя исключительно по-человечески. Поначалу это было трудно: за годы бытности нелюдем он привык не сдерживать ни звериного рычания, ни частичного оборота, который чаще всего происходил на лице, вернее, в области зубов и рта. Теперь приходилось следить за этим.

Старания пса не пропадали даром. Воевода, да и простые дружинники понемногу начинали проявлять должное почтение к молодому Соколиному. Возможно, не последнюю роль здесь сыграли поединки в зверином обличье, коим они бывали свидетелями. Сам оборот, конечно, вызывал у людей лишь отвращение, но доблесть Дрозда не могла оставить равнодушными воинов. Да и в остальном новый князь вел себя соответственно рангу и происхождению, ни разу не проявив приписываемой нелюдям порочности.

Притирка дружинников и Воинов Клыка происходила медленнее. У волков дисциплина находилась на должном уровне: слово вожака имело силу закона. Нарушители карались быстро и жестоко. Поэтому успех переговоров Дрозда с вожаками обеспечивал безоговорочный переход всех воинов отряда в подчинение князю-оборотню. А дальше — как скажет главный. Распорядится сражаться бок о бок с людишками, будем сражаться. В конце концов, не рядовые воины придумали изничтожать нелюдей, а старый князь, недавно покинувший этот мир. Дружинникам, которые много лет воевали с нелюдями и ненавидели их за "звериную натуру", было сложнее. Поначалу то и дело вспыхивали ссоры, зачинщиками которых обычно выступали люди.

Однажды, когда отряд встал на ночь лагерем у очередного селения, в кабаке случилась драка. Дружинник и воин-нелюдь повздорили из-за благосклонности бедовой вдовушки. Та не устояла против хищного обаяния волка, человек же посчитал себя оскорбленным. Не так уж и хороша была женщина, но уступить ее твари Клыкастого?.. Выхватив нож, мужчина кинулся на счастливого соперника. Оборотень в последний момент отскочил в сторону, и тут же сам ринулся в драку. Сейчас он покажет человечишке, кто сильнее! И, конечно, показал бы, когда б не нож из заговоренного серебра. Лезвие вошло в плечо оборотня, волк попытался заживить рану, но быстро понял, чем она нанесена, и попятился, опасаясь смертельного удара.

Остальные дружинники почти сразу сообразили, что дело нечисто, и заметив хищный блеск в глазах нелюдей, готовых вступиться за своего, тут же скрутили виновного. Заспорили, к кому вести: к воеводе, али к самому князю. Смекнули, что раз в деле замешан оборотень, да еще и как сторона пострадавшая, Кречет должен знать об этом. Кто-то из людей успел оповестить Коршуна, и тот вместе со всеми направился к костру Соколиного.

Дрозд предложил воеводе присесть, выслушал рассказ десятника, который присутствовал при драке. Потом, по заведеному им самим обычаю, попросил одного из обротней изложить его точку зрения.

— Дык, Щегол (так звали десятника) вроде правильно все рассказал, — проворчал воин-пес. — Бабу никто насильно не тащил, она от Лысого млела. А этот, Шмель, — кивнул на связанного, — не стерпел. Кабы знать, что у него за ножик, так сразу бы прижали. Головастик рану перевязал, говорит, заживет, хотя и не скоро. Хорошо, не в шею и не в грудь пришлось…

Князь молча разглядывал провинившегося, тот стоял, не опуская головы, не пряча глаз. Считает, что серьезной провинности не совершил и отделается несколькими плетьми.

— А ты что скажешь, Шмель?

— А что сказать, ясный князь? — дружинник едва ли не нагло смотрел на Дрозда. — Велика ли моя вина? Ткнул слегка нелюдя ножом, чтоб знал свое место и наших женщин не лапал, — мужчина, видно, был небольшого ума, а может, чересчур ненавидел оборотней. Остальные присутствующие почувствовали себя неуютно, заметив, как лицо Соколиного из вполне человеческого, усталого и грустного, преващается… нет, не в звериную морду, в бесстрастный лик каменной статуи.

Коршун выругался про себя. Ну что за недоумок этот Шмель? Вряд ли князю приятно слышать такие слова. Сам-то он нелюдь, а жениться собрался вовсе не на зверухе.

— Повесить, — уронил пес, оправдав худшие ожидания воеводы. — Завтра утром, чтобы все видели. И воины, и селяне.

Обротни и люди, удивленные столь жестким приговором, переглянулись. Шмель зло оскалился.

— Говорят, ты человеком родился, ясный князь, — прошипел он. — Как же ты можешь из-за тварей поганых своих убивать? Добро б еще тот нелюдь сдох. Оклемается ж, лекарь сказал.

— Родился я человеком, стал поганой тварю, — не моргнув, ответил Дрозд. — Но к делу это не относится. Ты задумал убийство. Не обычный клинок взял, из заговоренного серебра. Вонзить правильно не сумел. Получается, и человек ты дрянной, и воин неважный. Уведите, — приказал дружинникам.

— Не задумывал я убийства! Ранить хотел чувствительно, — быстро заговорил Шмель. — Все ж знают: обычная рана нелюдю — ничто, вмиг зарастет.

Князь ничего не ответил, и конвоиры, подталкивавшие арестованного, быстро растворились в темноте. Остальные дружинники и нелюди потихоньку разошлись. У костра остался Коршун и Колун, которого тоже оповестил кто-то из своих.

— Ясный князь… — начали воевода и оборотень чуть ли не в один голос.

— Я должен, наконец, преподать серьезный урок, — сказал Дрозд как отрезал. — Не желаю, чтоб в мирных оборотней, которые, надеюсь, скоро начнут перебираться в княжество, тыкали крыликами и серебряными клинками.

Первым встал Коршун. Он прекрасно знал и этот тон, и этот взгляд. И хорошо помнил, что Кречет унаследовал от отца. Нечего и пытаться переубедить Соколиного. А не сдержался парень зря, ох, зря. Этим самым уроком истребит с таким трудом завоеванное доверие дружинников. Может, и не все, но не маленькую часть. Отнюдь не маленькую…

Колун переминался с ноги на ногу и кряхтел, ожидая, пока человек отойдет подальше.

— Вожак, иди спать, — бросил ему Дрозд.

Медведь, хоть и не знавший покойного князя, все же понял, что лучше рта не раскрывать.

Утром, до начала казни, к костру Соколиного заявился Вьюн, ночевавший, по своему обыкновению, у какой-то сластолюбивой особы.

— Черный, ты рехнулся? — спросил он, садясь рядом с ковырявшим ложкой в миске Дроздом. — Людей из-за оборотней вешать?

— Это ты, я смотрю, рехнулся. Еще чистыми нелюдскими кровями кичишься! Я наказываю преступника.

Пес поставил недоеденную кашу на землю, ибо аппетита не было и до появления друга, а теперь, когда рыжий высказал вслух его собственные сомнения, до еды ли тут?

— Преступника! — фыркнул кошак, тут же прихватил оставленный завтрак и принюхался к нему. — Ничего каша, хоть и на воде, но масла не пожалели, — с видимым удовольствием забросил в рот целую ложку. — Волчара этот через пару-тройку дней будет как новенький. Обычная пьяная драка из-за бабы, а ты: "Повесить!"

— Лысому просто повезло, — побороть собственное упрямство Дрозду оказалось не так-то просто. — А я должен дать понять людям, что прежнего отношения к оборотням не потерплю.

— Э, да ты так скоро станешь копией бати, с той разницей, что людей истреблять начнешь, — кошак отправил в рот очередную ложку. Пес нахмурился. — И не смотри на меня соколиным взглядом, я по дружбе остерегаю. Остальные побоятся правду князю молвить, а я — никогда.

— Тебе рот не заткнешь, рыжая совесть… — пробормотал пес.

— Ясный князь, — к ним подошел Хват. — Позволь сказать…

— Говори, — Дрозд поднялся на ноги и взглянул на вожака.

— Колун рассказал нам с Сиплым о вчерашней драке. Приговор чересчур суров. Так, ясный князь, людей с обортнями не примирить, — волк с недоумением взглянул на Вьюна, который при этих словах толкнул локтем ногу приятеля и, когда тот посмотрел вниз, многозначительно поднял брови, а заодно и облепленную кашей ложку.

— И ты туда же? — удивился пес. — Вон, Вьюн пришел меня стыдить, и кашу забрал. А ты голоден?