Ольга Сергеева - Дочь Кузнеца

• Название: Дочь Кузнеца
• Автор: Ольга Сергеева
• Жанр: Фэнтези

Я плету кружево слов, а оно сплетается в жизнь. Я отпускаю его плыть по воде и лететь по ветру, блестеть на осеннем солнце паутиной… Я расскажу вам сказку. Страшную сказку, которую я сама слышала темной зимней ночью. Мне рассказали ее не люди… Она о Диком лесе, что встал стеной на северной границе Вольных княжеств, и о Хозяине этого Леса. О Звере, что приходит в полночь, скользя меж столетних сосен. Его лапы не оставляют следов на земле, а его шкура белее самого первого снега. Он чувствует в воздухе жертву. Запах страха, исходящий от нее, заставляет слюну стекать с его клыков. Сегодня он пришел не за вами. Еще нет. У вас еще есть немного времени. Но завтра Хозяин выйдет из Леса, и сказка станет явью. Осталось только открыть первую страницу.

---

Занила ничего не ответила, только усмехнулась. «Интересно, а дом боярина Родослава можно отнести к таким знатным домам Догаты?» — подумала она. Если ее Хозяин, конечно, останется в Салеве. А если нет? Что ж, у нее еще будет время беспокоиться об этом.

Две маленькие рабыни улыбнулись каждая своим мыслям и, заметив, что уже порядочно отстали от своих товарок, бегом бросились по коридору, расчерченному на светлые и темные квадраты падающим из окон светом яркого салевского солнца.

Часть II. Школа.

Салева, столица Догата. 1275 год от Сотворения мира.

Спальни девочек-рабынь располагались в левом крыле здания школы. Для рабынь каждого года обучения предусматривалась отдельная спальня. Это были довольно просторные комнаты с выбеленными стенами, плетеными половичками на полу, источавшими запах сухих трав, подставками под масляные плошки, служащие для освещения, и рядами одинаковых узких кроватей, застеленных грубыми покрывалами серого или коричневого цветов. Количество кроватей зависело от количества рабынь, да еще две-три кровати стояли незанятыми на случай появления новенькой. То есть на тот случай, если будет куплена рабыня, уже достаточно взрослая, да к тому же до этого обучавшаяся где-нибудь раньше, чтобы ее можно было определить не в самую младшую группу. Случалось, правда, такое не часто: управляющий почтенный Мабек Дагар ценил репутацию своего заведения и предпочитал выращивать рабынь с самого младшего возраста.

В спальнях, в отличие от большинства учебных комнат, были окна. Окна выходили, чаще всего, во внутренний двор и закрывались деревянными ставнями. Когда-то, очевидно перед открытием школы, ставни были выкрашены в темно-зеленый цвет, но за прошедшие годы краска успела облупиться, а тонкие досочки, из которых они были сделаны, — рассохнуться. Зимой (а так салевцы называли время года, когда с залива непрестанно дули холодные ветра, периодически лил дождь, и многочисленные деревья сбрасывали листья) в спальнях рабынь было холодно из-за проникавшего в щели сырого промозглого воздуха. Летом же, а по мнению Занилы, лето в Догате практически не прекращалось, даже закрытые ставни не спасали от жары и духоты.

Так же как и сегодня. Хотя календарное лето еще не наступило, в салевскую столицу уже пришла жара. Огромные нартовые деревья, растущие во дворе школы, сплошь были усыпаны гроздьями розовых и лиловых цветов, свисавших почти до самой земли, источая приторно-сладкий аромат. Улицы Догаты уже успели просохнуть после сезона проливных дождей, и над каменной мостовой клубилась пыль, поднимаемая ногами прохожих и копытами лошадей. В порту мальчишки, дети рыбаков, уже вовсю купались в водах догатского залива. Впрочем, об этом Занила могла лишь догадываться: рабыням, обучавшимся в школе, за пределы ее территории выходить не позволялось. Хотя, если честно, мальчишки-рыбаки и купание в море — это последнее, о чем она могла бы думать ранним вечером этого душного весеннего дня в салевской столице.

Рабыня пятого года обучения, Занила, быстро шла по коридору, удаляясь от спальни. Девочки-рабыни, особенно из старших групп, внутри школы могли передвигаться свободно. Если, конечно, это не было время, отведенное для занятий или сна. Поэтому когда девушка, наскоро стянув свои длинные пепельно-светлые волосы ремешком, чтобы не мешались, открыла дверь в коридор, ее никто не окликнул и не спросил, куда она направляется. А может быть потому, что ее темно-серые глаза смотрели перед собой прямо и пристально, а губы были сжаты в ровную линию. Девочки, ее соседки по комнате, прожившие рядом с ней не один год, знали, что в такие моменты к ней лучше не приближаться.

Выходя из комнаты, Занила невольно повернула голову вправо, остановившись взглядом на пустой кровати, стоявшей возле самой двери. Кровать эта была ничьей. Вот уже четыре года в школе не было девочки, которая могла бы ее занять. Все это время постель простояла, словно укоризненно выставляя на всеобщее обозрение свои доски, не прикрытые матрасом. И каждый день из этих четырех лет Занила, входя или выходя из комнаты, оглядывалась на постель. Она никого не ожидала там увидеть, просто привычка — штука трудно истребимая. Даже если на ее приобретение ушло времени в четыре раза меньше, чем ты уже пытаешься от нее избавиться.

Занила еще помнила время, когда она оглядывалась на кровать, чтобы встретиться взглядом с серо-голубыми глазами другого человека, улыбнуться, поприветствовать, позвать с собой…

Кровать, стоявшая у самой двери, была не самым завидным местом, поэтому нет ничего удивительного в том, что она досталась девочке, появившейся в школе, позже остальных.

Часть II

Глава 1. Эзра

Лето 1271 года от Сотворения мира.

— Четче! Закончила движение и замри! Застыла, досчитала до трех и дальше. Четче каждое движение! Слушай музыку! Для кого играют? Четче!

Голос надсмотрщицы звенел под высокими сводами танцевального зала, отлетал от стен, отсчитывал ритм. Кончик хлыста вместе с ним щелкал по каменным плитам пола, гладким, отшлифованным ногами многих рабынь, учившихся здесь танцевать. За прошедшие месяцы Занила уже успела привыкнуть к этой манере госпожи Дарины вытаскивать кнут по поводу и без повода. Она часто легко пощелкивала им, когда задумывалась, или когда нужно было отсчитывать ритм, как сейчас. У Занилы уже почти получалось не замечать этого: не будешь дергаться, не привлечешь внимание к себе, хлыст продолжит щелкать по полу.

Восемь рабынь, выстроившись в три ряда, один из которых получился чуть короче, распределились по зале. Занила стояла второй в крайнем левом ряду (как раз том, что короче). Она старалась смотреть только перед собой, в белую оштукатуренную стену, каждая трещинка на которой была уже изучена за прошедшие месяцы изнурительных уроков танцев, или в затылок Райше, которая сейчас старательно тянула спину в трех метрах впереди нее.

Хлыст щелкнул справа и сзади: Дарина обходила вокруг девочек, следя за их движениями. Следующий щелчок ближе: надсмотрщица повернула и идет вперед по их проходу.

— Вы должны танцевать лучше! — голос раздался совсем рядом от Занилы, заставляя ее порадоваться тому, что фигура танца как раз не позволяла обернуться и посмотреть на госпожу. — Четче движения, я сказала!

И очередной щелчок хлыста. Раб-музыкант, совершенно дряхлый старик, постоянно живущий при школе, тоже уже привык к этим щелчкам и научился не обращать на них внимания как на своеобразный аккомпанемент. Его скрюченные высохшие пальцы все так же сжимали тонкую длинную фарну [Фарна — национальный дарийский инструмент; разновидность флейты, но более длинная. До 50 отверстий, расположенных по всей длине корпуса, позволяют извлекать достаточно сложные мелодии, хоть и требуют значительного мастерства в исполнении. ], извлекая из нее протяжную мелодию с нескончаемыми вариациями, переливами и остановками. Вначале Занила часто отвлекалась на музыканта: она никак не могла оторвать взгляда от его рук. Старые пальцы, обтянутые сухой пергаментной кожей, покрытой коричневатыми пятнами, напоминали ей лапки гигантского паука, перебирающие по деревянной палочке — фарне.

Вообще-то танцы у Занилы получались неплохо.

Может быть потому, что она была самой младшей из обучавшихся в школе девочек, может быть, благодаря еще чему-то, но среди других рабынь она выделялась своей гибкостью и ловкостью. А прекрасная память позволяла ей без труда запоминать новые движения. Так что даже госпожа Дарина хвалила ее, где-то раза четыре за прошедшие месяцы. «Целых четыре раза!» — мысленно усмехнулась Занила. Этого оказалось достаточно, чтобы некоторые из рабынь, особенно те, что пробыли в школе дольше нее, начали поглядывать на нее с завистью и раздражением. Занила замечала их, но не считала нужным как-либо реагировать: кнут надсмотрщицы щелкал вдалеке от нее — этого было вполне достаточно.

Однако, кажется, в этот раз даже ей не удастся заслужить похвалы от госпожи Дарины или, хотя бы, не вызвать ее раздражения. Эти придворные дарийские [Дария — остров-государство в Новом океане. Новый океан был открыт купцами примерно 150 лет назад, тогда и получил свое название. На данный момент является последним из открытых океанов. ] танцы, которые рабыни разучивали всю последнюю неделю, превратились для девочек в настоящий кошмар! Танцы представляли собой последовательность фигур, сменяющих одна другую в последовательности, зависящей от того, что танцовщица хотела выразить и показать зрителям. Самих танцевальных поз рабыни уже успели выучить около двух десятков, и, судя по настроению госпожи Дарины, это был далеко не конец.

Вместо сухого щелчка кнута по полу, раздался более сочный — кончик хлыста впился в чью-то плоть. Занила слегка вздрогнула, но тут же заставила себя сосредоточиться и не испортить очередного па, однако приглушенный вскрик одной из рабынь заставил ее скосить глаза. Так и есть: девчонка подняла руку вместо того, чтобы согнуть ее в локте, как показывала надсмотрщица, то есть вместо требуемой восемнадцатой позы получилась четвертая. В самом начале первого урока по дарийскам танцам их учительница предупредила: один неверный жест меняет смысл всей позы, часто на противоположный. Впрочем, толкования танцевальных фигур они еще не проходили, поэтому Заниле оставалось лишь догадываться, что получилось показать у рабыни. Может быть, это и стоило удара хлыстом. Правда, рабыня тут же исправилась, а Дарина уже шла по ряду дальше.