Ольга Сергеева - Дочь Кузнеца

• Название: Дочь Кузнеца
• Автор: Ольга Сергеева
• Жанр: Фэнтези

Я плету кружево слов, а оно сплетается в жизнь. Я отпускаю его плыть по воде и лететь по ветру, блестеть на осеннем солнце паутиной… Я расскажу вам сказку. Страшную сказку, которую я сама слышала темной зимней ночью. Мне рассказали ее не люди… Она о Диком лесе, что встал стеной на северной границе Вольных княжеств, и о Хозяине этого Леса. О Звере, что приходит в полночь, скользя меж столетних сосен. Его лапы не оставляют следов на земле, а его шкура белее самого первого снега. Он чувствует в воздухе жертву. Запах страха, исходящий от нее, заставляет слюну стекать с его клыков. Сегодня он пришел не за вами. Еще нет. У вас еще есть немного времени. Но завтра Хозяин выйдет из Леса, и сказка станет явью. Осталось только открыть первую страницу.

---

Занила внимательно посмотрела на женщину. Та уже несколько раз спрашивала? Она попыталась вспомнить. Может быть, женщина действительно о чем-то заговаривала с ней. Занила не слышала, или просто не обратила внимания, или не запомнила… Женщина махнула рукой, отчаявшись дождаться хоть какого-нибудь ответа, и вышла из горницы.

Занила не знала, сколько времени она просидела одна: в горнице не было окон, к ней никто не заходил. Какое-то время она потратила на то, чтобы осмотреться в помещении, где она оказалась. Комнатка была маленькой, бедно обставленной, но безукоризненно чистой: либо в доме купца подобрались на редкость аккуратные и хозяйственные рабыни, либо сам Варох требовал порядка не только в хозяйских комнатах. Занила внимательно рассмотрела пестрые, сшитые из ярких лоскутков подушки, лежавшие на лавках, посидела за прялкой, пристроенной в одном из углов горницы. Попыталась было даже пару раз крутануть веретено, но нитка, вытягиваемая ее пальцами из кудели, получалась толстой и неровной. Занила положила веретено на прежнее место и поднялась с лавки. Ее сестры и пряли, и ткали всем вокруг на загляденье. Только на нее одну матушка вечно бессильно махала рукой. Да и что поделаешь, если у младшей доченьки и веретено из рук валится, и нити в полотне все в разные стороны, и вместо вышивки сплошные узелки да петли торчат? Да и как ругаться на нее, как усадить насильно обратно за работу, если только и мелькнула светлая коса в дверях, и нет уже самой младшей, самой любимой дочери, снова убежала из избы к отцу, в кузню…

Знала бы она, что ее доченька будет вот так стоять в чужом доме, в горнице для рабынь, и думать, какую работу поручит ей назавтра купец — ее новый хозяин.

Занила огляделась по сторонам: кроме большого, обшитого полосами проржавевшего от времени железа сундука в комнате больше ничего особенного не было. В сундук Занила заглядывать не стала: вещи, хранившиеся там, были не ее. Да и что интересного могли накопить рабыни за свою жизнь. Занила осталась стоять посреди горницы, и мысли непрошенными гостями вертелись у нее в голове. Она рабыня в доме купца. Сколько она еще пробудет здесь и что будет с ней потом? Она не знала. Твердо знала она только одно: она должна найти и убить того, кого про себя она называла Хозяином и кого встретила здесь, в княжеской столице, под именем боярина Родослава. Ради этого она осталась жива. Ее отец уже выстроил новый дом, ее мать и сестры ждут ее. Она сделает то, что должна, и сможет уйти к ним. Осталось только придумать, как она это сделает, а для этого ей всего лишь надо придумать, как она уйдет из дома купца.

За такими мыслями и застал рабыню Варох, когда уже ближе к вечеру заглянул наконец-то в горницу. За день он совершенно забегался с прибывшим товаром: пока разгрузили, пока разместили на складе, пока сосчитали, пока распаковали да занялись проверкой… На этом моменте мирное течение столь привычных купцу «пока» было жестоким образом прервано: в половине тюков, доставленных по особому заказу из далеких южных княжеств, вместо пряностей оказались… Да, собственно говоря, те же самые пряности и оказались, только по дороге, очевидно, подмокшие, а от этого превратившиеся в крайне непривлекательного вида комки, покрытые беловатой плесенью и приобретшие характерный запах отнюдь не дорогих приправ и благовоний. Вот за попытками оценить размер этого безобразия, разобраться в причинах и найти виновных и провел остаток дня Варох. Поэтому, когда купец под вечер все-таки вспомнил о своем утреннем незапланированном приобретении, назвать его настроение благодушным можно было лишь с большой натяжкой.

Перешагнув порог, Варох внимательно оглядел рабыню, стоявшую прямо напротив него, и удовлетворенно кивнул своим мыслям. Даже при жалком свете подвешенной к стене масляной плошки было видно, что после хорошей еды щеки рабыни покрывал румянец, а ее волосы, вымытые и расчесанные, падали на спину серебристой волной. Девчонка в будущем обещала блистать очень даже смазливой мордашкой, вот только глаза… Глаза остались прежними: огромные, на пол-лица, темно-серые, прямо, пристально, внимательно смотрящие на купца. И от того, что светилось на дне этих глаз, Вароху вдруг захотелось бежать прочь из горницы! Правда, наваждение длилось лишь долю секунды. Варох не был бы купцом, и не торговал бы уже двадцать с лишним лет в числе прочего товара и рабами, если бы не умел выдерживать еще и не такие взгляды. А собственная секундная слабость могла вызвать у него только гнев!

— Как тебя зовут? — купец решил, что молчание затягивалось, а у него на вечер еще слишком много дел, чтобы тратить время на какую-то девчонку.

Занила внимательно смотрела на купца. Где он был прежде чем прийти сюда? Чем занимался? Его темно-коричневая свита, расшитая по горловине узором, его седая, аккуратно подстриженная борода, его волосы были покрыты какой-то странной красноватой пылью. И запах… Занила никогда не ощущала ничего подобного. Какой-то сладкий и одновременно острый…

— Сколько тебе лет? — купец понял, что ответа на первый вопрос так и не дождется. Его голос все еще звучал ровно, но в нем уже отчетливо звенели металлические нотки. Любой его служащий сейчас уже мчался бы подальше от горницы, лишь бы только не испытать на себе гнев хозяина, а девчонка все также стояла и смотрела на него. И думала о чем-то своем, о чем-то гораздо более важном — он понял это! О чем-то настолько далеком от какого-то там купца и его вопросов!..

Гнев, не сдерживаемый больше, выплеснулся наружу. Купец стремительно шагнул к рабыне, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, схватил пальцами тонкий подбородок, дернул вверх, заставив девчонку запрокинуть голову.

— Ты почему молчишь?! — его голос не звучал больше ни ровно, ни тихо. — Ты маленькая жалкая рабыня! Я заплатил за тебя пять золотых монет, потому что мне сказали, ты в состоянии разговаривать! И тебе придется заговорить! Или ты дорого заплатишь за свое упрямство! Ты можешь притворяться сколько угодно, но я знаю, ты можешь говорить: язык-то у тебя на месте, тебе никто его пока не вырвал. Или ты так мечтаешь, чтобы я это поскорее исправил?

В глазах рабыни не отразилось ничего: ни тени страха, ни отголоска боли, а ведь он знал, как сильно сжал пальцами ее лицо. Любая другая девчонка на ее месте уже залилась бы слезами, она же даже не пыталась освободиться. Что ж, значит он будет учить ее по-другому!

Варох схватил рабыню за руку и почти выволок ее из горницы, протащил сквозь сени, на задний двор, резко толкнул от себя, рассчитывая, что она не устоит на ногах и свалится на растаявшую за день, а теперь успевшую подмерзнуть на вечернем морозце землю. Занила споткнулась в своей непривычной неудобной обуви, но устояла, вцепившись руками в бревенчатую стену конюшни. Варох стремительно, словно и не было седины в его бороде, ворвался в конюшню, чтобы через секунду вновь выйти во двор, держа в руке свернутый тугими кольцами хлыст. Упругое кнутовище заскользило, распуская по земле темные кольца, хищно зазмеился тонкий кончик. Занила, словно завороженная, следила за ним, пристально, внимательно, как минутами раньше разглядывала самого купца, молча.

Варох замахнулся. Хлыст взвился над его головой, со свистом прочертил полосу в стремительно темнеющем зимнем воздухе и впился в бревна конюшни, справа от прижавшейся к ним крошечной человеческой фигурки. На потемневшем от времени дереве осталась свежая светлая полоса.

Рука Вароха поднялась вновь. Из дверей конюшни осторожно показались работавшие там холопы, привлеченные шумом. На крыльцо также успели уже выбежать почти все обитатели дома купца. Хлыст высоко взвился над головой Вароха и стремительным, неуловимым глазом движением понесся вперед, с пронзительным свистом впился в деревянную стену, на этот раз все-таки задев рабыню, прижавшуюся к стене. Основной удар пришелся на плечо, кое-как защищенное платьем, и только самый кончик скользнул по руке, распоров кожу на тыльной стороне ладони. Занила вздрогнула от резкой боли, опустила глаза на свою руку, еще ниже, на быстрые алые капли, стекавшие по пальцам вниз, на землю. Она чувствовала боль, но она чувствовала ее также, как и тепло собственной крови, струившейся по пальцам, также как пронзительный холод морозного зимнего вечера, как твердость смерзшейся земли под ногами.

Занила внимательно смотрела на капли крови, одна за другой стекавшие на землю, словно стремилась разглядеть в них что-то новое. И ей это удалось. Капли, еще секунду назад бывшие темно-алыми, у нее на глазах посветлели, медленно, но неумолимо превращаясь в жидкое серебро. То самое, что (она точно знала) текло по ее жилам. Теперь она могла видеть его, не только потеряв сознание и находясь на грани смерти. Занила также внимательно посмотрела на свою руку, и кожа под ее взглядом стала прозрачной. Было отчетливо видно, как змеятся под ней ниточки живого серебра, переплетаясь, охватывая все ее тело призрачным кружевом силы. Занила внимательно проследила взглядом за тем сосудом, что был рассечен хлыстом купца: вот здесь одна из его стенок была разрушена, отсюда серебристые капли стекают на землю, вот он уходит выше по запястью, а вокруг него обвивается словно паутина, дрожащая и пульсирующая. Занила задумалась: что это может быть, и ответ пришел к ней сам — боль. Дрожал и пульсировал нерв, наливаясь нездоровым темным свечением — именно здесь в ее руке поселилась боль. Занила сосредоточила все свое внимание на этом сгустке энергии, вспомнила серебристый шарик, танцевавший на кончиках ее пальцев среди тьмы, и не только одной мыслью, всем своим существом приказала: «Стоп!». Боль исчезла. Словно погасла задутая порывом ветра свеча. Как будто ее и не было никогда раньше, а хлыст купца не рассекал ее кожу.