Георгий Фруменков - Декабристы на Севере

• Название: Декабристы на Севере
• Автор: Георгий Фруменков
• Издательство: Северо-Западное книжное издательство
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Книга рассказывает о судьбе декабристов находившихся в тюрьме и ссылке в Архангельской губернии. Авторы, заслуженный деятель науки РСФСР, доктор исторических наук, профессор Г.Г Фруменков и научный сотрудник Государственного архива Архангельской области В.А. Волынская, использовали богатый архивный материал, многие документы они вводят в оборот впервые.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Вернувшись из Москвы в Кишинев, М.Ф. Орлов вместе со своими единомышленниками с еще большей энергией принялся за подготовку к восстанию. Особое внимание декабристы уделяли революционной агитации в армии.

Подготовку к восстанию Орлов начал с мер, которые должны были сблизить солдатскую массу с революционным офицерством, сплотить ее вокруг них. Он приобрел “весьма в короткое время неограниченную доверенность солдат”. Офицеры-декабристы делали все возможное для улучшения положения солдат, заботились о них, выступали в их защиту. Особое значение придавали они нравственному, политическому воспитанию солдат.

В полку А.Г. Непенина была создана школа ланкастерского обучения,[365] во главе которой стоял В.Ф. Раевский — человек, известный, как писал в главный штаб П.Д. Киселев, “вольнодумством, совершенно необузданным”. В прописи, по которым солдатам толковалась грамота, Раевский включил политические термины “свобода”, “равенство”, “конституция” и другие. Эти понятия он разъяснял доходчиво, на примерах истории. Но в ноябре 1820 г. специальным царским рескриптом было приказано изъять эти прописи.

По инициативе Орлова, чрезвычайно увлеченного “ланкастерской методой” как средством массового распространения просвещения, было создано в Кишиневе и дивизионное учебное заведение, которым сначала руководил капитан К.А. Охотников, а потом и В.Ф. Раевский.[366] “Для занятий учебного батальона 16-й дивизии в Кишиневе не было никакого здания, на воздухе не всегда можно было это делать, а потому Орлов озаботился устроить род манежа собственными средствами”.[367] К концу декабря 1821 г. здание было построено, в нем был дан большой завтрак, “на котором сверх обыкновения были угощены тут же, в одних стенах с начальством все нижние чины”.[368] Ланкастерские школы, организованные членами тайных обществ, — это не только школы грамотности, это школы формирования политического сознания, агитации среди нижних чинов. В.Ф. Раевский в беседах с солдатами выражал одобрение действиям семеновцев — солдат лейб-гвардии Семеновского полка, восставшего в конце 1820 г., хотя прекрасно знал, что говорить об этом волнении солдат было запрещено.

М.Ф. Орлов и его друзья с большим вниманием следили за развитием революционного движения в Европе, особенно за событиями на Балканах, за национально-освободительным движением греческого народа. В 1820 г. Кишинев превратился в центр подготовки греческого восстания против турецкого ига. Восстание готовилось членами тайной организации “Филики Этерия” (“Дружеское общество”). Руководителем общества был давнишний знакомый М.Ф. Орлова еще по службе в Кавалергардском полку генерал Александр Ипсиланти (из рода молдавских и валашских господарей). Руководители “Филики Этерии” разрабатывали конкретный план восстания, собирали силы и средства, приобретали оружие. Учитывая традиционную политику покровительства России балканским народам и ее интересы в Восточном вопросе, этеристы надеялись на выступление русских войск против турецкой армии в поддержку греческих повстанцев. Особые надежды в этом плане они возлагали на дивизию М.Ф. Орлова, проявлявшего большой интерес к событиям на Балканах. Выражая свое отношение к возможной войне с Турцией и греческому освободительному движению, М.Ф. Орлов в июне 1820 г., приняв командование дивизией, писал брату жены, А.Н. Раевскому: “Ежели б 16-ю дивизию пустили на освобождение, это было бы не худо. У меня 16 тысяч под ружьем, 36 орудий и 6 полков казачьих. С этим можно пошутить. Полки славные, все сибирские кремни. Турецкий булат о них притупился”.[369]

Стремление помочь справедливому делу освобождения восставшего греческого народа свойственно многим членам тайного общества. В частности, дипломатическая деятельность П.И. Пестеля, который “по делам о возмущении греков… был трикратно посылай в Бессарабию” и представил тогда начальству “две большие записки о делах греков и турок”,[370] содействовала восставшим народам, ибо он, маскируя революционный характер событий, доказывал необходимость военной помощи грекам со стороны России. В то же время анализ европейских событий способствовал выработке революционной тактики декабристов. Освободительную войну на Балканах они рассматривали как начало борьбы за социальные преобразования и в Европе, и в России. Такая оценка событий принципиально отличала позицию декабристов от инертно-сочувственного отношения дворянской общественности России к балканским проблемам и тем более от реакционных взглядов на этот вопрос русского правительства.

Деятельность кишиневских декабристов в 1820–1821 гг. характеризуется непосредственными связями с этеристами, а также стремлением использовать революционные события на юго-востоке Европы и войну с Турцией в своей борьбе против самодержавия.[371] Они пытались оказать помощь восставшим грекам и предпринимали реальные шаги в этом плане, в частности, командир 32-го егерского полка 16-й дивизии полковник А.Г. Непенин “купил оружие для этеристов”.[372]

В конце 1821 г., когда обострились отношения России с Турцией, М.Ф. Орлов ожидал начала военных действий и был готов выступить со своей дивизией на помощь восставшим. “У нас все на военной ноге, а за границею на разбойничьей. Когда позволят зарядить ружья, не знаю, а кажется, время приближается, где после семилетнего спокойствия начнется час испытания военного”,[373] — писал он 25 ноября 1821 г. своему другу, П.А. Вяземскому. Но этому не суждено было сбыться: деятельность М.Ф. Орлова и близких к нему людей давно вызывала подозрения высшего начальства. Командир корпуса Сабанеев и начальник штаба корпуса Вахтен пытались через тайных агентов выявить в дивизии факты политического заговора. Оснований для начала следствия было много, и нужен был только повод, чтобы начать поход против Орлова и “орловщины” — всех нововведений, “вольнодумства”, прогрессивных начинаний в дивизии, объявить войну “беспорядкам” в Камчатском и Охотском пехотных полках, где солдаты выступили против тиранства командиров. Сабанеев наконец приступил к действиям: дождавшись отъезда М.Ф. Орлова в отпуск, он 10 января 1822 г. внезапно появился в Кишиневе, чтобы лично заняться расследованием дел в 16-й дивизии. Доносы секретных агентов подсказывали Сабанееву, что здесь существует тайная организация.

А.Г. Непенин в это время находился в Измаиле, его полк был переведен туда из Аккермана еще в июне 1821 г. Почувствовав надвигающуюся опасность, В.Ф. Раевский 1 февраля 1822 г. написал из Кишинева в Измаил полковому командиру А.Г. Непенину о нависшей угрозе и предупредил о необходимости создать у начальства доброе мнение о подозреваемых, прежде всего об Орлове. Письмо это имеет особое значение в развитии последующих событий и потому приводится здесь полностью:

“Милостивый государь Андрей Григорьевич!

Спешу Вас уведомить обо всем здесь происходящем кратко и ясно. Когда прочтете — предайте письмо огню. После отъезда благородного нашего генерала С[абанее]в приехал сюда, и вдруг все учреждения Орлова насчет побоев солдат и Охотского полка перевернул кверх дном!.. (Отточие автора. — В. В.). Не знаю, кто, каким образом, все дела Орлова представлены ему были совершенно в противном виде; он даже сначала начал действовать, как противу возмутителей, он подозревал Орлова как будто в революционных замыслах, велел в некоторых полках все его приказы сжечь, уничтожить и возобновить жестокость и побои!

Мы дали знать через нарочных курьеров обо всех происшествиях нашему генералу. Он на днях сюда будет; не знаю, чем кончится.

Между тем Сабанеев, видя, что ничего нет, охладил жар свой; однако не перестает самыми сильными средствами вредить генералу. Киселев завтра или послезавтра сюда будет. Не знаю, чем это кончится.

Между тем подлец Сущов, будучи недоволен моим с ним, как и с прочими юнкерами, строгим обращением, подстрекаемый адъютантами Сабанеева и врагами новой администрации, приступил к прекрасному средству — украл у меня какие-то бумаги и письма, написал Вержейскому на меня донос, и все это отдано в руки Сабанееву; еще дело не открыто, в чем это все состоит. Однако Сабанеев тотчас взял из нашей лицеи этого подлеца и отослал в Тирасполь под свое крыло.

Я не знаю, что он там наплел на меня. Бумаг важных у меня никаких не было, но все неприятно и, атакуя меня, думаю, генералу хотят сделать неприятность.

До Вас одна и важная просьба: если к вам будут какие-нибудь запросы, постарайтесь им дать ответ благородный; и если сильно напрут, то подкрепите свидетельством от офицеров о моем благородном поведении и примерном. Тем более это нужно, что Нейман глаголит, что и офицеры в полку мною недовольны. Постарайтесь, я надеюсь на Ваше благородное расположение.

Сущов за мое добро мне славно заплатил! Уведомьте, что у Вас делалось. Но только пишите не по почте. Если что-нибудь важное будет — уведомьте через нарочного. Липранди 1-й[375] еще здесь. Охотников просит вас о деньгах. Остаюсь истинно Вам преданным и покорным слугою.