Илья Зданевич - Собрание сочинений в пяти томах. 1. Парижачьи

• Название: Собрание сочинений в пяти томах. 1. Парижачьи
• Автор: Илья Зданевич
• Издательство: Гилея, Голубой всадник
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 5-85302-031-5, 5-85302-032-3

---

Ваша жена — продолжал лицедей, с места заявила, что она приехала устраивать мне сцену за то, что я становлюсь ей поперек дороги, что я что то интригую, что я разлучаю ее со щеголем и что для того, чтобы успешнее строить козни я обманываю вас и вас, разстригу, вовлек во все эти козни. Она так расстроилась, что наотрез отказалась ехать в лес и поехала домой.

Хаха ха, гоготали они.

Ну в таком случае, заявил разстрига, она встретится у себя с вашей женой, приехавшей ко мне чрезвычайно взволнованной и озабоченной в тот момент, когда я собирался уходить. Я не понял в чем дело. Но она попросила ее оставить. Я убежден, что и тут какая нибудь история в которую замешан щеголь, тем паче, что первый вопрос лебяди в лаборатории был — как щеголь не с Вами. Но теперь они встретились и должно быть делят щеголя. Боже, какие дуры. А щеголю то на них обоих наплевать.

Это все ничего, продолжал развалившись лицедей. Я вам расскажу теперь про двух других дур, которых я застал в лесу. Разговор с ними был не менее замечателен, чем наши разговоры с нашими женами.

Эти были такие экивоки которым не было бы конца, если бы я не уехал. Послушайте только.

Купчиха сообщила мне прежде всего, что моя жена заезжала к ней расстроенная, лебядь же сама приезжала к моей жене расстроенная. Но я ничего не сказал им, сперва, об этом последнем и купчиха, сперва, так и оставалась в неведении, что моя жена видела и лебядь, а не только ее. На этом основании они вовот развели против меня какую-то дурацкую стратегию то вступать со мной в союз одна против другой, то соединяясь против меня. Когда же лебядь ушла с террасы, я рассказал купчихе о встрече лебяди с моей женой и привел ее в такое неописанное состояние, что она бросилась отыскивать лебядь. Я уехал, но воображаю — из-за моей темы там должно быть разыгрывается такая же история между этими двумя дурами, как между нашими женами из-за щеголя. Недостает только узнать, что проделывают щеголь и кожух — в этот момент они должно быть вместе разводят такую же историю, как их жены. И они опять хохотали.

Однако, добавил лицедей, щеголя тут нет и я ошибся в предположениях. Очевидно они поскакали с кожухом в лес. В таком случае они застанут там милые отношения их жен и предполагаю, что выйдет из этого. Боже, Боже, Боже, до чего это глупо и смешно. Как это можно, какие то идиотские обстоятельства раздувать до того, что получится немыслимая каша заставляющая людей сходить с ума и беситься в течение часа. Я много видел историй. Но свою жену и моих приятелей и приятельниц я считал неглупыми людьми и вот заварили кашу из-за которой получается один только результат, что до сих пор мы все голодны, хотя уже второй час и должны метаться по городу вместо того, чтобы сидеть за столом в лесу и дышать прекрасным воздухом. До чего люди могут сходить с ума, это вертеп невообразимый.

Что нам теперь делать, спросил разстрига, я действительно голоден. Но необходимо вмешаться в эту историю и прекратить ее как можно скорее иначе мы так и останемся сегодня без завтрака, разъедемся не встретившись по делам и обстоятельства будут крутиться Бог весть сколько времени. Положительно неисповедимы пути Провидения когда поведает оно о делах наших последних наизнанку. И потопит нас в лучах своей славы будто-бы, как не есть и не пить, а вот егда[17] мы цветем поцветом первостепенным. Посему полагаю я что вот должны мы так и вот по разному расточить и сделать и присовокупить наоборот и преобразить в необычайных разногласиях пятую и еще семнадцатую и четырнадцатую и возьму и опять пока не осыпется эта правда на нас преображенных зубным врачем.

И разстрига молитвенно сложил руки. Жест этот напомнил лицедею их беседу у кожуха. Боже какое было это идиотство. Но ощущения которые он пережил тогда сидя в кресле напротив кожуха, выступили опять на его похолодевшем лице. Внезапно ему нехватило этих чувств. Он смотрел на разстригу и уже не веселился.

Он провел рукой по лбу. Что бы значила вся эта история. Нет он был болен, непостижимо болен. Еще минуту назад он смеялся искренне высмеивал себя и других и веселился при мысли о женах и мужьях. Еще минуту назад все ему казалось идиотством. Все женщины дурами. А теперь воспоминание о кожухе и о его руках опять душило его. Он пробовал воротник, который слишком давил. Почему он вдруг так шлепнулся. Что случилось. О этот кожух и все эти истории. И почему он только что потешался над своей женой. Может бедная она также страдает, как и он. Разве можно быть таким пустым и легкомысленным каким он был только что. И опять он во всех этих событиях видел глубокий смысл, как он видел недавно и не видел только. Истина опять переменила знак и белое опять стало белым перестав быть черным. Он не мог уже даже сопротивляться. Перед ним замолчавший разстрига сидел молитвенно сложив руки и уронив голову на впавшую грудь. Его лицо было таким, что лицедей увидел себя в зеркале. Что за повторение. И тут и там одно и то же. Не он один болен и сошел с ума. Этот тип тоже болен, тоже выжил из ума, обезумел. Ведь и он только что смеялся, только что хохотал веселился, а теперь уронил голову скис развалился сгнил сдох.

Лицедей вскочил.

Что с вами разстрига, вы только что смеялись. Разстрига поднял голову. Вы ведь тоже только что смеялись лицедей. И вы также грустны как и я. Очевидно Провидение не согласно с Ницше и наш смех убил только нас самих.

Я не хочу этого, к черту все эти тягости, что за стыд, вот мы вот мы будем теперь сидеть друг против друга и ныть и киснуть. Позор, черт знает что.

Но силы его оставили и он грохнулся в кресло.

Разстрига посмотрел на него внимательно. Ваша воля не выше воли которая выше вот нашей. Покоримся до днесь. Что вы скажете. Смех наш ничего не принес нам и ничего не рассеял. Он пришел к нам как откровение, как просветление и опять уныло все. Так нам ничего не дано.

Перед тем как приехать сюда я долго не мог одеться, раздевался одевался, опять раздевался среди вороха накиданных принадлежностей. Я ничего не понимал тогда и досадовал. А теперь я вижу, что это было такое же благословение свыше, как благословением свыше был наш смех вышний и как ангелом отлетевший от нас в дыру. И вот мы с вами точно паруса неприконченные опали и ждем ветра который может и подует отколе не возьмись. Исповедуйтесь лицедей. Пришел час когда надо покаяться нам в наших невероятных прегрешениях и тайных наших помыслах.

Разстрига встал.

Ибо пришел час и пришедший час стал часом приведшим и наставшим когда смущается тайна верхнего благополучия. Покайтесь, покайтесь лицедей. И я отпущу Вас в мир до мира и до первых какрас.

Лицедей снял шляпу, поднял полы пальто и стал на колени перед разстригой. Тот снял шляпу отложил трость и положив полу пальто на голову коленопреклоненного лицедея запел

Покайтесь

Лицедей сказал, каюсь. Я согрешил против Вас у кожуха, потому что заподозрил Вас в связи с моей женой. Я согрешил против щеголя, приревновав его к кожуху. Я согрешил против кожуха, приревновав его к щеголю. Я согрешил против лебяди, приревновав ее к жене и донеся на нее мужу, против купчихи, возненавидев ее, против Вашей жены, плохо поступив с ней когда она пришла ко мне, против моей жены заподозрив ее, против самого себя, обвинив себя против нас всех согрешил я. И подняв голову лицедей — запел — согрешил я.

Но тут разстрига не выдержал и упав на пол закатился от хохота. Но лицедей продолжал стоять закинув голову и пел — согрешил я Боже, согрешил я, Боже мой. Он был глух и ничего не слышал от восхищения.

Разстрига смеялся. Отпускаю Ваши грехи, лицедей, кричал он сидя на полу напротив него, отпускаю ваши грехи. Господь будет к вам милостив и не накажет вас за все эти тягчайшие прегрешения в которых вы мне только что покаялись. Теперь вы безгрешны. Будем веселиться же будем радоваться, так как все кончилось благополучно.

Но лицедей не опускал головы и все смотрел в потолок. Я хочу покаяния, отец, сказал он, жестокого покаяния. Тогда только смогу я загладить прегрешения мои.

Разстрига глядел с недоумением.

Смех его оборвался и он понял что совершил кощунство. Нахлынули на него мысли таким роем, что он сразу запутался в них. Он поднялся на колени и возопил: не мне вам давать покаяние лицедей перед Богом, ибо сам я грешен зело. Отче в пашне.

И рядом с лицедеем стал он класть земные поклоны с рвением и верой, как делал он в монастыре много лет назад. Лицедей посмотрел на него и стал повторять поклон за поклоном поклон, неумело и несколько опаздывая. В прихожей раздавался только шорох их одежд и глухой стук черепов стукавшихся то и дело о ковер. Так они замаливали прегрешения в этой истории. Разстрига кланялся с ожесточением. Тут надеялся он испить утешение от всех горестей. И по мере того, как он кланялся, груз лежавший на нем спадал и испарялся. Вот промелькнуло сегодняшнее утро и не осталось от него следа. Вот прошли последние годы и испарились. Вот его женитьба на швее — и от этого не осталось следа. Вот его уход из духовного звания расстрижение — и этого нет. Вот он у себя в келье, где прожил он столько лет. Вот воспоминания его обучения, а там детство, а там блаженство, за которым один Бог парящий над блаженством и его превышающий Бог, который выше Бога, потому что нет понятия выше которого он не был бы и никогда не может быть Он определен, словом хотя бы Над Богом есть Бог и над Богом Бог и становление и бытье и вся ересь которую он городил столько лет.