Олег Верещагин - За други своя!

• Название: За други своя!
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Боевая фантастика

Гигантская армия данванов вторгается на запад Горной Страны. И если ты хочешь мира — иди воевать! Я продолжаю свой рассказ о жизни Вольга Марыча из племени Рыси — приключениях Олега Марычева, внука советского офицера.

---

— В трубу-то он прыгает, — возразил Ревок, — да, сдается мне, без гранатомета…

— Так на что в трубу? — присев, Краслав уложил мину в приготовленную Олегом ямку. — Верно говорю, то и есть данванский воин из военной книжки.

— Нет, он, по-моему, подарки детям носит, — неуверенно оспорил Ревок. Олег, все это время наблюдавший за ними круглыми глазами, тяжело вздохнул и приказал:

— Закапывайте…

…Когда мины были заложены и аккуратно засыпаны землей с куртки, а потом — прикрыты дерном, Олег безбоязненно похлопал ловушки сверху ладонью и, махнув рукой, двинулся назад, к лагерю, а горцы неспешно зашагали через лес в противоположную сторону, просто прогуливаясь. Они шли и негромко разговаривали о девчонках, ждущих в Рысьем Логове, пересказывали, друг другу письма, недавно полученные — за исключением, конечно, самых сокровенных мест, предназначенных только для двоих.

И успели только почувствовать, как что-то тяжелое обрушилось им на головы сверху…

…Уже сутки вся чета перечитывала письма снова и снова. Не было слышно ни шума, ни споров, ни даже разговора на повышенных тонах. Все разнеженно улыбались миру, обращались друг к другу исключительно изысканно, а Гоймир плюнул на все и большую часть суток проспал.

Йерркка, Богдан и недавно вернувшийся Олег только что выкупались и сохли на пляжике. Олег думал, закрыв глаза ладонью. Богдан, лежа на животе, смотрел на него влюбленными глазами. Йерикка лениво развивал свою концепцию ведения войны с данванами — вопреки обыкновению, его никто не слушал.

Гостимир, сидевший неподалеку с гуслями, напевал полулирически-полуприключенческое, и Олег сквозь дрёму удивлялся, до чего странно звучат знакомые по отцовским записям строки, которым аккомпанируют на этом инструменте…

Был развеселый, розовый восход (1.)
И плыл корабль навстречу передрягам,
И юнга. вышел в первый свой поход
Под флибустьерским черепастым флагом.
Наклонившись к воде, парусами шурша,
Бриг трехмачтовый лег в развороте.
А у юнги от счастья качалась душа —
Как пеньковые ванты на гроте…

1. Стихи В.Высоцкого.

— Гостимир оборвал пение и спросил: — Вольг, а то что — "флибустьерский"?

— Это морских разбойников так называли, — лениво пробубнил Олег, — ну, типа морских анласов, про которых вы говорили…

— А бриг — это корабль? — уточнил слушавший песню Рван. — Такой, что коч да снек?

— Больше, — припомнил Олег когда-то любимого Крапивина с его воспеванием парусного флота. — Здоровенный, двухмачтовый… А грот — вторая от носа мачта… а ванты — это веревки на мачтах… — голос Олеге угас, и Гостимир запел снова:

И душу нежную под грубой робой пряча,
Суровый шкипер дал ему совет:
"Будь джентельменом, если есть удача,
А без удачи — джентельменов нет."

Олег лениво подумал, что сейчас его спросят, а что такое «джентельмен», но вопроса не последовало…

И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался — с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило…
Был однажды богатой добычи дележ,
И пираты бесились и выли.
Юнга вдруг побледнел и схватился за нож,
Потому что его обделили.
Стояла девушка, не прячась и не плача,
И юнга вспомнил шкиперский завет:
Мы — джентельмены, если есть удача,
А нет удачи — джентельменов нет.
И видел он, что капитан молчал,
Не пробуя сдержать кровавой свары,
И ран глубоких он не замечал,
И наносил ответные удары.
Только ей показалось, что с юнгой беда,
А другого она не хотела,
— Перекинулась за борт.
И скрыла вода.
Золотистое, смуглое тело.
И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,
Он разрядил тяжелый пистолет.
Он был последний джентельмен удачи, —
Конец удачам — джентельменов нет…

— Что-то мы слишком расслабились! — явно с усилием встрепенулся Йерикка Олег со стоном откинул руки в стороны, с наслаждением потянулся и, приоткрыв один глаз, сказал:

— Спокойно, рыжий. Знаешь анекдот?

— Меня всегда бесит этот вопрос, — фыркнул Йерикка. — Ну что на это можно ответить?! Рассказывай.

— На птичнике меняют петуха, — возвестил Олег. — Старого — в отставку…

— В варево, — уточнил Богдан.

— В отставку, — Олег строго взглянул на него. — А новый вылез на трибуну…

— Петух? — изумленно спросил Йерикка.

— Это анекдот, — уже с легким раздражением пояснил Олег. — Я могу и дальше спать.

— Да нет, давай уж, раз начал. Петух вылез на трибуну… — напомнил Йерикка.

— …и обещает полное сексуальное удовлетворение всем курам птичника. Ну, там кудахтанье, хлопанье крыльями… А после этого митинга старый отозвал новичка в сторону и говорит ему тихо: "Ты, Петь, не надрывайся. Их тут до хрена, сдохнешь ведь…" Молодой ему: "А иди ты!" Проходит неделя. Сначала все куры обслужены, потом утки, гусыни, индюшки… Старый петух забеспокоился: "Перетрудится, дурачок, ведь точно вдохнет!" — ну и пошел его вразумлять, молодого. Подходит к птичнику, видит — на дороге в пыли лежит молодой, крылья разбросал, клюв раскрыт, глаза закачены… Старый к нему бросился: "Я ж тебе говорил, Петя, эх, как же ты…" А молодой на него покосился краем глаз а, кончиком крыла шевельнул и говорит еле слышно: "Уйди, старый дурак. Ты же мне всех ворон распугаешь."

Богдан весело рассмеялся. Йерикка тоже захохотал — резко, взрывчато, потом спросил:

— Ага, значит, мы здесь вроде того молодого петуха… А если вместо ворон спустится коршун?

— Ну, мы-то не петухи, — подытожил Олег и вновь закрыл глаза ладонью: — Ладно, каникулы продолжаются…

Богдан — он как раз сел — поднялся на ноги. Приложил ладони к бровям, чуточку привстал на цыпочки:

— Лодка озером гребет, — сообщил он. — Вольг, бинокль возьму?

— Бери, — Олег сел. Он тоже видел лодку. Йерикка свистнул, вокруг зашевелились прочие отдыхающие.

— Мальчишка, гребет! — раздался звонкий голос Богдана. — Скоро так!

Гребец в самом деле наддавал. Рвал одним веслом, стоя, и разогнал свою посудину так, что выбросился на песок. Это и вправду был мальчишка из прибрежной веси. Он тяжело дышал, рубашка промокла от пота.

— Двоих ваших… — глотая слова, обратился он к замершим горцам. — Там… в лесу… недалеко….

— Коршун, — отчетливо сказал в тишине Йерикка.

* * *

Если бы это помогло, Краслав разбил бы себе голову о борт грузовика, в котором их везли к побережью. Но и он, и Ревок лежали на грязном дне неподвижно и молча, лицами вниз. Скрутили их профессионально, рваться было бесполезно, грозить или ругаться — смешно.

В кузове было двое хобайнов. Они сидели у заднего борта, поглядывая на дорогу, то пустынную, то внезапно заполнявшуюся техникой. Ни с пленными, ни друг с другом они не говорили, отчего возникало жуткое ощущение, что конвоиры и не живые вовсе.

Плен — самое страшное, что может случиться с человеком на войне. Плен — это отрицание человеческой личности в еще большей степени, чем смерть, потому что смерть меньше унижает человека; недаром сказали предки: "Одно лучше смерть на поле, чем жить позором в неволе!" Плен страшен даже у благородного противника, который "за столы-то велит сажать, а сажать-то не слугой, не из милости — а сажать-то велит, как брата родного!"

А если ты в руках у настоящего ВРАГА?

Вольг с Богданом попадали в плен. И ребята из других чет — тоже. Кого-то выручили, как тех же Вольга и Богдана. Но большинство были убиты и замучены.

Плен чаще всего — не свидетельство трусости. Но от этого не легче. А при мысли о том, что ждет впереди, становилось так тошнотно, что хотелось вцепиться зубами в гладкий пол и грызть его.

Ехали долго. Вечно мучиться нельзя, и мальчишки уснули, а разбудили их лишь когда развязали ноги и приказали встать. Грузовик был неподвижен

Их вытолкнули на подъездную дорогу, спускавшуюся в прибрежную котловину с практически отвесными стенами — насыпь, по которой вела вниз дорога, была единственным пологим местом.

— Гляди, — Ревок толкнул Краслава локтем в бок. Но тот уже сам увидел сбоку от дороги виселицу, на которой за левую ногу был подвешен голый человек. Как раз когда мальчишек подняли на ноги, по телу висящего волной прошли судороги, и он вытолкнул струю смешанной с ошметками внутренностей крови в большое болото кровавой грязи под виселицей, поблескивавшее жирно и маслянисто.

Край котловины обтягивала поблескивающая нить проволоки, натянутой на высоте человеческого роста — от нее до самой земли стояла мерцающая лиловая стена. Внизу, на дне, друг против друга выстроились шесть бараков — два поменьше, один совсем маленький, три больших. На четырех вышках по краям котловины — тоже внизу — виднелись прожектора и счетверенные установки.