Алексей Атеев - Тьма

• Название: Тьма
• Автор: Алексей Атеев
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38004-6

Тьма всегда поселяется в самых укромных, недоступных уголках. Отсюда ей легче плести свои мрачные сети, питаясь невежеством темных людей, их страхами, мелкими душонками... Так случилось и с маленьким уральским городком, где однажды объявился загадочный незнакомец. Придя в церковь, он обвинил настоятеля в отсутствии истинной веры, а в доказательство отправил священника парить под куполом храма. Немногим ранее на глазах у потрясенной толпы он воскресил из мертвых местного забулдыгу-бомжа. И вот уже церковь пустует, незнакомца объявили мессией, его новоиспеченные ученики с жадностью ловят каждое слово пророка. И лучше не вставать у него на пути, ведь некоторые из тех, кто на это отважился, сошли с ума от ужаса, а другие лежат в коме после кошмарной автокатастрофы...

---

Алексей Григорьевич Атеев Тьма

1

…Во время похорон гражданина Картошкина на городском кладбище (старом) имело место следующее происшествие. Перед погребением гроб стоял перед могилой на двух табуретах. В ходе прощания с усопшим мать означенного К. упала на мертвое тело якобы от «неизбывной скорби» (ее собственное выражение). В этот момент усопший зашевелился, а потом, к изумлению присутствующих, приподнялся и сел в гробу. Свидетели показали, что мертвое тело будто бы «оживили»…

Из милицейской сводки происшествий по городу Верхнеоральску

Итак, с чего все началось.

Районный центр Верхнеоральск – крошечный городок, стоящий на самом краю великой степи у отрогов невысоких гор, ничем особо не примечателен. Правда, выглядит он довольно живописно, поскольку за последние сто лет в облике своем почти не изменился. Некогда Верхнеоральск слыл купеческой твердыней и кичился достатком и патриархальными нравами. Народ здесь обитал обстоятельный и неторопливый. Имелось много старообрядцев, преимущественно из местных казаков. Сам же городок возник в эпоху матушки Екатерины как военная крепость, в числе других предназначенная охранять восточные рубежи России от набегов степных кочевников. И действительно, номады не раз и не два осаждали крепостицу, предавали ее разору и огню. Бесчинствовали тут и свои мятежники. Емелька Пугачев в 1774 году захватил крепость, спалил съезжую избу, повесил коменданта и покатился дальше со своим буйным воинством. Коменданта похоронили, съезжую отстроили заново, и жизнь пошла прежним чередом. Нравы потихоньку менялись. Кочевники замирились, Емельку казнили, а Верхнеоральск так и оставался военным поселением. Отправляли сюда на жительство пленных всякого рода и звания, вот хотя бы французов – солдат Великой армии Наполеона, потомки коих и сейчас имеются в городке и окрестных селах. Ссылали кое-кого из декабристов. Обретались в здешних местах и ссыльные поляки, да мало ли кто еще. Во второй половине века девятнадцатого крепость стала городом. Народишко занялся торговлей все с той же Степью; появились мельницы, водочные заводики и пивоварни. Купцы торговали, казачество исправно служило царю и отечеству, а чиновник спешил на службу. Прогресс, пусть и не семимильными шагами, но медленной, основательной поступью достиг и этого медвежьего угла. К концу века появилась женская гимназия, реальное училище, синематограф и даже телефонная станция на двадцать абонентов. Однако грянули великие потрясения, о которых предупреждал реформатор.

Революцию и гражданскую войну Верхнеоральск пережил весьма болезненно. Лавы красных и белых не один раз накатывались на городок. Купечество было частично расстреляно, остальное разбежалось: кто в Харбин, а кто и до Австралии добрался. Но пострадала не только состоятельная часть населения. И простым обывателям весьма крепко досталось. Несмотря на нэп, городок захирел. Достаточно сказать, что к началу коллективизации его население уменьшилось почти вдвое по сравнению с последним довоенным 1913 годом.

Положение, как ни странно, спасло в начале тридцатых строительство неподалеку детища сталинской индустриализации, невиданного по размерам металлургического завода, а при нем и рабочего поселения, именуемого Соцгород. Громадной стройке требовались рабочие руки. Казалось, это обстоятельство должно было и вовсе свести заштатный городишко с лица земли. Ан, нет! В Верхнеоральске организовали несколько профессиональных учебных заведений, готовивших кадры для строительства. К тому же коллективизация основательно тряхнула деревню, заставив часть крестьян сняться с насиженных мест и пополнить ряды городского населения. Как бы там ни было, городок если и не процветал, то уж, во всяком случае, не думал помирать. Он стал административным центром довольно приличного по размерам сельскохозяйственного района. В таком статусе Верхнеоральск благополучно дожил до наших дней. Современных построек в городке почти не имелось, так что он все больше ветшал. Но ветшал живописно, становясь похожим на декорации к какому-нибудь фильму средней руки из дореволюционной уездной жизни.

Стоит также заметить, что Верхнеоральск был известен своей тюрьмой, построенной еще при царизме, а в тридцатые-сороковые годы ставшей политизолятором. Сиживали здесь опальные деятели советского государства вроде Каменева, Зиновьева и иже с ними, представители разгромленных оппозиций, бывшие эсеры и анархисты, а после войны даже дальняя родственница Адольфа Гитлера. Если верить легендам, ходившим среди местного населения, то в централе одно время пребывала стрелявшая в Ленина Фанни Каплан.

Скончавшихся в тюремных стенах хоронили в одном из углов старого городского кладбища. Это кладбище являлось еще одной достопримечательностью Верхнеоральска. Обнесенное местами разрушенной невысокой стенкой, сложенной из дикого камня, оно стояло на выезде из города. В принципе, ничего особо выдающегося в сем кладбище не наблюдалось. В любом старинном городке существует нечто подобное, обычно несколько десятков мраморных или гранитных плит с надписями, указывающими, что под сим камнем покоится прах отставного подполковника от артиллерии Лещиц-Грабянки или почетного, потомственного гражданина Хряповолова. На здешних обелисках читались имена казачьих станичных атаманов, немецких пивоваров и купеческих вдов. Возможно, среди имен захороненных на кладбище заключенных верхнеоральского централа имелись достойные того, чтобы на их могилы водили экскурсии, однако вместо памятников им ставили таблички с номерами. Непогода очень скоро смывала номерные ориентиры, и уже сам черт не мог разобрать, где кто лежит. Впрочем, черт, возможно, и безо всяких указующих надписей располагал информацией на этот счет.

Однако местное население, во всяком случае часть его, занимал вопрос не столько о том, кто покоится под полуразрушенными обелисками, сколько ЧТО под ними покоится. Среди жителей Верхнеоральска на протяжении многих десятилетий ходили истории о кладах, закопанных на кладбище. Похоже, никто не располагал достоверной информацией на этот счет, однако слухи не затихали. И для этого имелись поводы. Так, например, в один прекрасный день верхнеоральцы столкнулись со следующим феноменом. Могила рабы божьей Антонины Супниковой, упокоившейся с миром в одна тысяча девятьсот восьмом году на пятнадцатом году жизни, оказалась раскопанной неизвестными, но не только костей означенной девицы, но и обломков ее гроба при ближайшем рассмотрении обнаружено не было. Само происшествие и связанные с ним обстоятельства скрупулезно зафиксировал милицейский протокол. Кто и зачем раскопал могилу и куда делись вещественные доказательства, так и осталось неизвестным. Органы попытались разобраться в обстоятельствах и причинах этого события, но расследование проходило очень вяло и, соответственно, зашло в тупик. Ясное дело, решили горожане, искали и, видимо, нашли клад. Но кто – так и осталось загадкой. Однако домыслы и россказни данный факт только усилил.

На старом верхнеоральском кладбище нынче редко кого хоронили. И не потому, что существовал запрет санстанции. Просто уважающие себя верхнеоральцы считали зазорным погребать прах своих близких там, где по ночам неведомые гробокопатели оскверняют могилки невинных девиц, а днем среди поваленных памятников и покосившихся крестов бродят коровы и козы. Для этой цели существовало новое городское кладбище, относительно благоустроенное и ухоженное, а старое являлось последним прибежищем всякого рода маргиналов, бомжей и, опять же, умерших заключенных, поскольку верхнеоральская тюрьма продолжала функционировать. Однако в тот ранний июльский вечер похороны проходили именно на старом.

Возле отрытой могилы на двух табуретах стоял открытый гроб, обитый дешевой красной тряпицей, а вокруг него и чуть поодаль сгрудился десяток субъектов, чей вид не оставлял сомнений в принадлежности погребаемого к определенной социальной группе, именуемой маргинальной.

Хоронили Толика Картошкина, личность в некотором смысле для Верхнеоральска примечательную. Толику не было еще и сорока, а сгубила его известная русская отрада и напасть – водочка. Пил Картошкин, что называется, по-черному. Однако, кроме алкоголя, у него имелась еще одна страсть – чтение. Казалось бы, как одурманенные зельем мозги могут воспринимать культуру. Но вот, воспринимали! Нужно отметить, Толик не употреблял алкоголь непрерывно, а страдал запоями. Запой продолжался обычно две-три недели и кончался полной прострацией. Тут уже было не до чтения… Молодец только пил и спал. Вернее, пребывал в тяжелом, наполненным кошмарами забытьи. Но, так или иначе, он выходил из непотребного состояния. Пару дней Картошкин страдал. Потом потихоньку оживал, поднимался с кровати и, похлебав сваренной матерью «борщевки», брался за книгу. Как гоголевский Петрушка читал он все подряд. Нет, конечно же, до учебника химии Толик не опускался, однако сегодня он мог увлеченно вчитываться в «Приключения Незнайки», а завтра перелистывать Генри Миллера. В городской библиотеке его хорошо знали, очень жалели и всегда в первую очередь выдавали новые поступления.