Алексей Атеев - Код розенкрейцеров

• Название: Код розенкрейцеров
• Автор: Алексей Атеев
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-13457-3

 В начале Второй мировой в провинциальный Тихореченск привозят четверых детей-близнецов. Вроде бы ничем не примечательный факт, если бы не одно обстоятельство: близнецы – посланцы тайного ордена розенкрейцеров. Рыцари этого ордена знают, где и когда должен произойти контакт с Нечто. Близнецы и осуществят этот контакт. Попытки агентов КГБ и нацистской службы СС «Аненербе» ликвидировать близнецов и сорвать контакт кончаются крахом. В урочный вечер посвященные собираются вместе и отправляются на кладбище, где в тайном склепе покоится стеклянный гроб. Момент контакта неумолимо приближается...

---

Алексей Атеев Код розенкрейцеров

ГЛАВА 1

Летним утром 1959 года аспирант исторического факультета Тихореченского педагогического института Егор Александрович Олегов отправился на дачу.

Стоял самый конец июня, занятия в институте закончились, и Егор оказался совершенно свободен. Семья – жена и двое детей – пребывала на даче уже две недели.

Вагон пригородного поезда оказался почти пустым. Оно и понятно – понедельник. Рабочие и служащие уехали более ранним рейсом, а сейчас отправлялись в путь те, кому спешить особенно некуда: отпускники вроде него, пенсионеры и прочие праздные личности. Егор вошел в вагон ни на кого не глядя, уселся на сиденье, рядом поставил туго набитый портфель, на пол вагона опустил объемистую сумку, достал из портфеля захваченную из дома «Правду» и уткнулся в первую страницу газеты, где крупный заголовок сообщал о начале работы пленума ЦК КПСС. В этот миг паровоз издал резкий гудок, состав дернулся, и Егор едва не свалился со скамьи.

– Безобразие! – возмущенно произнес он вслух.

– Это они всегда так делают, – тут же поддержал его сидящий поодаль старичок с удочками. – Озорные ребята, эти путейские…

Но Егор, не желая вступать в беседу, демонстративно уткнулся в газету.

– Чего же нынче пишут? – не отставал словоохотливый дедок. Он подвинулся и заглянул через плечо Олегова. – «Информационное сообщение», – прочитал он по складам. – Серьезное политическое мероприятие. Опять Никита Сергеевич резолюции намечать будет…

Старик несколько раз кашлянул и замолчал, ожидая ответной реплики. Так и не дождавшись, он вновь перешел в наступление.

– А кто это такой в нижнем углу? – поинтересовался он, тыча пальцем в газету. – Орденов-то сколько!

– Император Эфиопии Хайле Селассие, – довольно сердито объяснил Егор. – Приезжает к нам с государственным визитом.

– Император, значит, – глубокомысленно повторил старик. – А вот скажите мне, молодой человек, – сказал он, усаживаясь напротив Олегова и косясь на его обширную лысину и очки, – зачем они к нам все ездят, эти императоры?

Видя, что от старика не отвязаться, историк отложил газету.

– Дружеские отношения налаживают, – объяснил он.

– Ну да, ну да, дружба – это конечно… Одного только не пойму. Может, вы мне растолкуете. Мы своего императора Николашку в восемнадцатом шлепнули, так неужели этому Хайле не обидно, что, так сказать, коллега по работе сгинул вместе с семейством ни за что ни про что? Может, и его ждет та же участь, чего ж он к нам прет?

Егор Александрович усмехнулся. Старичок, видать, был непрост. Тот расценил усмешку Олегова по-своему.

– Ладно-ладно, провокационных разговоров вести больше не буду. Не боись, товарищ ученый. Вы ведь ученый?

Пришлось рассказать попутчику, кто он и откуда.

– А куда едешь-то? – не унимался дедок. Он обращался к Олегову то на «ты», то на «вы», видно, нарочно поддразнивая. Узнав, что Олегов едет на станцию Забудкино, расцвел.

– Как же, знаю. Дружок у меня там проживает. Отличные, скажу вам, места. Леса сосновые – что твой Шишкин. Знаете Шишкина – художника?

Олегов сказал, что знает.

– Хорошие леса, – продолжал старик. – Сосны эти – что твои мачты… Грибов много, ягод… И рыбалка неплохая. Там в лесу есть озеро. Лихим называется. Уж не знаю, почему так жутко зовется. Так вот, окунь в нем клюет отменный, ерш также… А если умеючи, можно и линя изловить.

Дед еще долго рассказывал о достопримечательностях Забудкина и достоинствах своего приятеля, страшного матерщинника и пьяницы. Однако эти качества старик вовсе не ставил ему в вину, а напротив, говорил он о них с ласковой гордостью.

– Полчаса может материться и ни разу не повторится, – уважительно рассказывал он, – не зря всю жизнь извозом промышлял.

Столь живописные подробности вдохновили попутчика на новые откровения, и он, видимо, доложил бы и про остальных знакомцев, которых, судя по всему, у него было немало, но оказалось, что старику нужно выходить. Сердечно прощаясь и заверяя, что они наверняка встретятся еще не раз, старик заторопился к выходу, и Олегов остался в одиночестве. Он даже пожалел, что оказался без попутчика, с которым дорога не так длинна.

Идеи с дачей Егор не одобрял. Еще зимой жена сначала нерешительно, потом все активнее заговорила о том, что дети часто болеют, то и дело простывают, их необходимо закалять, поить парным молоком. Нужно, чтобы они бегали босиком по траве и тому подобное…

Егор против всего этого, естественно, не возражал, но самого себя в деревенской глуши представить не мог. Однако жена, не дожидаясь его согласия, провела самостоятельную рекогносцировку, вычислила это самое Забудкино, съездила туда в середине мая, договорилась о даче, а как только начались каникулы, уехала с детьми из города.

Вначале холостая жизнь даже понравилась Олегову, но восторгов хватило ровно на три дня. Конечно, питаться можно и в столовой, однако прочие мелкие неудобства грозили перерасти в бедствие. Жена раза два приезжала и ненавязчиво намекала, что пора бы семье воссоединиться. Наконец Олегов не выдержал и скрепя сердце отправился в сельскую местность.

Больше всего его угнетала мысль, что там, очевидно, будет невероятно скучно, кроме того, в деревне, несомненно, обитают комары и мухи, которых Олегов недолюбливал. Впрочем, он успокаивал себя мыслями о российских классиках, которые время от времени, а иные и постоянно жили в деревне, и это обстоятельство явно не мешало их творческому развитию. И, опрометчиво решив заняться на даче работой над диссертацией, историк двинулся в путь.

В вагоне, кроме Олегова, осталось всего два человека: старушка с плетеной корзиной – не то грибница, не то огородница – и приткнувшийся в углу, сладко спящий молодец лет двадцати.

В вагоне царил тот еще аромат: смесь запахов угольной пыли, дыма, немытой одежды и мочи, который Олегов про себя охарактеризовал как запах беды. Он вдоволь надышался этим запахом, когда они с матерью и сестрой в августе 1941-го ехали в эвакуацию с Украины. С тех пор прошло много лет, но до сих пор жуткие дни и ночи стояли в памяти, словно все случилось только вчера. Месяца два добирались они до места, раз попали под бомбежку. Рев самолетов, оглушительный грохот разрывов и мать, мечущаяся возле вагонов, прижимая к себе детей.

Олегов неожиданно так разволновался, что чуть было не заплакал. Он судорожно сглотнул и уставился в окно. Казалось, с тех пор ничего не изменилось: те же телеграфные столбы, щиты снегозадержания, будочки стрелочников.

– Все то же, то же… – произнес он вслух. Пункт эвакуации Тихореченск стал для них второй родиной. Отца убили на фронте, и после окончания войны на Украину было решено не возвращаться. Мать осталась работать в Тихореченском педагогическом институте, который позже окончили они с сестрой. Жизнь в общем-то не баловала Егора. Хотя и особых проблем у него не имелось. Все шло по накатанной колее. Институт, комсомол, распределение в одну из городских школ, женитьба на сокурснице. Снова институт. Аспирантура… Налаженный быт, без взрывов и потрясений. Путь, почти досконально известный наперед до самой пенсии. Самое яркое впечатление жизни – война, эвакуация. Вот сейчас он едет в неведомое ему Забудкино, а зачем? К чему вся эта суета?

Неожиданно ему пришло в голову, что, поддавшись мелкой философии, можно проехать свою станцию. Ведь он даже не знает, когда выходить.

– Послушайте, – обратился он к старушке с корзиной, – а Забудкино?.. Скоро ли оно будет?

Но то ли старушка была глухонемой, то ли просто стеснялась вступать в беседу с культурным человеком в очках, но она ничего не ответила обеспокоенному страннику, зато откликнулся сладко спавший молодец.

– Не трухай, земляк, – на раскрывая глаз, неожиданно заявил он сочным баритоном, – держись за меня, все будет законно.

Успокоенный четким и ясным ответом, аспирант затих и лишь время от времени посматривал на неразговорчивую старушку. Простой народ довольно часто вызывал у Егора чувство недоумения.

Примерно через полчаса молодец вскочил, словно подброшенный незримой пружиной, и махнул Олегову рукой, призывая следовать за собой. Аспирант подхватил сумки и бросился следом. В секунду оба они спрыгнули на щебеночную насыпь. Поезд, видно, только этого и ждал, потому что тотчас тронулся.

– С тебя на чекушку, – хмуро произнес молодец.

Потрясенный такой наглостью, Егор полез в карман.

– Шутка! – выкрикнул малый, захохотав как бешеный, и тут же куда-то исчез.

Олегов остался один. Сквозь тонкие подошвы сандалий явственно ощущались острые края щебенки. От нагретых солнцем шпал сильно пахло креозотом, и этот крепкий и терпкий запах смешивался с волнами другого запаха, нежного и чуть тревожного. Так мог пахнуть только летний, усеянный цветами луг. И хотя над головой аспиранта журчал жаворонок, его, казалось, обступила странная нереальная тишина, как будто он попал на другую планету.