Вольфганг Хольбайн - От часа тьмы до рассвета

• Название: От часа тьмы до рассвета
• Автор: Вольфганг Хольбайн
• Издательство: Вече
• Жанр: Триллер
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-2574-5

Шестеро незнакомых друг с другом человек приезжают в старинный замок, где узнают, что могут унаследовать огромное состояние, если выполнят эксцентричное условие таинственного завещателя. Однако вечером того же дня в замке начинают происходить страшные и необъяснимые вещи, вынуждая предполагаемых наследников начать собственное расследование, чтобы выяснить кто или что им угрожает…

Вольфганг Хольбайн — один из самых известных и продуктивных писателей современной Германии, автор более 200 книг в жанре научной фантастики, фэнтези и ужасов.

---

Еще несколько минут назад я призывал к себе смерть. И вдруг я почувствовал огромное желание жить, жить долго, очень долго. Я хочу состариться, хочу стать таким же глубоким стариком, как Зэнгер и фон Тун. Зэнгер заслужил раннюю и мучительную смерть, но не я! Я никому не причинил зла, я всегда был скромным человеком, одиночкой, который не исполнял никакого особого предназначения, да и не претендовал ни на что. Мне хотелось жить, и я хотел измениться. Я хотел вернуться в Штаты вместе с Юдифью, жениться на ней и завести семью, быть важным, быть нужным, любить и быть любимым. Вдруг у меня появилось чертовски много планов, мне пришли на ум страшно важные вещи, которые мне хотелось бы иметь в своей жизни!

Но я знал, что умираю. Это было несправедливо, совершенно несправедливо, но фон Тун говорил правду, я умру. Раньше него и раньше Клауса Зэнгера, этого кровопийцы, который заслужил тысячу смертей. Моя покорность превратилась в злость, а мои растерянность и отчаяние — в упрямую жажду жизни. Так я должен назвать наследника? Не так-то много было у меня имущества, но для тех вещей, которые у меня были, для мебели, договора аренды, моего музыкального центра, моей коллекции пластинок и небольшой суммы денег на счете я должен был определить кого-то, кому я мог бы это завещать.

Но кого?

Я вспомнил о том, как я исподтишка посмеивался над Карлом, который мог спокойно не открывать свое заведение в течение нескольких дней, все равно никто бы не спохватился. Цербер, статист нашего времени, толстый трактирщик, никому не нужный в целом мире. А кто же я?

Я такой же лишний в нашем мире. Я всегда старался прилагать все усилия, чтобы не чувствовать себя одиноким. Моя гордость этого не допускала. Я всегда стремился к тому, чтобы рассматривать одиночество как свободу, свободу как счастье. А на самом деле это был глубоко укорененный страх отвержения и разочарования, который заставлял меня бежать в одиночество от любого намека на какую-то связь. Я всегда был всего лишь трусом. Я всегда убегал даже от себя самого.

— Ну? — снова спросил фон Тун с легким нетерпением в голосе.

— Я… я назову наследника, — ответил я и взглянул мимо старика в пустоту. Мониторы были выключены. Фон Тун еще раз облизнул грифель карандаша, поправил блокнот и уставился на меня, готовый писать под диктовку.

Отлично, у меня не было никого, для кого я был бы важен. А был ли человек, который бы для меня что-нибудь значил?

В прошедшие годы я жил как перекати-поле, как бродяга. Неутомимый, наполненный постоянным беспокойством, я кочевал, я не мог задержаться на одном месте более чем на несколько месяцев, максимум на полгода. У меня никогда не было потребности пустить корни, я прямо-таки боялся успокоиться, угомониться, сблизиться с окружающими людьми и пустить кого-то за свой фасад. Это было бегство, которое продолжалось всю мою жизнь, бегство от отношений, от доверия, от себя самого — возможно, от чего-то, что пряталось глубоко во мне и не поддавалось воспоминаниям. Если это было так, то это бегство закончилось здесь и сейчас. Этот зловещий профессор Зэнгер, любимым учеником которого якобы был я, настиг меня.

Во всяком случае, не было никаких родственников, которые будут сожалеть о моем отсутствии, если я умру в этой клинике (или чем это еще является!). Мои дружеские связи были лишь поверхностными приятельскими отношениями, это были лишь хорошие знакомые, люди, с которыми я несколько раз случайно встретился на каких-нибудь праздниках, чтобы потом снова расстаться с ними и потерять связь.

А что Юдифь? Этой ночью она встретилась мне, и это было какое-то озарение, я нуждался в ней и впервые не страдал от ощущения, что во мне нуждаются. Но если быть честным с самим собой, то я должен был сознаться, что я ее на самом деле совершенно не знал. Я даже не знал ее полного имени!

Может быть, Сильвия? Ведь она действительно меня любила. Наши отношения были односторонними, да к тому же и краткосрочными. У Сильвии были отношения со мной, а я противился этому. Она была красивой, сексуально привлекательной и имела в отношении меня честные намерения, и это я всегда знал. Но именно это и заставляло меня постоянно сторониться ее, стремиться в другой город, другую культуру. Я боялся, что, если я не буду постоянно отрываться от нее, я полюблю ее. Я слишком боялся задохнуться в ее безграничном доверии, которое она постоянно на меня изливала. Я не хотел себя эмоционально связывать, особенно с ней. Я точно знал, что она ищет меня после того, как я просто сбежал, не сказав ни слова, не оставив даже короткой прощальной записки. При том минимуме имущества, которым я обладал, я мог собраться в путь и сняться с якоря в любой момент дня и ночи, вовсе не попрощавшись. Другая страна, другой город, другой бар, где меня обслужат, новые мимолетные друзья. Да, Сильвия действительно что-то значила для меня. У меня было такое чувство, что где бы я ни был, это было недостаточно далеко от нее. Я не хотел быть нужным, не хотел брать на себя ту ответственность, которую мне пришлось бы на себя взять, если бы я был с ней достаточно долго, чтобы влюбиться в нее. И теперь я знал, что мое решение оставить ее было правильным, с горечью думал я. Я таким образом мог уберечь ее от переживаний по поводу моей смерти. Должно быть, она ненавидела меня, но это было даже хорошо и правильно, учитывая обстоятельства. Ей будет легче, когда она услышит, что я оставил ей немного денег в наследство.

— Сильвия Штейн, — устало вымолвил я. — Она должна быть моей наследницей.

Карандаш адвоката заскрежетал по серой бумаге.

— Экзотическая танцовщица, — прокомментировал он.

Сбитый с толку, я недоверчиво взглянул на старика.

— Откуда вы ее знаете? — спросил я. И откуда этот старый хрыч знает, что она стриптизерша?

Фон Тун ограничился лишь парой складок в уголках рта, что, вероятно, должно было обозначать улыбку.

— У вас никогда не было чувства, что за вами наблюдают, господин Горресберг? — спросил он.

— Нет! — энергично выкрикнул я. С меня слетела вся меланхолия разом. — Мне не свойственны параноидные мысли, — добавил я с сарказмом.

— Просто удивительно, насколько простодушными бывают люди, — ехидно ответил старик. — Конечно же за вами наблюдали с тех пор, как вы покинули эту школу. Вы были слишком ценны, чтобы выпустить вас из виду. Многообещающий кандидат последнего поколения.

— Что вы имеете в виду?

— Вы же видели видеозапись со скаутами, — невозмутимо ответил фон Тун. — Разве вы себя не узнали?

Я тупо кивнул.

— И про олененка… — старик пронзительно взглянул на меня. Я вспомнил прозвище парашютистов. Зеленые бесы. По крайней мере, к этому фон Туну это прозвище подходит, прямо не в бровь, а в глаз. Это действительно был черт, который скрывался под маской безобидного дедушки. — Бьюсь об заклад, вы думали про себя, что происшествие с комбайном было случайностью, — продолжил фон Тун, не дождавшись моего ответа. — Я прав, господин Горресберг? Вы ошибаетесь. Это вы убили животное.

— Вы хотите сказать, это я его спугнул, — поправил я старика, стараясь про себя игнорировать странное чувство дежавю, которое снова возникло при воспоминании о просмотре отрывка. — Я вспугнул его, когда пробегал по лесу. — Что за безумие я несу? Я никогда не бегал по этому лесу, черт меня подери! — И тогда…

Перед моим внутренним взором хрупкое тело животного снова разрывалось огромными ножами зерноуборочного комбайна. Между перекладинами, оснащенными острыми режущими поверхностями, мелькали куски мяса, костей, брызгала кровь.

— Послушайте, — фон Тун посмотрел на меня заговорщическим взглядом. — Вы должны знать, что все было не так. Неужели вы еще не преодолели стену?

— Какую стену?

— Имя доктора Гоблера вам что-то говорит? — Старик склонил голову набок.

— Какую стену? — в раздражении повторил я. — Не уходите от ответа, фон Тун. О чем вы говорите?

Адвокат задумчиво покачал головой. Он выглядел немного смущенным.

— Я сожалею, господин Горресберг, — заговорил он снова сочувствующим, но решительным голосом. — Я не уполномочен вам это говорить. Попробуйте вспомнить доктора Гоблера. И тогда вы поймете, какую стену вам следует разрушить.

— Да какой еще, к черту, доктор Гоблер! — мое терпение подходило к концу. Таинственное поведение фон Туна, его многозначительные намеки и его полоумные утверждения довели меня до белого каления. Я почти кричал.

Старик снова с сожалением покачал головой. Потом он пожал тощими плечами и глубоко вздохнул.

— Сильвия Штейн действительно красавица, — сказал он таким тоном, как будто все время, что мы здесь находились, мы говорили исключительно о стриптизерше. — Особенная женщина.

Я старался взять себя в руки и не потерять самообладания окончательно. Если бы не это проклятое успокоительное, которое наверняка вводили в меня эти машины по мере ускорения моего пульса! «Спокойно, — уговаривал я себя. — Я еще покажу этому изворотливому адвокату, дайте срок!»