Хилари Бэйли - Невеста Франкенштейна

• Название: Невеста Франкенштейна
• Автор: Хилари Бэйли
• Издательство: Geleos Publishing House
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8189-1631-6

Холодящий кровь роман о безудержной страсти блестящего, но бесчеловечного ученого Виктора Франкенштейна к своему творению. Нет-нет, не к безобразному, косноязычному, хромому гомункулусу! А к его изящной и грациозной невесте. Достойное продолжение бестселлера всех времен и народов — классического английского романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей».

Виктор Франкенштейн вновь не сумел побороть непомерного тщеславия и создал еще одно существо. На этот раз — невероятно прекрасное с виду, но непредсказуемое изнутри: ангела или дьявола. Ангела? Но кто убил, изрезав ножом, жену и маленького сына Виктора, залив постель, всю комнату, весь дом кровью, заставил обезумевшего от горя Франкенштейна рыдать над их истерзанными, изуродованными телами?! Ученый знает это с самого начала, но — в который раз! — не может остановиться. Кровь и страдания невинных жертв не станут искуплением: зло распространится и найдет дорогу в будущее…

В книгу включена также история создания оригинального романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». И она не менее увлекательна и драматична, чем книги о Викторе Франкенштейне и его созданиях.

---

Нотткатт между тем продолжал подпирать стену. Он только заметил:

— О, мистер Гуделл! Вчерашний грязный джентльмен. Пришли испортить нам развлечение, как я понимаю?

Я ответил ему громко и отчетливо:

— Если вы находите, мистер Нотткатт, что хороший способ поразвлечься — это выставить немую женщину на всеобщее обозрение, то нам с вами говорить больше не о чем.

Мои слова вызвали некоторое замешательство, даже негодование окружающих. Нотткатт же едва удостоил меня снисходительной улыбкой. Тогда заговорил Мортимер:

— Гуделл, не могу понять, с какой стати вы лезете в это дело? Как я понимаю, это вы притащили миссис Джакоби в Лондон, чтобы она явилась сюда… Ваше дурацкое вмешательство только все портит!

Мне очень захотелось ударить его по лицу, а затем сделать то же самое с Нотткаттом. Но вместо этого я лишь наклонил немного голову, дабы расслышать, что нашептывает Марии миссис Джакоби.

— Мария, ты не можешь на это пойти! Это испортит твою репутацию! Это может тебе очень навредить! Разве есть у тебя основания сомневаться в том, что я пекусь о твоих интересах? А мистер Гуделл, разве ты его не знаешь?! Мы пришли, чтобы убедить тебя не принимать участия в этом демонстрационном сеансе. Подумай, что ты можешь наговорить в состоянии транса. Это безумие!

Но Мария только и делала, что прикладывала пальцы к губам миссис Джакоби, качала головой и улыбалась. Казалось, она очень плохо себе представляет, что вообще происходит вокруг нее.

Габриэль Мортимер уже было приготовился вступить в спор, но в этот момент Нотткатт выступил вперед, взял Марию под руку и повел к первым рядам, намереваясь представить ее своим родителям. Никто не сделал попытки его остановить. Уводя Марию, он бросил язвительный взгляд на миссис Джакоби.

— Зачем она это делает? Что у нее на уме? — спросил я пожилую леди.

Та лишь покачала головой.

— Она сама хочет принять в этом участие, — ответила миссис Джакоби, — я в этом не сомневаюсь. Она на это настроилась, а раз так — ее не переубедить. Но в то же время Мария кажется какой-то странной, будто она не в себе. Раньше я ее такой никогда не видела. Габриэль, ты напоил ее каким-то лекарством? Ты же знаешь, она не переносит ни снотворное, ни возбуждающие препараты. Разве нет?

Мортимер ничего не ответил, а вместо этого направился к Марии, которая раскланивалась с родителями Потткатта. Уиллер последовал за ним.

Миссис Джакоби посмотрела на меня и вздохнула: Я сел рядом с ней.

— Все мои усилия напрасны, — обреченно сказал я. Моя соседка теперь почти не обращала внимания на происходящее. Уиллер провел Марию по трем деревянным ступенькам на возвышение и усадил ее там на одно из двух кресел. Она сидела и смотрела прямо перед собой, положив руки на подлокотники кресла. Певица выглядела чрезвычайно спокойной. Всей той силы, энергии, которая была присуща ее движениям, как не бывало.

Уиллер уселся напротив Марии, причем так близко к ней, что колени их едва не соприкасались. Шум и разговоры в зале сразу стихли, движение прекратилось. Все расселись, наступила абсолютная тишина.

— Если ее напоили лекарствами, значит, она больна, — прошептала мне миссис Джакоби.

— Может, Уиллер позаботился о том, чтобы ввести ее в транс уже перед приездом сюда, — предположил я. — Интересно, сколько же времени провела она под гипнозом за эти несколько дней?

Представление вот-вот должно было начаться. На улице становилось все темнее. При малейшем движении воздуха свечи отбрасывали причудливые отсветы. Серьезные профессора, красивые дамы, пэры и прочие господа затихли все как один. Уиллер совершил несколько пассов с кристаллом прямо перед глазами Марии и показал, что он доволен ходом эксперимента. Как я и подозревал, певицу привезли сюда уже в состоянии транса. Затем Уиллер, глядя ей прямо в глаза, сказал:

— Мария Клементи! Находитесь ли вы в состоянии транса и под моим полным контролем?

— Да, — ответила Мария чистым и ясным голосом.

— Были ли вы до этого времени абсолютно немой?

— Да, — снова повторила она. — Петь я могла, а говорить — нет.

Голос ее был низким и очень чистым. В аудитории возникло движение, раздались восклицания, послышались комментарии.

— Почему же вы не могли разговаривать? — спросил Уиллер.

Если до этого места представление, как я и предполагал, было тщательно отрепетировано в Ричмонде для того, чтобы представить почтенной аудитории гладко отработанную версию, то далее все пошло в непредсказуемом направлении.

Из прекрасных губ Марии Клементи раздался грубый, ужаснувший всех голос, совсем не похожий на тот, которым она говорила раньше. Он теперь весьма отдаленно напоминал тот прекрасный голос, который пленил всю Европу. Он был низкий и резкий, какой-то смазанный, с непонятными интонациями и акцентом. В течение всего этого ужасного эпизода Мария переходила от одного голоса к другому, имитируя чьи-то чужие интонации, как будто не была уверена в своих собственных. И в самом деле, она не была уверена не только в собственном голосе, но и в своих мыслях, чувствах, как будто плохо представляла себе, кто она такая. И это ее непостоянство и неуверенность вызывали ужасное ощущение, которое усугублялось еще и тем, что среди голосов, которыми она говорила, был явственно слышен голос Виктора Франкенштейна.

Но сначала раздался другой, непривычный, режущий ухо голос, отвратительный и невнятный:

— Я никогда не говорила потому, что, по замыслу того, кто меня создал (черт его подери!), у меня и не должно было быть языка. Такой уж я родилась во второй раз, когда он вернул меня с того света, после того как я умерла, на том далеком скалистом острове, где холодные волны бьются о каменистые берега. Как холодно, — продолжал говорить этот голос, — о, как холодно там было…

Публика слегка зашевелилась, не в силах разобраться, было ли это хитро задуманное представление или перед ней действительно стояла обезумевшая женщина. Люди начали переговариваться. Я услышал негромкий нервный смех.

Мария уже стояла лицом к аудитории, широко расставив ноги. Во всей ее позе чувствовалось напряжение, голова была высоко поднята. Я посмотрел на Уиллера, который продолжал сидеть в кресле, — он был в растерянности. Однако опытный шоумен, умело скрывал свои чувства от публики. Представление шло не по плану. Он, видимо, надеялся, что все как-то выправится само собой или что он сможет направить действие в надлежащее русло. Но этого не случилось.

— Черт бы его побрал! — повторила Мария. Тут Уиллер вскочил на ноги.

— Мария, дорогая… скажи мне правду… — сказал он, однако просьба его утонула в потоке ее слов: она продолжала говорить, на этот раз голосом маленькой девочки, ребенка, и теперь уже на французском.

— Первое, что я запомнила, — это свет, — рассказывала она. — И я вышла из темноты на свет… Холодно, очень холодно… — И вдруг она заговорила по-другому, очень приятным голосом низкого регистра, который (увы!) был очень и очень похож на голос Виктора Франкенштейна. — Потом я увидела склонившееся надо мной темное лицо. Лицо любовника, лицо того, кто меня создал. Лицо Виктора, который любил меня, потому что это он меня создал. Создал, потому что любил.

То неразборчивое лепетание, с которого Мария начала свой рассказ, вернулось вновь. Казалось, будто это голос пьяницы, разразившегося пьяной тирадой.

— Я знаю, что сделал этот злодей! Он взял того другого, которого он тоже создал, моего любимого, моего Адама, и стал бить его и держать в заточении, а потом увез его, увез далеко, совсем далеко, в какую-то пустыню, и оста вил там одного. А я все равно знала, где он… Адам, мой милый Адам… Всегда знала, где он, знала, какую боль он испытывает. С того самого мига, как я открыла глаза на этом далеком острове и увидела лицо того, кто меня создал, я уже знала, где мой Адам, я всегда чувствовала, далеко он или близко. Будь проклят этот Франкенштейн! Будь он проклят!

Уиллер, стоявший теперь рядом с Марией, старался ее остановить. Но она продолжала, теперь уже злобно имитируя голос Виктора:

— Я дал тебе жизнь, моя дорогая, и тебе суждено было стать подругой и невестой другого моего создания, но он тебя не получит. Ты будешь моей.

Какая-то женщина в зале пронзительно закричала. Один мужчина поднялся на ноги и воскликнул:

— Ересь! Что за ересь она несет?!

Голос его затерялся в шуме других выкриков. Затем все перекрыл еще один пронзительный крик женщины. Я подумал о родителях Виктора, которые сидели в этой толпе и слышали всю ту клевету, которая звучала сейчас в адрес их сына.

Обернувшись, я увидел, что они неподвижно сидят на своих местах и на лицах их застыл ужас. Я посмотрел на миссис Джакоби. Она сидела, прикрыв рот рукой, и шептала: