Уильям Коллинз - Опавшие листья

• Название: Опавшие листья
• Автор: Уильям Коллинз
• Издательство: Бастион
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85417-013-2, 5-85417-001-9

Полный благородных устремлений, приезжает молодой воспитанник американской христианской Общины Амелиус Гольденхарт к себе на родину в Англию. Здесь он влюбляется в Реджину, племянницу богатого торговца Фарнеби, но, познав эгоизм и жестокость, лицемерие света, отдает свое сердце обездоленной, одинокой девушке Салли – одной из представительниц «опавших листьев» буржуазного общества. Содержание романа мелодраматично, в нем присутствуют элементы детектива и мистики.

---

После служанки снова потребовали хозяйку дома и расспрашивали ее о старой женщине. Но она не могла сообщить о ней никаких сведений. Спрашивали о письмах и бумагах покойной леди, но не оказалось ни того, ни другого, только и осталось после нее, что два рецепта. Конторка была пуста.

Следующим свидетелем был доктор.

Он описал состояние, в котором нашел больную. Все признаки были отравления стрихнином. Рассмотрев рецепты и склянки, он убедился в роковой ошибке. Он объяснил на допросе то же, что Амелиус. Рассказав о встрече с Амелиусом в дверях и о последовавших событиях, заключил посмертным исследованием, доказавшим, что смерть произошла от яда, и именно стрихнина.

Снова были вызваны хозяйка дома и служанка. Они должны были в точности определить время с той минуты, как служанка вышла от леди, и до того, как раздались ее крики. Покончив с этим, их спросили, кто, кроме старой женщины, посещал покойную или имел доступ к ней во время ее пребывания тут. Обе твердо отвечали, что дверь была всегда заперта, и ключ от нее находился у хозяйки дома. Это доказывало, что леди не могла иным путем достать себе яда, итак, решив, что смерть произошла от ошибки, вызвали Амелиуса.

Адвокат, нанятый мистером Мильтоном со стороны Фарнеби, до сих пор ни во что не вмешивался, теперь же было очевидно, что он обратил особенное внимание на допрос.

Сначала Амелиус был в нервном состоянии. В Америке привык он выступать перед публикой и с хладнокровием и самообладанием говорить о социальных и политических предметах, но ему в первый раз пришлось выступить на допросе свидетелем. Ответив на обычные формальные вопросы, он с таким горестным волнением описывал страдания мистрис Фарнеби, что следователь приостановил допрос и дал ему несколько минут отдохнуть и собраться с силами. Однако он не мог успокоиться до конца своих показаний. Когда был поставлен вопрос о его отношениях к мистрис Фарнеби, слушатели заметили, что он тотчас же поднял голову и стал смотреть и говорить, как человек принявший твердое решение и уверенный в самом себе.

Следовали вопросы:

Рассказывала ли ему мистрис Фарнеби о своем разладе с супругом? Был ли этот разлад причиной удаления из дома мужа? Уведомляла ли его мистрис Фарнеби о месте своего жительства? На все три вопроса он отвечал утвердительно. Но он отказался отвечать, когда его спросили, какого рода «разлад» был между супругами, мог ли он серьезно удручать душу мистрис Фарнеби, зачем она назвалась ложным именем и почему доверила горести своей семейной жизни такому молодому человеку и знакомому с нею лишь несколько месяцев. «Что доверила мне мистрис Фарнеби, – сказал он, – то я дал честное слово хранить в тайне. После этого присяжные, надеюсь, поймут, что долг мой в отношении покойной обязывает меня сдержать слово».

Тут раздался между слушателями ропот одобрения, в ту же минуту прекращенный следователем. Старшина присяжных поднялся с места и заявил, что подобная совестливость неуместна в таком серьезном деле. Услышав это замечание, адвокат нашел, что теперь пришла его очередь, и заговорил:

«Я нахожусь здесь как представитель супруга покойной леди. Господин Гольденхарт ссылается на законы чести, чтоб оправдать свое молчание. Мне покажется удивительным, если во всем собрании найдется хоть один человек, который не отнесется к этому с одобрением. Но я попрошу позволения, сэр, задать господину Гольденхарту один вопрос. Понравится или не понравится это старшине присяжных, но я, без сомнения, желаю через это разъяснить дело».

Следователь, взглянув на мистера Мильтона, согласился удовлетворить желание адвоката.

– Признания мистрис Фарнеби в семейных неприятностях не дают ли повода предполагать, что они побудили ее к самоубийству.

– Нет, – отвечал Амелиус. – Когда я видел ее в утро смерти, я не предполагал самоубийства. Я шел к ней с хорошими вестями, о чем и сообщил доктору во время моего с ним разговора.

Доктор подтвердил. Старшина присяжных, если и не был убежден, все же замолчал. Один из его собратьев, увлекаемый примером старшины, прервал следствие, обратившись к Амелиусу с другим вопросом: «Мы слышали, что вы приехали тогда в сопровождении молодой леди и ввели ее с собой в комнату больной. Мы хотим знать, что было нужно там этой молодой особе».

Адвокат снова вмешался.

– Я протестую против этого вопроса, – сказал он. – Следствие производится для выяснения, каким образом произошла смерть мистрис Фарнеби. Какое до этого дело молодой леди? Доктор засвидетельствовал, что ее не было в доме в то время, когда он был призван и когда яд уже действовал. Я обращаюсь, сэр, к очевидности дела и к вам, как представителю власти, чтоб подтвердить это. Господин Гольденхарт, знавший обстоятельства жизни покойницы, заявил под присягой, что ничто не побуждает подозревать здесь самоубийства. Свидетельство служанки приводит прямо к заключению, что смерть произошла вследствие злополучной ошибки, вот и все. Зачем же терять время в бесполезных вопросах и к чему мучить, надрывать душу живых родственников, удовлетворяя любопытство посторонних?

Публика громко выразила свое одобрение. Адвокат прошептал мистеру Мильтону: «Все идет хорошо!»

Порядок был восстановлен, следователь заявил, что вопрос присяжного признан неуместным и что показание служанки, подтвержденное доктором и аптекарем, признано удовлетворительным при настоящих обстоятельствах.

Присяжные совещались между собою. Время завтрака приближалось. Достоверность показаний служанки отрицать не было возможности. Следователь напомнил, что покойная леди горячилась, сердилась на служанку, а в таком состоянии легче сделать ошибку, чем в состоянии покоя. Все это не подлежало сомнению. Итак, решили, что смерть произошла от несчастной ошибки. Тайна мистрис Фарнеби осталась ненарушенной, репутация ее подлого супруга сохранилась незапятнанной, а жизнь Амелиуса с этого рокового момента получила новое направление.

Глава XXXVI

По окончании следствия мистер Мильтон, не нуждаясь более ни в Амелиусе, ни в адвокате, отправился домой. Но как человек в высшей степени вежливый, он просил у них извинения, что оставляет их так поспешно, говорил, что его дома ожидает, может быть, телеграмма из Парижа.

Амелиус справился у хозяйки дома, когда будут похороны и, узнав что они назначены на следующее утро, поблагодарил ее и отправился в коттедж.

Там ожидала его Салли, чтоб спросить на счет покупок для траура по ее несчастной матери. Жена Тофа брала на себя все хлопоты. Салли также беспокоилась о том, чем кончилось следствие. Отвечая на ее вопрос, Амелиус предупредил ее на всякий случай, чтоб она, если спутница спросит ее, отвечала, что потеряла мать свою при весьма грустных обстоятельствах. Когда они обе оставили коттедж, он приказал Тофу ввести к нему незнакомца, которого он ожидал, и запереть за ним дверь. Пять минут спустя явился молодой человек, по имени Моркрос, и крайне смутил Тофа. Он был прекрасно одет, имел изящные, самоуверенные манеры, но не походил на джентльмена. В самом деле то был полисмен высшего разряда, в партикулярном платье.

Войдя в библиотеку, он разложил на столе несколько бумаг, написанных рукой Амелиуса, и с отметками, сделанными им на полях красными чернилами.

– Я понимаю, сэр, что вы имеете основание не представлять это дело в суд.

– Очень жалею, но не могу согласиться сделать его гласным из-за людей, еще живущих и умерших. По той же причине я описал подробности интриги с некоторой сдержанностью. Надеюсь, что и этим не поставил затруднений для ваших действий.

– Конечно нет, сэр. Но я хотел бы спросить вас, что намерены вы предпринять в случае, если я разыщу людей, принимавших участие в этой интриге?

Амелиус неохотно сознался, что он не желает ничего предпринимать против женщины, соучастницы в этом деле, «хочу только заставить ее помочь мне доказать другие совершенные им преступления».

– Вы подразумеваете мужчину, называющегося Жервеем, сэр?

– Да, я имею основание полагать, что он оставил Соединенные Штаты вследствие весьма важных проступков…

– Извините, сэр, если я прерву вас. Достаточно ли это важно, чтоб подвергнуть его обвинению при трактате, заключенном между обеими державами?

– Я в этом не сомневаюсь. Я телеграфировал к лицам, которые могут доставить о нем подробности. Я не остановлюсь ни перед какой жертвой, чтоб заставить этого негодяя поплатиться за его деяния.

Этими словами Амелиус со свойственной ему откровенностью обнаружил свои намерения. Ужасные воспоминания о последних минутах мистрис Фарнеби возбудили в его великодушной натуре негодование на несправедливость и жестокость, доставшиеся бедному, страдающему существу, которое верило ему и любило его. Невыносимой была для него мысль, что негодяй, мучивший, обиравший и доведший ее до смерти, останется ненаказанным. Эта мысль мучила его и день, и ночь. Заботясь о будущности Салли, он, по распоряжению мистрис Фарнеби, виделся с ее стряпчим в один из дней между ее смертью и следствием. Узнав, что некоторые необходимые формальности потребуют несколько дней, он решился использовать это время для преследования Жервея. Стряпчий, после тщетных возражений, уступил перед серьезной настойчивостью и благородной честностью Амелиуса и рекомендовал ему сведущего и надежного человека для ведения этого дела. В тот же день доставлено было Моркросу точное описание всего случившегося, и он пришел доложить о результате своих первых действий.