Джулия Гарвуд - Рискованная игра

• Название: Рискованная игра
• Автор: Джулия Гарвуд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-004690-1

Тайну исповеди нельзя нарушить. Но как быть, если на исповеди маньяк объявляет, что планирует очередное убийство? Как быть, когда по описанию намеченной жертвы священник узнает свою родную сестру? Отец Том вынужден обратиться за помощью к другу, агенту Николасу Бьюкенену. Николасу предстоит не только спасти юную Лорен от убийцы, но и на всю жизнь стать ее защитником в этом суровом, порой жестоком мире.

---

Джулия Гарвуд Рискованная игра

«То, что осталось позади, и то, что предстоит изведать впереди, сущие пустяки по сравнению с тем, что кроется в нас».

Ралф Уолдо Эмерсон

Пусть твой безграничный энтузиазм подарит тебе огромную радость во всех твоих начинаниях.

Пусть твой неукротимый дух ведет тебя в битвы за правое дело.

Пусть твое сердце всегда полнится до краев ответной любовью.

Джерри, я так горжусь тобой!

Глава 1

В исповедальне стояла поистине адская жара. Да нет, куда там аду! Черная плотная занавеска, с которой годами не стряхивали пыль, закрывала узкую щель от потолка крохотной клетушки до выщербленного деревянного пола, не пропуская ни света, ни воздуха. Ну и пытка! Все равно что оказаться в гробу, который кто-то по неосторожности или рассеянности прислонил к стене! Отец Томас Мэдден возблагодарил Бога за то, что не страдал клаустрофобией, хотя и без того чувствовал себя хуже некуда. Спертый воздух был пропитан запахом плесени, отчего преподобный отец дышал тяжело и с трудом, словно вновь очутился в Пенн-Стейт[1] и из последних сил бежал к воротам с футбольным мячом в руках[2]. Правда, тогда ему было плевать на то, что легкие разрываются от недостатка воздуха. Впрочем, как и сейчас. Всего-навсего часть его обязанностей.

Старые священники советовали ему в таких случаях возносить молитвы за души бедняг, томившихся в чистилище. Том не видел в этом никакого вреда, хотя часто задавался вопросом, каким образом его собственные несчастья облегчат мучения кого-то другого.

Преподобный отец заерзал на жестком дубовом стуле, неловко извиваясь, словно мальчишка-певчий на воскресной службе. Соленые капли ползли по лицу и шее, падали за воротничок. Длинная черная сутана уже успела промокнуть насквозь, и Том сильно сомневался, что аромат мыла «Айриш спринг», которое он обычно употреблял, перебьет едкую вонь пота.

Температура на улице достигла тридцати пяти градусов, если верить старому термометру, прибитому на побеленной каменной стене дома приходского священника. Влажная жара делала сносное существование невыносимым, и всякий несчастный, вынужденный покинуть прохладу дома, оснащенного кондиционером, заранее злился, поскольку на улице приходилось передвигаться черепашьим шагом.

Да, грешники выбрали для покаяния не самый подходящий день. В церкви, разумеется, были окна, но те, что пониже, никогда не открывались в тщетной попытке отпугнуть хулиганов, у которых в душе не было, естественно, ничего святого. Еще два находились в немыслимой вышине под золоченым готическим куполом. Цветные витражи изображали архангелов Гавриила и Михаила со сверкающими мечами в руках. Гавриил с просветленным лицом устремил взгляд в небеса, а Михаил грозно взирал на змей, пронзенных мечом и издыхающих у его босых ног. Витражи считались бесценными шедеврами, созданными художником, вдохновленным молитвами и постом, однако и они оказались бессильны против жары, поскольку совершенно не способствовали улучшению вентиляции.

Том, могучий гигант с обхватом шеи семнадцать с половиной дюймов, великолепным наследием, оставшимся со времен дней славы и успеха, к сожалению, был от рождения наделен младенчески чувствительной кожей, и малейшее повышение температуры приводило к неизбежной потнице. Ничего не поделаешь, придется устроиться с удобствами.

Он задрал сутану до самых бедер, открыв красные с белым боксерские трусы, подаренные его сестрой Лорен, сбросил забрызганные краской теннисные туфли, купленные за гроши в «Уол-Марте»[3], и сунул в рот пластинку «Дабл-баббл»[4].

Сюда, в эту парилку, его загнали исключительно доброта и человеколюбие. Ожидая результатов анализа, который помог бы определить, нуждается ли он в очередном курсе химиотерапии в медицинском центре Университета штата Канзас, Том остановился в доме монсеньера Маккиндри, настоятеля церкви Милосердной Девы Марии. Приход находился в Богом забытом районе Канзас-Сити, в нескольких сотнях миль от Холи-Оукс, штат Айова, где служил Том, и был официально объявлен специальной комиссией мэрии бандитской, криминогенной зоной, где буквально гнездятся преступные элементы. Монсеньор всегда принимал желающих исповедаться по воскресеньям. Но по причине невыносимой жары, почтенного возраста и сломанного кондиционера, а также неожиданно случившегося сбоя в ежедневной рутине – предполагаемой встречи со старинными семинарскими друзьями – на этот раз уклонился от исполнения долга, тем более что Том вызвался его заменить. Правда, он самонадеянно предполагал, что будет сидеть лицом к лицу с кающимися, в комнате с широко открытыми окнами. Оказалось, однако, что Маккиндри уважал требования своих верных прихожан, до сих пор придерживавшихся древних традиций, факт, который Том узнал слишком поздно, уже когда предложил свои услуги и Льюис, церковный служка, проводил его к той печи, в которой предполагалось провести следующие полтора часа.

В благодарность монсеньор одолжил ему маломощный, хилый вентилятор, работавший на батарейках, – пожертвование одного из щедрых прихожан. Размером вентилятор был не больше его ладони. Том направил струю воздуха себе в лицо, прислонился к стене и принялся читать «Холи-Оукс газетт», привезенную с собой в Канзас-Сити. Прежде всего он отыскал любимую страничку светской хроники, просмотрел обычные клубные новости и колонку объявлений – два рождения, три помолвки, одна свадьба – и добрался до самого лакомого кусочка под рубрикой «Городские слухи». Там указывалось количество людей, посетивших приходский центр бинго[5], вместе с именами победителей, выигравших два джекпота в двадцать пять долларов. Приводились интервью со счастливчиками, объяснявшими, что каждый собирается сделать с полученным состоянием. Заметки сопровождались комментариями рабби Дэвида Спирса, который и организовал состязание и теперь пространно расписывал, как все веселились и прекрасно проводили время.

Том давно подозревал, что редактор светской хроники Лайза Хэмбург втайне неравнодушна к рабби Дейву, обаятельному вдовцу, и поэтому уделяет столько места в газете очередному турниру бинго. Беда в том, что рабби талдычил одно и то же в каждом выпуске, и Том не упускал случая его поддеть каждый раз, когда они играли по средам в гольф. И поскольку Дейв обычно разбивал противника в пух и прах, то весьма добродушно относился к издевательствам, хотя неизменно обвинял Тома в том, что он пытается отвлечь его внимание от своей ужасающей игры.

Остальной материал был посвящен рекламе популярных шоу и подробному репертуару. Если новостей на неделе было негусто, Лайза заполняла место кулинарными рецептами.

В Холи-Оукс не было ни тайн, ни секретов. В передовице сообщалось о расширении городской площади и грядущем праздновании столетнего юбилея в Эссампшин-Эбби. Автор не поленился упомянуть о том, как самоотверженно сестра Тома трудится в аббатстве, помогая все подготовить к знаменательной дате. Репортер назвал ее неутомимым и жизнерадостным добровольцем и пустился в детальные описания мероприятий, в которых она собиралась принять участие. В настоящий момент она не только намеревалась рассортировать всю свалку на чердаке для последующей «гаражной распродажи», но и скачать всю информацию старенького компьютера на новый, только что пожертвованный. В немногие свободные минуты она переводила с французского дневники недавно умершего священника, отца Генри Ванкирка.

Том усмехнулся и покачал головой, дочитывая панегирик сестре. Лорен вовсе не горела желанием взваливать на себя весь это груз. Бедняжка просто оказалась у аббатства в самое неподходящее время. Том как раз вышел на крыльцо и засыпал ее блестящими идеями. Врожденное великодушие не позволило ей отказаться.

К тому времени когда Том дочитал «Газетт», его промокший воротничок неприятно прилип к шее. Он отложил газету, в который раз промокнул лоб платком и совсем было решил закрыть исповедальню на четверть часа раньше, но тут же отказался от крамольной мысли. Попробуй он отважиться на такое, и гнев монсеньора неминуем. А ему совсем не улыбалось, после столь тяжелых испытаний выслушивать нотации.

По первым средам каждого третьего месяца, средам, которые он про себя называл пепельными[6], Том приезжал к монсеньору Маккиндри, старому, замшелому, морщинистому ирландцу с кривым носом, сломанным, очевидно, в давней драке. Маккиндри никогда не упускал возможности выжать из гостя за неделю всю возможную помощь. Том трудился с утра до вечера. Маккиндри был ворчливым, угрюмым занудой, но обладал золотым сердцем и сострадательной натурой, хотя сентиментальностью не отличался и твердо верил, что лень – мать всех пороков, особенно когда дом священника так нуждается в покраске. Тяжкий труд, по его словам, излечивает все, даже рак.